В конце концов, бумаги сделали на Кубе и курьер привез небольшой пакет в Ла-Пас. Дальше уже пошло проще, через свои контакты Таня закинула президенту мысль о кинопиаре и вскоре ему порекомендовали киносъемочное ателье Моники Эртль.
В Кочабамбу, Глизу, Пуньяту, Сипе-Сипе и другие городки и деревни понемногу стягивали грузовики и джипы, на стройплощадке появились первые рабочие, а «доктор Рафаэль Ортуньо» отправился к алькальду Тараты с бумагами. Роль свою Гильен исполнил на отлично, даже когда мэр принялся вымогать взятку, повернул дело так, что он лучше направит своих рабочих на строительство школы. На том и сошлись, а в диспозиции появился еще один пункт.
Баррьентос приехал в Тарату в середине сентября, когда Вася уже начал нервничать — у президента свой график, и он вполне может сдвинуть дату. Но все прошло даже лучше, чем планировали, из Кочабамбы он полетел в город своего детства на вертолете, взяв с собой Монику и она отсняла лагерь сверху. А потом и снизу, в ходе визита президента, когда ему были представлены боливийские офицеры, американские инструктора во главе с майором Шелтоном и даже немецкий советник Клаус Альтманн.
Ради просмотра кинофильма и фотографий в Кочабамбу отправились Искай, Антонио и Хоакин, причем им больших трудов стоило уговорить Монику не срываться «в партизаны», а делать свое дело в городе. Кроме кроки[92] и разметки по топографической карте они привезли копии фотоснимков. А еще Моника передала, что ее отец, военный оператор Ханс Эртль, заявил что попавший на пленку немецкий советник — точно бывший гестаповец. Но вот ни имени его, ни где он его видел, Ханс так и не вспомнил, но на своем стоял твердо.
— Значит, нам нужно будет взять и этого немца тоже.
— Зачем, chico?
— У меня должок перед русскими, а они очень не любят гестаповцев. Тем более таких, кто удрал в Боливию и живет под чужим именем.
* * *
Буквально за четыре дня до операции, когда весь штаб и все командиры носились, как наскипидаренные, в передовой лагерь прибыл первый секретарь Боливийской компартии Марио Монхе. Чертыхнувись, Гевара оставил дела и вместе с Инти и Васей отправился на встречу.
Лидеры ходили вокруг да около, а Вася, сохраняя на лице индейскую каменную маску, пытался просечь расклады. Монхе возглавлял просоветских коммунистов — те, что были за Пекин, не столь давно отделились в «Новую Компартию» — и всячески старался повернуть дело так, что партия поддержит вооруженную борьбу, но только под своим руководством. После одного из таких пассажей Че хмыкнул и кивнув на касика, поинтересовался у Монхе, поддержат ли его индейцы, составляющие ныне главную силу движения?
А Вася вспомнил, что ему рассказывали в Институте Латинской Америки, где этот самый Монхе доживал после эвакуации из Боливии. Будто Че был больше ориентирован на Мао и Москва всеми силами желала поставить его под контроль, что и пытался исполнить Монхе. А когда это не получилось — сдал Гевару американцам, лишь бы сохранить свое положение. Черт его знает, так это или придумано позднее, но Фидель считал, что несмотря на его личные просьбы, Монхе попросту саботировал действия отряда Че.
2 Октября
В 7:30 прибыл посыльный и сказал, что Монхе уже появился. Я пошел к нему с Инти и Тупаком. Встреча была сердечной, но натянутой, в воздухе как бы висел вопрос: с чем пришел? Его сопровождали Педро и Рикардо, который останется здесь.
Беседа с Монхе началась с общих слов, но затем перешла к сути дела, которое можно свести к трем основным пунктам:
1. Он не откажется от руководства партией и добьется от нее по меньшей мере нейтралитета и возможности черпать из нее кадры для борьбы.
2. Военно-политическое руководство борьбой будет принадлежать ему, пока революция будет разворачиваться в боливийских условиях.
