– Только не идите на поводу у моих глупых мечтаний, ваше высочество, – в теплых карих глазах промелькнул испуг, да что же ты всего боишься? Похоже, что эту принцессу слишком часто били по рукам, за ненужную инициативу, и теперь она всеми силами пытается подавить свои порывы.

– А я и не иду. Я не слепой и прекрасно вижу, что здесь все построено так, что иного предназначения данному крылу сложно придумать. Просто я здесь впервые, как-то не было необходимости заглядывать сюда, – я вообще не горел желанием это делать до инцидента с картинной галереей. Думал, что снесу все к чертовой бабушке, что бы здесь раньше не располагалось, а потом начну отделывать уже пустую коробку на свой вкус. Но жизнь в очередной раз показала, что нельзя недооценивать мелочи, и, прежде чем переть напролом, необходимо разобраться во всех нюансах.

– Ваше высочество, прошу прощения, что перебиваю, но лучше будет, если ее высочество сейчас вернутся к своему поезду и отправится во дворец, – меня перебил хмурый Олсуфьев. Пару секунд я молча смотрел на него, затем нехотя кивнул.

– Ты прав. Мария, вам лучше последовать совету Адама Васильевича. Думаю, что будет даже лучше, если вы приедете раньше, чем я вернусь во дворец.

– Боже, о чем я только думала, – Мария приложила тыльную сторону ладони ко лбу. – Вы правы, ваше высочество, мне лучше удалиться. Гертруда, идем уже, не стоит задерживать его высочество, – она присела в реверансе и выпорхнула из оранжереи, даже не дав мне попрощаться. Служанка бросилась за своей госпожой, бросив при этом на меня заинтересованный взгляд. Да уж, похоже, это моя судьба, вызывать интерес у служанок и маньячек с сомнительными пристрастиями. Посмотрев на покосившуюся дверь, я подошел к ней и несильно стукнулся лбом о все еще твердое дерево.

– Господи, какой же идиот, веду себя как сопливый мальчишка, – выпрямившись, поймал недоуменный взгляд Олсуфьева. – Я уже успел отличиться, пока ездил в Киль, – криво улыбнувшись, потер ушибленный лоб. Все-таки ударился я несколько сильнее, чем рассчитывал. – Там у меня была любовница, которая уже долгое время сходила с ума, но меня никто об этом не предупредил. В итоге, она пыталась меня убить, но я ее опередил. И не делай такое лицо, словно я тебе поведал тайны мироздания. Скандал был знатный, странно, что до России до сих пор отголоски не дошли. При желании узнать подробности может каждый. – Олсуфьев продолжал смотреть на меня глазами полярной совы. – Адам Васильевич, я не невинное дитя, я герцог и наследник престола Российской империи. Поверь, имея такие данные, сложно оставаться белым и пушистым. К тому же у меня наследственность плохая. Петр Великий, мой дед, был настолько далек от права называться святым, насколько это вообще возможно, а кровь, как ты знаешь, не водица. Тем удивительнее то, что я теряюсь в присутствии этой пигалицы, которая меня на голову ниже, хотя я далеко не гренадер.

– Это-то как раз не слишком удивительно, – наконец, Олсуфьев отмер и быстро заговорил. – Но мне не слишком нравится вся эта ситуация с изменением маршрута следования, навязывания прусским королем принцессе польской сопровождения. Странно все это, и не слишком понятно.

– Что-то происходит, что-то, в чем основное место занимает именно Пруссия. Но я не слишком понимаю, какую роль при этом отводят России.

– Готовится большая война? – высказал предположение Олсуфьев.

– С Пруссией? – я хмыкнул. – Нет, Фридрих пока не потянет. И основное слово здесь «пока». Если только в союзе с кем-то. Но, опять-таки, против России? А зачем? У него здесь нет никаких интересов.

– Если только нас не хотят втянуть в ненужную нам войну, – Олсуфьев поморщился.

– Конечно, хотят, – я пожал плечами и принялся застегивать расстегнутый плащ. – Всегда хотели, так что сейчас вряд ли что-то могло измениться. Но гадать мы можем до бесконечности, а можем кое-кого прижать к стенке и выпытать подробности того, где одна семейная пара так долго ехала, что умудрилась отстать от меня почти на две недели. Хоть я и уехал вперед, но сомневаюсь, что отставание могло быть таким критическим. Если только у них падеж лошадей не случился, и они не вынуждены были покупать новых.

