– Хорошо, – Гюнтер не горел желанием допрашивать этих придурков, но куда деваться, придется. – Вы присоединитесь к нам, ваше высочество? – Дознания проводились здесь в подвалах замка, или дворца, как его упорно продолжали называть местные. Да и тюрьма для не совсем отмороженных, а то и благородных преступников располагалась там же в подвале, и пыточная была рядышком, так, на всякий случай. И даже палач штатный имелся, потому что не каждый дознаватель сумеет сам собственноручно провести допрос с пристрастием, на это нужно особый талант иметь. А так как адвокат растратчикам не полагался, то необходимо было просто выбить признание и выслушать рекомендации судьи по приговору. Вот, собственно, и все делопроизводство. И доказательства вины в данном случае нужны были прежде всего мне, чтобы не слишком зарвавшегося человека на виселицу не отправить, ведь он еще и послужить может, и даже весьма полезным может стать.

– Я постараюсь, – решение было тяжелым, все-таки пытки – это не мое, а без них иной раз не обойтись. Но и не присутствовать пусть даже на части дознаний я не могу, потому что это моя ответственность, и ни с кем другим я не имею права ее делить. – Только с фрау Мартой попрощаюсь.

– А вот это правильно, – Криббе поднялся и направился к двери. – Пойду приготовлюсь. Первый допрос очень важен и задает тон последующим.

Всего четверо членов городского совета тиснули шестьдесят тысяч двести восемьдесят талеров. И все бы ничего, вот только эти деньги должны были пойти на нужды города, но не пошли, осев в карманах предприимчивых чиновников и мне просто необходимо было публично наказать их, чтобы меня начали воспринимать всерьез.

Дом Олафов находился недалеко от ратуши. На этот раз я не крался на свидание под покровом ночи, а ехал в этот дом днем, практически с официальным визитом, и меня сопровождали двое гвардейцев и Петька Румянцев, сунувший мне уже во дворе бархатный мешочек с какой-то драгоценной цацкой. Я даже не открыл его, мне было все равно, какую именно драгоценность он купил. Судя по звяканью, это было не кольцо, что меня вполне устраивало.

Когда наш небольшой отряд ехал по улицам Киля, я частенько ловил на себе любопытные взгляды прохожих, но злобных или недовольных среди них вроде бы не было. Вообще арест аж четверых членов городского совета прошел в спокойной, я бы сказал дружеской обстановке. Похоже, что жителям было просто плевать на какие-либо перестановки в правящей верхушке. Им стало бы не все равно, если бы эти изменения каким-то образом коснулись их самих и привычного им уклада жизни, а пока этого не происходит, то вообще похеру, чем там паны занимаются.

У дома герра Олафа не было тихо, никто не ломился в двери по чрезвычайно важному делу, коновязь была пуста. Новости в Киле распространялись с космической скоростью, во всяком случае потенциальные посетители были прекрасно осведомлены, что дом стал радиоактивным, и не спешили к нему, боясь привлечь ненужное внимание властей. Оставив гвардейцев на улице с лошадьми, мы с Румянцевым вошли в дом. В холле нас встретила бледная перепуганная служанка, которая, сделав книксен, затравлено переводила взгляд с меня на Петьку и обратно.

– Кто там, Ханна? – сверху раздался резкий голос Марты. Она явно не ждала гостей и пребывала в некоторой растерянности.

– Его высочество с господином графом, фрау, – пролепетала девушка.

– Так что же ты дорогих гостей держишь внизу, негодная девчонка? – на вершине довольно высокой лестницы, ведущей на второй этаж прямо из холла, появилась Марта.

Как всегда прекрасная, но вот вдовий наряд она надела определенно рановато. Я еще не решил, что делать с расхитителями герцогской собственности, поэтому эта попытка манипуляции сознанием посторонних и дешевая театральность выглядела как минимум глупо и вульгарно. Глядя на женщину внизу вверх, я внезапно задал себе вопрос: а что собственно меня так привлекло в ней, кроме возможности жаркого перепиха? Но я и в той жизни особой разборчивостью не отличался, так что на первый раз простительно. Только вот, похоже, что больше у меня любовниц, которые ниже меня по происхождению, не будет, спасибо тебе, Марта, за то, что повысила мою собственную самооценку и воспитала разборчивость.