3. Он будет отвечать за отношения с другими южноамериканскими партиями, стараясь убедить их встать на позиции поддержки освободительных движений.
Я ответил, что изложенное в первом пункте касается только его как секретаря партии, хотя я и считаю его позицию двойственной. Она колеблющаяся и приспособленческая и оправдывает перед историей тех, кого надо заклеймить за предательское поведение. Время покажет, что я прав.
Не возражал я и против третьего пункта — Я не против того, чтобы он пытался привести в исполнение и третий пункт, хотя его старания обречены на неудачу.
Что касается второго пункта, то я не мог никоим образом согласиться с ним. Военным руководителем буду я, и я не потерплю никакой двусмысленности в этом. На этом обсуждение зашло в тупик.
Мы дали ему возможность поговорить с боливийскими товарищами, поставив перед ними альтернативу: остаться с нами или поддержать партию. Все решили остаться, и, кажется, это его поразило.
3 октября
Утром, не вступая в спор со мной, Монхе сообщил, что уезжает. Он сказал, что его миссия закончилась. Ушел он с таким видом, будто идет на эшафот. У меня такое ощущение, что, узнав от Инти о моей решимости не уступать в стратегических вопросах, он воспользовался этим для ускорения разрыва, так как его доводы несостоятельны.
— Лучше уж с Пекином, чем с Москвой, — зло подвел итоги переговоров Че после отъезда Монхе.
— Думаешь, китайцы не начнут гнуть под себя? — усмехнулся Вася. — Начнут, точно так же, даже не сомневайся.
— Но они по крайней мере не вставляют нам палки в колеса!
— Ну вот я человек Москвы, я тебе мешаю?
Че засопел, вдруг взялся за грудь, резким движением потер ее, выдохнул и ответил:
— Нет. Ты — нет. Но лучше уж маоисты, чем советские.
— Ну так работай с теми, кто готов работать с тобой. Приведет людей Монхе — отлично, приведет Замора — тоже хорошо. Не надо на этом зацикливаться. А Китай… боюсь, Ухань[93] это первая ласточка. Впереди там такие потрясения, что мало не покажется.
Глава 5
— Смело мы в бой пойдем…
Нечто неуловимое выдавало в гостях разведчиков — то ли слишком внимательные взгляды, то ли знание иностранных языков, так не свойственное обычным американцам, даже работающим за рубежом…
Во всяком случае, мастер-сержант Оливерио Гомес почуял в визитерах своих и поделился наблюдением с сержантом первого класса Чапой.
— Ой, да ладно, Олли, мы же с тобой говорим на двух языках, а ты еще и русский понимаешь!
— Мы с тобой говорим на двух с рождения, а русскому меня учили в Монтеррее[94]. Ставлю свой последний доллар, что эти ребята оттуда же. Во всяком случае, много ты знаешь американцев, которые могут объясниться на кечуа?
Чапа сдвинул кепи на затылок и утер лоб:
— Хм… Но они тут учат языку, агротехнике и прочим полезным штукам.
— Ты сам-то веришь, что дядя Сэм будет просто так платить денежки за то, чтобы индейцы заговорили на английском?
— Возможно, ты прав.
Делегация тем временем выгрузилась из джипов.
— Добрый день, я региональный директор Корпуса МИРА, — сильно выделив последнее слово, представился майору Шелтону главный среди приехавших.
— Приятно познакомится, — майор немного растерялся, впрочем, тут же нашелся. — Я майор Ральф Шелтон из Корпуса ВОЙНЫ.
Дальше последовали бизнес-переговоры, в которых каждая сторона хотела добиться своих целей: директор вымогал армейских медиков для поездок в деревни, лишенные доступа к врачам, а майор тряс корпус на предмет денег на строительство школы. И отбивался тем, что медики и так обслуживают немало местных в Тарате.
— Насколько эффективна ваша помощь?
— Чем дальше, тем больше. Практически у всех те же самые инфекции и кожные заболевания, что и у рейнджеров. Медики набираются опыта, плюс мы получаем мануалы из Панамы.
