У соседей обстановочка тоже стабильностью не блистала — помянутый Перон после свержения отсиживался в Испании, наблюдая, как в Аргентине происходят переворот за переворотом, а страну сотрясает вооруженное противостояние левых и правых.

В Чили было относительно спокойно, но тут Вася помнил, что впереди «Народное единство», президент Альенде и путч генерала Пиночета. В Перу тоже традиционно чередовались военные хунты и демократические правительства, но там через пару лет произойдет левый переворот — об этом студент узнал, изучая как-то раз карту распространения автомата Калашникова по миру и наткнувшись на перуанскую «аномалию». Бразилия два года как лишилась законно избранного президента и ныне существовала под пятой военной диктатуры. Единственным островком стабильности казался Парагвай — в нем как пришел двенадцать лет назад к власти генерал Стресснер, так и не собирался уходить. Почти во всех странах, кроме Чили, режимы человеколюбием не отличались, в диапазоне от мягкого авторитаризма до практически фашизма в том самом Парагвае. Причем и самых настоящих фашистов тут тоже водилось в количестве — после Второй Мировой войны многие нацики сдернули именно в Латинскую Америку, под крыло военно-авторитарных режимов. Эйхмана[22] израильтяне, кажется, в Аргентине поймали…

Выслушав все это и задав десяток вопросов, Вася понял, что геополитически Че Гевара выбрал интересное место — если зажечь Боливию, то полыхнет во все стороны. И американцам мало не покажется, США здесь не любят, активы янки регулярно подвергали национализациям даже правые диктаторы.

На встречные вопросы Исабель Вася осторожно «вспомнил» Карибский кризис, полет Гагарина, появление десятков независимых государств в Африке и войну во Вьетнаме.

— Странно, что ты знаешь такие вещи… Впрочем, не менее странно, что отец Луис дал тебе такую книгу. Ты ведь хорошо умеешь читать, правильно?

— Да, довольно быстро. Наверное, мне бы помогла подшивка газет за год-два, но у меня просто нет столько времени.

— Ничего, пока вы здесь, я буду тебе рассказывать.

Вася переговорил со спутниками и они решили по крайней мере доделать работу. Во всяком случае, их кормили и учительница даже обещала небольшую оплату, так что можно было не торопиться. Каждый день с утра приезжал Сото, чтобы выпустить, по вечерам — лейтенант, чтобы наоборот, запереть их в подсобке. Полдня они работали снаружи, а вторые полдня, когда дети уходили из школы — внутри. При каждом приезде лейтенант настойчиво уговаривал Исабель и каждый раз уезжал в раздражении. Каждый раз после такого тонкая фигура Исабель излучала расстройство, а на ее черных глазах блестели слезы.

Утешал ее Вася песнями — в школе на стене висела старенькая гитара и в первый же день трио перетащило ее в подсобку. Там, за запертой дверью студент вспоминал разученное когда-то в школе, а Катари все вздыхал, что его флейта осталась в участке вместе с книгой падре Луиса и аккомпанировал свистом. Глиняный горшок, в котором приносили на ужин рис или вареные бобы, а также дырявое ведро Искай назначил барабанами. Получился вполне приличный ансамбль, не хватало только маленькой гитары-чаранго, но на ней и так некому играть. На второй день ансамбль уже вполне сносно исполнил A Dios le pido, а на третий — «Песню марриачи», да так, что Исабель потребовала спеть первую для школьников днем, сделав перерыв в работах.

На пятый день Вася не выдержал и утром, когда Исабель уже пришла, а занятия еще не начинались, спросил:

— Почему у вас такие странные отношения?

Учительница вздохнула, гордо вскинула голову, посмотрела на небо, а потом бросилась как в омут:

— Мы дружили с детства и даже были помолвлены. Наши семьи, Кордоба и Пеньярандо связаны много лет, у них совместный бизнес в Ла-Пасе. Семь лет назад Фернандо пошел в военное училище и его как подменили — стал грубый, заносчивый, очки эти… Родители по-прежнему хотели нас поженить, тогда полгода тому назад я ушла из дома, уехала в Комарапу и устроилась в школу.

Исабель вздохнула.