– О ком вы говорите, ваше высочество? – Олсуфьев невольно нахмурился, пытаясь понять, о ком вообще может идти речь.

– Неважно, – я похлопал его по плечу. – Главное, что мне есть кому задать пару вопросов, – и я быстрым шагом направился к выходу.

Вот только уехать у меня быстро не получилось. В холле, из которого уже убрали весь мусор и который ждал, когда же мастера приступят к отделке, появилось новое действующее лицо, довольно прилично одетый, бородатый, что было немного непривычно видеть, мужик, который нетерпеливо мерил шагами расстояние от одной колонны до другой, время от времени бросая быстрые взгляды в сторону западного крыла, куда я уходил изначально. Он явно кого-то ждал, проявляя при этом заметное нетерпение. За ним наблюдал, подперев спиной одну из колонн, Федотов. Если бы у него в руках был зажат кулек с семками, то образ был бы полный. А так, чувствовалась какая-то незавершенность в его ленивом наблюдении за метаниями мужика. Когда я подошел поближе, то мужик не обратил на меня внимания, просто скользнул взглядом и развернулся, чтобы продолжить свой забег. Я недоуменно пожал плечами и двинулся мимо него к выходу. За мной почти бежал Олсуфьев, а Федотов, оторвался от колонны и сделал шаг в мою сторону, закрывая при этом от нервного мужика. Вот тут-то мужик понял, что я не просто так мимо пробегал, а именно тот, кто ему, по всей видимости нужен.

– Ваше высочество, Петр Федорович, прости, Христа ради, что не признал, – он попытался ломануться ко мне, но на его пути все также стоял Федотов, который весьма демонстративно положил руку на эфес шпаги, и сделал шаг в его сторону. Мужик намек понял и остановился. Я, как бы не спешил, но вынужден был затормозить, разглядывая бородача.

– И ты меня прости, добрый человек, но я совсем тебя не признаю, – наконец, сказал я. – Ты кто?

– Я-то? – мужик несколько раз хлопнул глазами. – Кузьма Матвеев, управляющий стеклодувной мануфактуры Эльмзеля, – он замолчал, а затем снова зачастил. – Бывшей мануфактуры Эльмзеля, конечно же. Сейчас это казенная мануфактура.

– И? Какое отношение я имею к стекольной мануфактуре, будь она казенная или Эльмзеля? У меня своя в наличии имеется, – я нетерпеливо стукнул перчаткой по ладони. – К тому же, насколько я знаю, мануфактура Эльмзеля, бывшая, разумеется, специализируется на изготовление в основном бокалом и ваз. Вы делаете настоящие произведения искусства, у вас прекрасные граверы и художники заняты в производстве. Я же делаю востребованную, но недорогую продукцию: бутылки, стекла для окон, цветные стекла для витражей.

– Да, вот именно, – мужик потер лоб, а потом плюхнулся передо мной на колени. – Ваше высочество, Петр Федорович, выслушайте меня. Не за себя прошу, за мастеров. Руки же у них золотые. Трое так вообще за границу по велению еще Анна Иоанновны ездили, дабы искусству росписи бокалов учиться у иноземных мастеров.

– Это все просто чудесно, но я не совсем понимаю…

– Наши бокалы делаются долго. Над каждым работает несколько мастеров. И они чрезвычайно дороги, ваше высочество.

– Это понятно, – я махнул рукой. – Да встань уже. – Матвеев быстро поднялся на ноги.

– Мало, кто может позволить себе купить такой бокальчик, что вышел из мануфактуры. Мы почти что только Императорский двор и снабжаем, по мере сил. Но это не приносит прибыли, и мастера едва концы с концами сводят. Неправильно это, ваше высочество.

– Неправильно, – эхом повторил я, в принципе, соглашаясь с его словами. – И чего же ты все-таки хочешь от меня?

– Я подал прошение ее величеству, государыне Елизавете Петровне, но до сих пор не получил ответа. Не нужно меня упрекать в дурости, ваше высочество, – он замахал руками. – Я прекрасно понимаю, что ее величество понятия не имеет, что я вообще существую. Но ее советники, видимо, посчитали мою просьбу чрезмерно дерзкой, или же наоборот ничтожной… в общем, я увидел, что вы сюда выехали и поспешил за вами, чтобы попробовать хоть так просьбу донести. Быть может вас она заинтересует, и вы расскажите ее величеству.