— Катари! — гаркнул вниз касик. — Оставь человек двадцать таскать, остальных запри внизу!

За спиной зазвенел телефон:

— Вашингтон.

— Вальпараисо.

— Тупак, телефонная станция полностью под контролем. Рамон штурмует банки и мэрию.

Во дворе партизаны прикладами подгоняли пленных к дверям обширных подвалов, где раньше хранились бочки с вином, а телефон надрывался снова.

— От комендатуры по авеню Чукисака к тебе пробивается порядка сотни полицейских, — голос Габриэля тревожно подрагивал, — там нашелся решительный капитан, собирает недобитков. Они уже у центрального кладбища, минут через двадцать будут у тебя. Держи казарму, я сейчас пришлю помощь.

— Катари! Всех пленных вниз, под замок, живо!

Вася скатился по лестнице, прикидывая на ходу план обороны. Три гектара территории, с плацем, футбольным полем, арсеналом, офицерским собранием, медсанчастью и еще добрым десятком домиков поменьше на пятьдесят его бойцов слишком много. Хотя казармы с трех сторон огибает Кирпинчака, речка-переплюйка с крутыми берегами, густо заросшими колючим кустарником. А с последней стороны — улица между глухими заборами казарм и депо, значит, нужно сосредоточится на перекрестках.

— Второй расчет — в усиление на угол Мендез и Чукисака! Еще один — на мост!

И сразу же заговорил первый пулемет на углу, Вася рванул туда бегом. Полицейский капитан имел не только стальные яйца, но и мозги — он отправил передовой отряд на двух грузовиках, чтобы не тащится пешком. Вот с ними и пошла заруба на углу и второй пулемет оказался там как нельзя более кстати.

Мародеры из пакгаузов с криками кинулись врассыпную и несколько человек неизбежно попали под свистевшие вдоль улицы пули. Полицейские давили, наращивая численность по мере подхода новых групп, но два пулемета — это два пулемета, лишь бы не захлебнулись. Если этот чертов капитан отобьет казармы, то освободит и вооружит две сотни пленных, что поставит крест на партизанском плане захвата города.

Вася стянул к углу всех, кого мог, оставив небольшие заслоны контролировать мост и депо, молясь только продержаться до подхода помощи и чтобы Мойзес со своими грузовиками не попал в замес.

С обеих сторон уже были убитые и по десятку раненых, когда со стороны центра в спину атакующим ударили пулеметы. Огня с двух сторон полицейские не выдержали и уже через минут пять побросали оружие и отправились к своим коллегам в подвалы.

Героями дня стали страшно довольный Хосе и его пулеметные джипы — они положили с ходу человек двадцать и тем самым сломали контратаку. Вася обнял его и вернулся к телефону.

— Где Мойзес?

— Ищем.

Касик с матом бросил трубку. Вот оно надо? Казармы можно было просто отсечь двумя-тремя пулеметными точками, брать их затеяли только ради винтовок для шахтеров. Мойзес даже организовал нечто вроде конференции для активистов, чтобы замотивировать их прибытие в город.

— Вашингтон.

— Вальпараисо.

По голосу в трубке Вася отчетливо представил, как весело жмурится и скалится во весь рот Че — у него явно все прошло хорошо.

— Мы взяли мэрию, полицию, там куча бланков и документов и вытаскиваем последнее из трех банков. А ты еще хотел грабить тот маленький банк в Кочабамбе, chico!

— Песо много не бывает. Где Мойзес?

— А черт его знает! Давай, завершаем по плану и валим.

Мойзеса Гевару притащили все те же ребята Хосе, когда Габриэль сумел вычислить нужный адрес. Шахтерский лидер прятал глаза и мямлил, что его люди отмечают праздник Тела и Крови Христовых и потому все пьяные и никто не может и нет грузовиков и погода не та и с утра холодно и очень сильно стреляли и звезды не сошлись и еще тысячи отговорок. Слушая это блеяние, Вася все больше наливался злостью и, наконец, его прорвало — он орал так, что в кабинете звенели стекла. Восемь убитых только ради того, чтобы соратнички могли нажраться сингани??? От расправы горняка спас Катари, попросту выкинувший пришибленного аккустическим ударом профсоюзника за дверь.

