Румберг вернулся довольно быстро, волоча за шиворот довольно бледного Бастиана, в руках которого была скрипка. Вид у обоих был довольно потрепанный, видимо, наш скрипач сильно не хотел идти сюда, но пришлось подчиниться грубой силе, которой Румберг не преминул воспользоваться, чтобы выполнить мое поручение в полной мере.

– Вам повезло, ваше высочество, – хмыкнул Ботта, указывая на Румберга. – Очень сложно в наше время найти столь преданного слугу.

– Да, вы правы, господин посол, невероятно сложно. Я бы даже сказал, что это практически невозможно сделать, – я смотрел на Румберга и мне стало почему-то тошно. Как же хорошо я жил когда-то: все было легко и просто, никаких тебе интриг, никаких заговоров, разве что забег по бабам, да еще и в надежде, что они никогда не узнают о существовании друг друга. А вот надо же, сейчас тошнит и от себя того, и от теперешней ситуации в целом. Чем-то они, эти ситуации были похожи, а может быть я просто их так воспринимаю. Мотнув головой, прогоняя неуместные сейчас мысли я повернулся к австрийцу.

– Ну вот, господин Ботта, музыкой нас сейчас обеспечат. Вы только скажите, какой танец мы будем разучивать?

– Менуэт, разумеется, – Ботта покосился на юную фрейлину, единственную девушку на этом своеобразном уроке. – Бал будет открывать менуэт, и вы, ваше высочество, вместе с ее величеством будете первой парой и некоторое время единственной, лишь спустя некоторое время к вам присоединятся другие гости. Ее величество прекрасно танцует менуэт, я редко видел такую грацию, такую плавность и одновременно точность движений. От партнера ее величества будет требоваться ей соответствовать и не приведи Господь не сбиться с такта.

– Конечно, особенно меня будет угнетать, если я все-таки собьюсь, – я устал улыбаться, и уже даже не пытался выглядеть приветливым. Пускай думает, что это я нервничаю из-за того, что несоответствую тетушке, которую с самого раннего детства только и делали, что этому проклятому менуэту учили. Правда, если я все-таки сумею договориться с портным и эпатирую публику, явившись в чем-нибудь не настолько громоздком, как мой праздничный камзол, то у меня резко появится определенное преимущество перед другими представителями мужского пола, хотя бы из-за того, что я более свободно двигаться смогу. Самое главное, что любые выходки я пока могу списать на возраст, и почему бы не воспользоваться этим для продвижения некоторых своих идей? – Бастиан, долго ты будешь стоять как столб? Давай, играй уже! Ты же слышал, что господин Ботта сказал, первым танцем пойдет менуэт…

Дальнейшее сложно было предугадать. Если честно, я даже не думал, что может произойти нечто подобное, поэтому не сумел вовремя среагировать.

Бастиан все это время смотрел на меня затравленным взглядом, и не успел я договорить, как егерь швырнул скрипку прямо в меня и бросился бежать к выходу из зала. Я легко увернулся от летящего в меня музыкального инструмента, глядя в спину убегающего Бастиана с изумлением. Он что совсем идиот? Куда, интересно, собрался, если с той стороны дверей стоят гвардейцы, которых тетя все-таки прислала. Правда не полк, но полноценную роту – это точно. Но до дверей Бастиан даже не добежал, потому что из-за колонны вышел Криббе и ловко поставил бегущему егерю подножку. Нелепо взмахнув руками, стараясь удержать равновесие, Бастиан рухнул на пол.

– Ты что же, Бастиан, совсем с ума сошел? Что это за представление? – я шагнул к нему, но егерь, которому Криббе не давал подняться с пола, завернул голову и прошипел.

– Я не знаю, что случилось в Берлине, но, когда вы вернулись с музыкального вечера его величества Фридриха, вы изменили всем своим надеждам и чаяниям. Вы выгнали истинных немцев из своего окружения, ваше высочество, и больше не хотели даже слышать о короле Фридрихе, а ведь еще накануне он был вашим героем!

– И поэтому ты решил меня предать? – смотрел на него сверху вниз. – Только потому что я перестал восхищаться этим извращенным гномом? Уволь меня от этого, и считай, что я просто прозрел. – Я говорил медленно и пафосно, думая про себя, что этот идиот сейчас все испортит.

