– Бороду сбрить, патлы подстричь, зубы почистить! – распорядился я.– Красную рубаху, так и быть, оставь, а вот портки смени на джинсы, а сапоги – на кроссовки.

– Каки таки жинсы?! – обиделся Соловей.– Тыщи лет так хожу. У меня же этот, как его, Капитолина?

– Имиж! – подсказала знающая ведьма.

– Ты в ящик посмотри – там каких только нет! Бороду я укорочу – это нам раз плюнуть. А зубы не буду чистить и за тысячу долларов!

– А за полторы?

Сошлись на двух. Оно, конечно, какое мне вроде бы дело до Соловьевых зубов? Но ведь это черт знает что, а не зубы... Соловей деньги взял, но зубы чистить, разумеется, не стал, а цыкнул, гикнул, и они у него заблестели белее белого. Прямо жемчуг, а не зубы. Бороду он сократил до пристойных размеров, тоже не прибегая к радикальным мерам, то есть к ножницам, а исключительно с помощью заклятий. Надо признать, что кое-какими навыками в магии Соловей владел, но его искусства не хватало, чтобы увеличить рост хотя бы на вершок. А Соловей был росту невеликого – ну, может, метра полтора от силы. Так что подлетевший к дому ясным соколом Василий был совершенно прав, когда, оглядев выкатившееся из подъезда чудо-юдо, ошарашенно спросил:

– А это еще что за чучело?

– Соловьев Степан Степанович,– поспешил я представить нового агента агенту старому.– В своем деле большой артист.

Василий, похоже, усомнился в артистических способностях Соловья-разбойника. А между прочим, зря: по части свиста Разбойнику на Земле равных нет. Другое дело, что охотников его слушать нет и не предвидится. Но если говорить о квалификации, то Соловей, конечно, был на голову выше тех мелких магов, которые заполнили здешние телевизионные каналы. Уж можете мне поверить: за те тридцать шесть часов, что провел у телевизора, я на них насмотрелся. Уровень их магического воздействия настолько убог, что рядом с ними Соловей смотрелся гигантом – не говоря уж о таких искусницах, как сирены. Мне доводилось слышать их пение на Калисте– это, доложу я вам, праздник души!.. Если бы меня предварительно не привязали к креслу, что, естественно, проделывается со всеми зрителями, то я воспарил бы в небеса не только душою, но и телом.

Соловей садился в «мерс» с большой опаской. По его мнению, железная тележка пахла нерусским духом, которого он не выносил. По-моему, он просто трусил и выдумывал всякую ерунду, чтобы отвертеться от выполнения многотрудных обязанностей агента. Василий же, получив свою пачку баксов, впал в благодушное настроение и только посмеивался над трусоватым пассажиром, которого мне с большим трудом удалось затолкать в салон.

– Деревенский, что ли? – прищурился он в сторону Соловья.– Разоделся, как солист народного хора.

– Сам ты соплист,– обиделся на критику Соловей.– Молоко еще на губах не обсохло, а туда же.

– А как там себя чувствует Венедикт Владимирович?– вмешался я, дабы не дать разгореться ненужному спору.

– Очухался,– порадовал меня Василий.– Нос, правда, припух маленько, но это не беда. Жигановский обещал, что к полудню дело с особняком для Пушкина будет улажено. Так что готовь деньги, Никита.

– За нами не заржавеет! – выдал я подслушанную на Земле фразу.

Вообще, главная сложность для резидента, как нас учили в Школе, это умение говорить неправильно. Ибо правильно ни на одной планете не говорят: все коверкают язык, как душа пожелает. Запуская обороты, которые недоступны самому изощренному аналитическому уму. Как я успел заметить, Василий был по этой части большим мастером: наверняка своими выкрутасами свел бы с ума всех знатоков земных языков на планете Парра!.. Я, например, точно знал, что ржаветь может только металл – да и то не каждый. Золото, скажем, не ржавеет. Но ведь платить-то мне предстояло не золотом, а всего лишь бумажками под названием «баксы».

– Ты куды поехал? – запаниковал Соловей, испуганно озираясь по сторонам.

– На кудыкину гору! – хмыкнул Василий.