Выплеснув за полминуты все напряжение этого дня, Вася плюхнулся в кресло и закрыл глаза, но тут опять ожил телефон.

— Полковник! С вами будет говорить президент!

— Да хоть черт лысый… — проворчал Вася мимо трубки, из которой немедленно раздался начальственный рык:

— Полковник Арана! Я приказываю отбить город…

— Да кто ты такой, чтобы мне приказывать?

На той стороне провода чуть не лопнули от ярости:

— Я Баррьентос! Твой президент, кретин!

Но Васю уже накрыл отходняк.

— Президент? Да пошел ты в жопу, президент. Не до тебя сейчас.

— Что-о??? Немедленно представьтесь!

— Легко. Команданте Тупак Амару, Революционная Повстанческая армия Боливии.

Трубка взорвалась проклятиями, среди которых касик расслышал «Овандо в отставку! Без пенсии! Шесть! Шесть батальонов рейнджеров!!!» и с грохотом упала на рычаги. Флегматично послушав гудки отбоя, касик на вский случай оглядел трубку еще раз и только потом повесил ее.

Через полчаса, скорректировав план по итогам операции, Че дал общий сигнал на отход. Город обошелся всего в пятнадцать убитых и полсотни раненых. И одного пропавшего — Мамани, которого никто не видел ни убитым, ни раненым.

В кузове, среди мешков и ящиков с добычей, сидел привалившись спиной к кабине Вася и бездумно разглядывал уплывающий вдаль город. На шпилях, башнях и балконах, там, где раньше висел красно-желто-зеленый триколор Боливии, сегодня развевались черные знамена с красным ступенчатым крестом Анд.

Магнитофон выдал в эфир первые такты «Por montañas y praderas»[73] а затем, нарочито раскатывая в микрофон букву «р», заговорил Хорхе, назначенный диктором:

— ¡Escucho la Radio Rebelde![74]

И пошел дальше шпарить по бумажке сегодняшнее сообщение, чтобы побыстрее уступить место трем индейцам — кечуа, аймару и гуарани — с переводом на их языки.

Провода от взятого с боем радиооборудования вились в соседнюю пещерку, ее пришлось завесить двумя одеялами для лучшей звукоизоляции — там фырчал бензогенератор. Вася подумал, что хорошо бы для мобильности смонтировать все в кузове грузовика, ну, или двух, чтобы после окончания передачи быстро переезжать на новое место, а не возиться с погрузкой. Авиация временно бездействует, но надолго ли? Пока сообщения короткие, армия просто не успевает запеленговать и передать координаты летчикам, а они — долететь до места и обнаружить «станцию». Но эфир чем дальше, тем длиннее, рано или поздно радиопередатчик придется прикрывать от авианалетов.

С названием штабная группа возилась два дня — «Радио Анд», «Революционное радио» и даже «Радио национального освобождения» имели своих сторонников, как, впрочем, и противников. Название выбрали после того, как Габриэль заметил, что оно должны быть коротким, звучным и хорошо запоминаться. А на бурные возражения что негоже тырить наименование Radio Rebelde у легендарной радиостанции Фиделя в Сьерра-Маэстре, Че безаппеляционно заявил, что Революционная повстанческая армия Боливии имеет на это безусловное право.

Право это, не считая присутствия самого Гевары, было обретено в бою. Восемь лет, с января 1959 года, когда колонны барбудос вошли в Гавану, не было у многочисленных революционных и партизанских движений, носителей самого верного взгляда на борьбу с угнетением, даже десятой доли такой громкой победы. Еще бы, взять не городок в глуши, а официальную столицу государства!

Оглушительная оплеуха, полученная режимом Баррьентоса, произвела такой эффект, что недели на две стала темой в новостях по всему миру. Радио, газеты и телевидение разделились по предпочтениям — одни верещали про «коммунистических партизан» и требовали немедля выжечь каленым железом, другие глубокомысленно рассуждали о скором крахе империализма, третьи просто хихикали над правительством и президентом.