– Ваше высочество, что происходит? – Ботта задал вопрос, и я был вынужден обернуться в его сторону. И вот что отвечать? У меня, почему-то не был заготовлен ответ на этот случай, почему-то я считал Бастиана более выдержанным.

– Да ничего особенного, господин посол, просто егерь Бастиан внезапно разочаровался во мне, как я разочаровался в свое время ф короле Фридрихе, только и всего.

– А вы разочаровались во Фридрихе? – Ботта искренне удивился. Видимо, герцог был очень плотно подсажен на обожание своего кумира, и это обожание постоянно подогревалось уже здесь в России. Интересно, какую роль в культивировании такой болезненной и нелепой любви герцога к королю, который его ни в хер не ставил, играл сам Ботта? Хотя, нет, не интересно, потому что это уже не актуально.

– А какое это имеет значение, господин посол? – я слегка наклонил голову. Жест был не мой, он принадлежал герцогу. Судя по тому, что почти на всех портретах его знаменитый дед слегка наклонял голову набок, это было их семейной фишкой, с которой я бороться не собирался, все-таки мой титул Внука Петра Великого должен быть хоть чем-то обеспечен.

– Я вас не понимаю, ваше высочество, – Ботта попятился. Он был умной и расчетливой тварью и просто пятой точкой чувствовал, что происходит что-то не то, что-то, что может поставить его жизнь и свободу под сомнения.

– Да все вы прекрасно понимаете, господин посол. – Дверь, которую я просто гипнотизировал последний час, распахнулась, застав меня вздохнуть с облегчением. – Кстати, если все-таки действительно не понимаете, то Василий Иванович вам все сейчас очень подробно объяснит. Вот только, отправляя письмо Фридриху, в котором говорите о том, что сделаете все возможное, чтобы вернуть на трон Анну и Ивана, вам было плевать на то, что вы под удар и меня подставляете и что я могу в итоге лишиться того хрупкого доверия, которое сложилось у меня с ее величеством. – Я отвернулся от него и обратился к Суворову, вошедшему в зал во главе с пятеркой гвардейцев. – Ну что, Василий Иванович, нашли доказательства?

– Нашел, – Суворов продемонстрировал мне шкатулку. – Это насколько же надо быть самоуверенным, господин Ботта, чтобы не уничтожить компрометирующие вас письма, а хранить их в этой шкатулке?

– Значит, мне не показалось, и по залу действительно слонялся тот самый вор, которого мне показывал Чернышевский, – пробормотал австриец.

– Вы ведь очень умны, господин Ботта, – теперь я смотрел на него брезгливо. – И вы совершили лишь одну ошибку – вы хотели спрятаться от возможных длинных ушей и отправились в притон, чтобы поговорить с графом Чернышевским, вашим гонцом к Фридриху, который очень сильно заинтересован в том, чтобы вернуть на престол малолетнего Ивана. Я ведь всегда был всего лишь запасным вариантом, не так ли? Или же, если ваша авантюра увенчалась успехом, меня ждала бы Швеция, полностью лояльная вашему патрону?

– В этом притоне кто-то был? Кто-то узнал нас? – Ботта все еще продолжал стоять, кривя рожу, не понимая, что на этот раз вляпался по самые гланды, и что ему очень сильно повезет, если Елизавета в честь коронации, когда она обязана быть доброй, просто выпрет его из страны с полным запретом на возвращение.

– Да, узнал, – я хмыкнул. – Вас узнал хозяин притона, Ванька-Каин, который работает на Сыскную экспедицию в качестве доносчика. Ну откуда вам было знать такие подробности, правда? Зато их знал Чернышевский, но опять же, как вы могли предположить, что жечь архив граф наймет Турка, подкупив до этого Бастиана, которые всего лишь частично справились со своим заданием: архив уничтожен, кроме всего-то пары бумаг, в которых, вот же совпадение, как раз и описывается тот самый донос, в котором Ванька весьма красочно расписал ваше посещение его заведения. Никто из воров запираться, выгораживая вас, господин посол, в жизни не будет. Турок выложил все, как на духу, даже палача не пришлось тревожить, правда, он немецкого языка не знает, вот и пришлось вас сюда вызывать, чтобы он в качестве отработки ущерба украл у вас ключи, в том числе и от этой шкатулки, которую Суворов в руках держит, и которую он сумел изъять в качестве доказательства всего того, что я вам только что наговорил.