— Господин барон, наслышан о вас, наслышан, — он узнал Ласси сразу, как только увидел. — Проходите, что же вы в дверях застыли? — Фельдмаршал снял окуляры с глаз и отложил их в сторону. — Совсем уже не могу буквы разглядеть. Хорошо еще Ломоносову не надоело со стеклом да оптикой время от времени баловаться. Вот окуляры мне изготовил. А оправу такую, чтобы за уши цеплялись — это сам император Петр Федорович подсказал. Я считаю, что просто необыкновенно получилось, а вы как думаете? — Виндельфельд никак не думал. Вот именно сейчас ему было глубоко наплевать на очки, и кто их сделал такими вот, цепляющимися за уши. Имело значение лишь то, что Ласси здесь в Бранденбурге, а это означает, что город захвачен. И ведь никто ни сном ни духом. Даже в придорожной таверне, где он в последний раз ночевал, никто не слышал про какие-либо битвы. И, что самое главное, он не имел никакой возможности предупредить своего короля.

— Что вам нужно от меня, господин Ласси? — глухим голосом спросил Виндельфельд.

— Поговорить, — Ласси развел руками и улыбнулся. — У меня, знаете ли, возникает иной раз потребность поболтать по-стариковски. А если еще и умный собеседник отыщется... Иван, не стой в дверях, проходи. Сразу с двумя молодыми людьми разговаривать куда как интересно.

— И о чем вы хотите со мной поговорить? — барон нахмурился.

— О совершенно разных вещах. Например, где сейчас находится ваш господин, король Фридрих я в общих чертах знаю. Об этом все знают, потому что он не скрывается. А вот о численности армии, что находится с ним, знаю очень немногие, но, так уж получилось, что вы входите в их число. Удовлетворите любопытство старика, расскажите мне про знаменитую прусскую армию. — И Ласси снова улыбнулся, но на этот раз в его глазах сверкнул стальной отблеск.

Румянцев нашел меня в картиной галерее перед портретом Петра Первого. Я смотрел на своего знаменитого деда и пытался найти хоть какое-то сходство. Но, сколько бы я на него не смотрел, ничего общего между нами никак не находилось.

— Мы с ним не похожи, — заявил я, даже не повернувшись к Румянцеву. — А ты что скажешь?

— Я не могу судить, Петр Федорович, — Петька подошел совсем близко и встал рядом со мной. — Но, по-моему, нос и подбородок похожи. И разрез глаз, да, определенно, если бы у вас глаза были карие, то, я бы сказал, что точно похожи. Мы постояли еще некоторое время, разглядывая портрет, а затем Петька добавил. — Полки выдвинулись. Завтра утром и мы с Иваном Максимовичем двинем к Амстердаму.

— Это хорошо, — ответил я рассеянно. — Дай бог, Криббе продержится до вашего прихода.

— Еще раз объясните мне, Петр Федорович, — что мы должны будем делать? — Петька потер лоб. Он еще ни разу не получал настолько сложное и ответственное задание. Даже то, которое он выполнял в Магдебурге, по его собственному мнению, он едва не завалил. Хорошо хоть, что закончилось все относительно нормально. Да и с женой у него вроде бы хорошие отношения. Не всем так везет. Мне вот повезло, ему повезло, а остальным — как-то не очень. — Мы должны будем усмирить толпу? Прекратить беспорядки?

— Да, и это тоже, но не сразу. Ваша первоначальная задача — защита Криббе и бывшую штаб-квартиру Ост-Индийской компании. Что касается разгона бунтов и призыв к ответу главарей, то это не наше дело. Мы, как абсолютно добропорядочные люди, в дела других стран не лезем, — я усмехнулся.

— Да, но... — Петька снова потер лоб. — Зачем тогда в Голландию практически целая армия направляется?

— Криббе очень нуждается в защите, очень. Там вообще собрались такие беззащитные овечки, что и армии будет мало, чтобы их защитить, — я снова повернулся к портрету Петра. Ты так яростно и страстно пытался натянуть на Россию голландские тряпки, что до конца жизни так и не понял — они не подходят, ни по размеру, ни по фасону, да и стиль не тот. А еще ты искренне любил Голландию, пардон, Нидерланды, и никогда не устроил бы там такого побоища. А вот я — дитя своего времени отлично знаю, что все «народные» восстания не начинаются на пустом месте. На пустом месте, когда терпеть уже сил нет, они могут вон, как с Москве молчаливую стачку устроить, но никак не пойти громить города. Для этого всегда нужно управление, желательно извне, которое почву подготовит, всех, кого надо по своим местам расставит, и подкупит остальных. Я все это сделал через доверенных людей, того же Гюнтера, еще в то время, когда за компанию бился. Оставалось только поджечь фитиль. Главное, сделать это вовремя.