– Что же вы стоите внизу, проходите, ваше высочество, вы всегда желанный гость в моем доме, – она протянула ко мне руки, до этого прижатые у груди. На Румянцева Марта не смотрела.

– Вы позволите, поговорить с вами наедине, фрау Олаф, – я проигнорировал ее немой призыв послать Петьку подальше. – Думаю, что кабинет вашего мужа вполне подойдет для нашего разговора, – кабинет находился как раз-таки на первом этаже, и дверь его выходила как раз в холл.

Олаф сделал подобную планировку еще и для того, чтобы посетители не топтали драгоценные ковры своими грязными сапогами и не проходили дальше прихожей. Я бывал в этом кабинете, и вовсе не с фрау, все-таки есть предел сексуальных безумств, которые мы итак позволяли себе в избытке, особенно, учитывая, что за стенкой, буквально в пяти метрах от наших игрищ, храпел вполне законный муж чересчур развратной фрау. А Марта в постели была действительно вообще без тормозов, даже на мой далеко не пуританский взгляд. Так что в кабинете я бывал, навещая ее муженька, чтобы попытаться выяснить, где деньги на кормильню и на чистку сточных канав. Миром тогда договориться не удалось, клиент упорствовал, точнее, смотрел на меня, нагло усмехаясь, как бы намекая, что молокососа вроде меня ни в хер не ставит, и прекрасно знает, что этот молокосос спит с его женой, что вроде бы дает ему какие-то преимущества. Но, нет, никаких преимуществ данный факт ему не давал, и я отдал приказ об аресте еще до того, как Румянцев притащил мне весьма интересную информацию, довольно пикантного содержимого.

– Ну, зачем же кабинет, ваше высочество, ведь гостиная куда…

– В кабинет, – жестко прервал я ее, указывая рукой на дверь. – Я жду, фрау Олаф. – Служанка смотрела теперь удивленно, то, чем мы занимались с ее хозяйкой, секретом для слуг явно не было, поэтому мой тон сейчас и вызвал у нее удивление. Марта же только слегка наклонила голову набок, словно повторив зеркально мой неосознанный жест, который я никак не мог контролировать, особенно, когда пребывал в волнение. По ее губам скользнула улыбка, и, подобрав подол черной юбки, она принялась спускаться по лестнице, не сводя при этом с меня взгляда, от которого становилось не по себе. – Мой адъютант останется здесь в холле, – Румянцев глянул в мою сторону, но ничего не сказал. Адъютантом он стал вот только что, и не похоже, что ему это не понравилось.

В кабинете, как только дверь за нами закрылась, Марта развернулась и повисла у меня на шее.

– О, мой дорогой мальчик, ты решил изобразить из себя грозного герцога, пришедшего в мой дом, чтобы как следует наказать твою провинившуюся подданную? – Подняв руки, я с трудом избавился от ее хватки, с трудом удержавшись от того, чтобы не оттолкнуть Марту. Просто отошел в сторону, разглядывая ее с удивлением, словно впервые увидел.

– Нет, фрау, я не изображаю из себя грозного герцога, я и есть герцог Гольштейн-Готторпский, если вы все еще помните об этом маленьком нюансе. И наказывать вас буду не я, а суд, если сочтет вас в чем-то виновной.

– Боже, как официально, – она тряхнула головой, позволяя нескольким темным локонам выбиться из прически. – Но, как ни странно, безумно соблазнительно. У меня прямо кровь закипает, когда я вижу тебя таким.

– Фрау Олаф, Марта, собственно о закипающей крови я пришел поговорить. Думаю, нам лучше прервать всякие сношения. Их вид переходит всякие границы, к тому же, я вынужден был арестовать вашего мужа, не зря же вы надели траур. И на фоне нашей связи этот арест может вызвать кривотолки как у жителей герцогства, так и у судьи, да и у дознавателей, в том числе.

– Мне нет дела до жителей этого убогого городка, как и до всех остальных перечисленных вами, ваше высочество, – Марта побледнела, а ее губы сжались в тонкую полоску. – Назовите истинную причину вашего столь неожиданного решения.