– Так Кудыкина гора совсем в другой стороне! А там – гора Трехглавая: на ней в стародавние времена Горыныч жил.

– Какой еще Горыныч? – удивился Василий.

– Так Змей. Первейшим был из тогдашних драконов – даром что трехголовый. А в подручных у него ходили и пятиглавые, и шестиглавые. Всех он тут поприжал. Кабы не Герои, так он, между прочим, по сию пору здесь бы правил.

Вот ведь трепло этот Соловей. С такими агентами точно провалишься не за понюх табаку (тоже странное выражение – ибо, как я заметил, табак здесь курят, а не нюхают). Ведь инструктировал же я старого мухомора, чтобы язык не распускал, о Кощеевом царстве не упоминал – а он, презрев запреты резидента, ударился в воспоминания. Не верю я в его Горыныча! Драконы – все это знают – редкостные придурки. А чтобы управлять царством-государством, нужны хоть плохонькие, но мозги.

– Ты его не слушай,– сказал я удивленному Василию.– Он заговаривается иной раз. Оброс мхом в своей тьмутаракани.

– От неуч! – огрызнулся в мою сторону Соловей.– А еще в резиденты лезешь. Тьмутаракань – она много южнее будет – за тыщу верст отсюда. А я в Муромских лесах возрос. Мне тут каждая кочка знакома.

Спорить с Соловьем я не стал. Старик попался упрямый и абсолютно непонимающий, что такое конспирация. Я уже пожалел, что с ним связался.

– Нас сюда не пустят...– сказал Василий, притормаживая у отмеченного Свистуном здания.– Жигановскому надо звонить. Смотрите – комоды у входа. Косят в нашу сторону бычьими глазами и копытами в землю бьют.

Здание было довольно внушительное, странной архитектуры – изломанное до такой степени, что я вот так с ходу затруднился определить его форму. По всему было видно, что построено оно совсем недавно... Не исключено, что в его сооружении принимал участие сам Каронг.

Человек, не знакомый с магией, наверняка счел бы это сооружение пустой прихотью строителя – и очень ошибся. Поскольку при магических обрядах крайне важно ваше положение по отношению к звездам. Именно поэтому опытные маги строят свои крепости так, чтобы практически все крупные помещения были соотнесены с небесными знаками. Особенно большое значение местоположение имеет в магии черной, которая ориентируется в своих воздействиях на Черную плазму – таинственное обиталище не менее таинственных и страшных Сагкхов. Таким образом, мне стоило только бросить взгляд на здание, чтобы понять: проектировщик его не чужд магии вообще и черной в частности.

Если вы подумали, что сооруженное магом здание охраняли минотавры, то напрасно: ничего бычьего в стоявших у входа молодых людях не было.

Здесь Василий опять проявил свою страсть к преувеличениям и откровенное невежество. Мне лично не приходилось сталкиваться с минотаврами, хотя мой брат Вик одного из них завалил по случаю... Как они выглядят, я, разумеется, знаю.

Нам же дорогу преграждали самые обычные молодые люди. Правда, весьма агрессивные. И слезные просьбы Соловья позволить деревенскому дедушке повидаться с внучкой натыкались на железное «нет» охраны. Можно было бы, конечно, прорваться с боем. Но мне этого делать не хотелось, ибо я крепко-накрепко запомнил правило из школьной программы: резидент имеет право прибегать к силе только в самых крайних случаях, когда никаких иных средств воздействия нет.

– Может, свистнуть? – спросил меня Соловей.

– Ой, я тебя умоляю, Степаныч! – захохотал Василий.– Да они тебе так звезданут, что костей не соберешь!

– Только не усердствуй! – проинструктировал я Соловья.– Достаточно, чтобы они пали на землю.

Василий свиста не услышал, поскольку я вовремя блокировал его уши. А вот молодые люди, которых оруженосец принял за минотавров, дружно попадали на землю, как только Соловей раскатал трубочкой губенку. Упали и трое прохожих, на свою беду оказавшихся в зоне действия ультразвука. К счастью, Соловей на этот раз не усердствовал, проявив наконец сдержанность бойца невидимого фронта, которой я от него добивался на протяжении всего этого времени: можно было не сомневаться, что минут через пять все лежащие на земле очухаются без неприятных для себя последствий.