— Петр Федорович, объясните уже своему тупому слуге все как есть, — взмолился Петька.

— Ох, Румянцев, — я покачал головой. — А ведь не хотел я тебя в подобные игрища втягивать. Но, после того, что ты в Магдебурге вытворял, стало мне понятно, что тип ты тот еще. И чистым, и безгрешным вряд ли жизнь проживешь, тебе твоя внутренняя суть не позволит. Как ты думаешь, власти побегут к тебе с просьбой о помощи?

— Конечно побегут, — Петька пожал плечами. — Раньше они могли на помощь Пруссии рассчитывать, да Австрии, только вот им сейчас не до Голландии, между собой бы разобраться. Особенно, это Пруссии касается, Фридрих-то до сих пор столицу не вернул себе. К англичанам обратиться? Ну, это даже не смешно. А с Францией у них совсем недавно стычка закончилась. Остаемся только мы. Особенно, когда целая армия будет, хм, Ост-Индийскую компанию, да посольство охранять.

— Верно мыслишь, Петя, верно, — я внимательно смотрел на него, пытаясь увидеть сильное волнение. Нет, ничего подобного не было, только непонимание общего смысла поездки. — Они прибегут, но ты им откажешь. Они взятку притащат. Притащат-притащат, даже не морщись. Они протестанты, для них деньги — вот главный царь и бог, и других по своему подобию мерить пытаются. Так что взятку они тебе притащат, а ты с большой неохотой, но пошлешь их на хер. Это недалеко, дорогу сами найдут. Там сейчас горячо, как в аду на сковородке. Они потом снова придут, когда у них уже парики будут подгорать, и прямо спросят, что тебе надо, чтобы ты слегка так расширил охраняемую зону. Ну, мало ли, вдруг послу срочно нужно будет Зеландию посетить, а там тоже беспорядки, да еще и доехать туда надобно. Вот тогда ты с неохотой скажешь, что рад бы помочь таким честным и отзывчивым людям, но от государя по шее получишь, ежели тот узнает о подобном самоуправстве. Так как нельзя вам лезть в дела чужих государств. Вот ежели бы Голландия, тьфу ты, Нидерланды, имели внешнее управление из Российской империи, ну, на худой конец, из Гольштинского герцогства, как австрийская часть имеет внешнее управление из Австрии, вот тогда можно будет разговаривать, тогда бы император, возможно, и помог бы им с бунтами.

— Не согласятся, — уверенно покачал головой Петька.

— Согласятся, — я усмехнулся. — Еще и торговаться начнут, чтобы места в правительстве сохранить. Им терять-то нечего. Они скоро не просто свои места, они головы потеряют. И это не шутка. При любых революциях, революционеры всегда показательно казнят предыдущую власть. Вспомни Кромвеля и несчастного Карла. А французская Фронда? Людовику тогда чудом удалось спастись. Сценарий этой драмы всегда и везде одинаков. Он придуман давно и не нами. Мы только им пользуемся и пожинаем плоды. Да что далеко ходить, не так давно у нас Смутное время закончилось. Так что в итоге голландцы прогнутся, особенно, если кого-нибудь из их Совета, или как там у них законодательный орган называется, парочку депутатов повесят, или еще как жизни лишат, это уж на что фантазии у бунтовщиков хватит.

— Вы иногда говорите страшные вещи, Петр Федорович, — Петька передернулся.

— Что же в них страшного? — я даже удивился. — Если бы в свое время я не подсуетился и не создал обновленную Тайную канцелярию, то, меня, скорее всего, вот тут сейчас не было. Заговор Бестужева бы удался и к коронации готовился бы Пашка, точнее Мария Алексеевна, как регент малолетнего императора. Сохранили бы мне при этом раскладе жизнь? Очень маловероятно. Так что, то, о чем я говорю, всего лишь правда жизни. И вообще, не наша же вина в том, что у них там чернь взбунтовалась, — я развел руками. — Надо было лучше следить за волнениями, которые в стране происходят, ты же понимаешь, что такие вещи просто так не происходят, и не за один день вспыхивает эта бочка с порохом.