— Наши семьи очень влиятельны, мой прапрадед служил адъютантом у маршала Сукре, прапрадед Фернандо — у самого Боливара[23]… Но это неважно, важно что обе семьи финансировали последний переворот и потому смогли надавить на людей в правительстве. Меня нашли, приезжали сюда уговаривать — как же, такой позор, девушка из высшего общества работает учительницей! Я отказалась и тогда для Фернандо выбили должность начальника полиции, в надежде, что мы помиримся. Но стало только хуже, он почуял власть и безнаказность… Чем дальше, тем больше я его боюсь. Хотя… зачем я это тебе рассказываю? Наверное, мне больше не перед кем выговорится…

От ограды зазвучали звонкие голоса первых школьников, Исабель поспешила открыть класс, а Вася с Искаем и Катари принялись перебирать черепичную крышу. Закончили к вечеру и сидели в быстро падающих сумерках, ожидая, когда их запрут в подсобке.

Лейтенант приехал уже в темноте, бухой и злющий. Из его ругани стала ясна причина раздражения — по пьяни он нашел крылом «Мерседеса» чуть ли не единственный на весь город фонарный столб. И теперь проклинал кретинов-электриков, идиотов-автомобилестроителей, чертовых индейцев, запирать которых он вынужден кататься в школу (то, что он ездил ради Исабель, как-то выпало).

Девушка тоже оказалась в числе виноватых — Фернандо с ходу обвинил ее во вздорном характере и в том, что она не соглашается возобновить помолвку.

— Наверное, тебе не стоит ездить в темноте в зеркальных очках, — сухо ответила учительница.

От столь очевидного указания на его собственный косяк, лейтенант взорвался. Он схватил Исабель за руку и потащил в машину с криками, что хватит ломаться, и что он ее будущий муж. Она упиралась и пыталась вырвать руку, но остервеневший жених дернул ее так, что Исабель не устояла на ногах и упала. Тут уж Вася не выдержал и вклинился:

— Сеньор лейтенант, успокойтесь!

— Пошел прочь, каброн! — зашипел экс-жених, но девушку отпустил и попытался взять Васю за грудки.

— Оставь его в покое, Фернандо! — гневно воскликнула Исабель, отряхивая юбку. — Лучше следи за своим поведением и не позорь семью! Я ухожу, поговорим завтра!

И она, подхватив сумку с учебниками, скрылась за углом, оставив мужчин в растерянности.

Первым очухался полицейский и, покачнувшись, повернулся к Васе со зловещей улыбкой и совершенно безумными глазами:

— Ну все, тебе конец. Чтобы сраный индеец влезал в разговор между мной и моей невестой???

Не будь лейтенант пьян, тут бы все и завершилось, но его попытка достать револьвер неверными руками удалась совсем не сразу. За то время, пока он скреб кобуру, пытаясь ухватить рукоятку пистолета, Вася отчетливо понял, что его, такого замечательно парня из Москвы, студента-этнографа и путешественника во времени, сейчас убьют. И скорее всего, убьют и ребят, а лейтенанту за это ничего не будет.

Вася прикрылся правым плечом и сжался.

Фернандо, с проклятиями наконец отстегнул ремешок-фиксатор, потащил пистолет наружу и поднял голову от непослушной кобуры, чтобы убедиться, что чертов индеец все еще тут.

Правая рука как бы сама резко и сильно пробила ребром ладони по открывшемуся горлу.

Лейтенант издал булькающий звук, рухнул на землю и больше не шевелился.

Потный от адреналина Вася повернул лежащее перед ним тело, проверил пульс и задохнулся от мысли, что убил человека.

Надо срочно бежать. Деревянными пальцами он расстегнул и стащил с упавшего форменную рубашку, подобрал закатившуюся под скамейку фуражку с генеральского размера кокардой и насколько мог твердо приказал спутникам:

— Перенесите тело в багажник.

— Зачем???

— Уедем на автомобиле.

— Нас поймают!!!

— Никто не посмеет остановить начальника полиции, — ответил Вася, натягивая дрожащими руками рубашку.

Вести машину ночью в темных очках удовольствие ниже среднего, спасали только малая скорость и почти нулевое движение в Комарапе — на весь город, небось, полсотни машин и те после заката не ездят. Два раза проскочили на шару — скучавший посреди главного перекрестка постовой полицейский вытянулся и отдал честь «лейтенанту», и уже на выезде из городка им приветственно помахал из своего джипа армейский офицер, проверявший посты.