Матросы нервно рассмеялись, а да Нуньес вспомнил некстати, что в разных краях Святых Земель, как подсчитал еретик Мартинус, тридцать пять посохов Альхиора и еще великое множество щепок от него, «так что хватило бы отопить дворец Предстоятеля на всю зиму».

— В другой раз остановился Альхиор у некоего города, что на берегу Змеиного моря. И выползла тогда из моря злокозненная Ахайда, и обвила весь град своим телом, вреда не причиняя, но и не пуская никого. Собрались жрецы нечестивых лжебогов, и рекли: «Надо принести Змее в жертву сто девственниц, тогда де уйдет она и град губить не станет».

Пожалуй, тут преподобный Учоа дал маху, поскольку чуть не половина эгерийцев повернула головы в морской простор, словно страшась узреть там пресловутую змеюку.

Нуньес в отличие от них смотрел на берег, где над далекими скалами курились белесые клубы тумана или дыма. Сжав челюсти, подумал: знай он, что придется ему пережить вот эти часы, наверное, предпочел бы остаться в семинарии и до конца дней прозябать в заштатном монастыре.

Потому как, похоже, скоро ему предстоит сделать выбор — или погибнуть, пытаясь до последнего спасти дона Ронкадора и всех, кто ушел с ним, или спастись самому и спасти вверенный ему корабль и оставшихся на нем, лишив надежды на спасение тех, кто на берегу.

За прошедшие долгие часы было сделано все, что в их силах. Паруса держались на минимуме шкотов, так что развернуть их можно было за считанные минуты, вахтенные сидели кучками у мачт с ножами за поясом, чтобы по команде быстро взлететь на реи и перерезать шкоты, не тратя времени на развязывание узлов. Все, что можно было, давно было закреплено по-штормовому, принайтовано и проверено; люки задраены и тоже проверены. Адмиралтейские якоря были подняты, и «Леопард» стоял на боевых якорях — просверленных каменных глыбах, привязанных к канату. Чтобы сняться с них, достаточно было перерубить канат. Точно так же с трофейным галеоном их связывали лишь два каната.

За прошедшее время Аррано переговорил со всеми, кто хоть раз плавал через Бескрайний океан, и те сообщили все, что знали о цунами (то, что это будет цунами, подсказали несколько недавних подземных толчков — пусть слабых и мало ощущающихся тут, на море).

Сигналом о его приближении обычно становится уходящая от берега вода.

Одновременно лекарю удалось кое-как привести в чувство мага, который чуть не помешался после гибели своего обожаемого сурчана.

Тот пообещал вроде бы дать сигнал, когда нужно будет уходить, но особой надежды на него дон Нуньес, честно говоря, не возлагал.

Нужно подумать, что еще требуется сделать для того, чтобы подготовить команду и корабль к предстоящему испытанию.

Только об этом и надо ему сейчас думать.

Не брать в ум — как военный суд будет решать судьбу потомка древних врагов Эгерии, бросившего своего капитана в опасности. И главное — запретить себе размышлять, что именно за битву ведет сейчас там, на берегу, дон Ронкадор и кто может им противостоять. Потому что подобные мысли вызывают леденящий озноб даже у него, а ему нужно быть сильным.

Велеречиво текла проповедь капеллана, жалобно мяукали кошки, мертвая зыбь чуть качала корабли, смоляная духота поднималась от палуб, смешиваясь с почти ощутимым запахом страха…

— Смотрите, смотрите — там! Сеньор капитан! Три дыма — сигнал!!

Первый раз в жизни да Нуньес ощутил, как сознание его покидает.

Лишь непослушными губами прошептал команду:

— Шлюпки на воду!

Ронкадор стоял, глядя на качающиеся на волнах три судна, над которыми реяли королевские стяги Эгерии, на идущие к ним шлюпки, и улыбался. Они все-таки дошли, благополучно добрались, унесли и головы, и даже чуток добычи…

В эту минуту он готов был любить весь мир, включая самого последнего пирата! Хамиранов хвост (ох, не тут будь помянут!), он бы охотно расцеловался с любым из них, подарил бы кошель золота и бочку рома, зачислил бы на свой корабль… Но, увы, придется всего лишь даровать им свободу…

И тут он заметил, что линия прибоя отступила в море, хотя как раз было время прилива. Вода отступала… И он даже знал, что это означает…

— Капитан, смотрите! — завопил вдруг лейтенант, указывая в сторону обломков шлюпа, над которыми еще поднимались дымки.

Все посторонние мысли вылетели из головы капитана, когда он увидел…

— Святые угодники! Не может быть!! — осенил себя святым знамением Орио. — Мать такую вашу через свиную ляжку и семнадцать кобыл!!! Акулья печень и якорь всем вам в ж…! И яйца святого Ши!! И царя морского тридцать три раза грота-реем!!! — завершил капитан свою тираду — ибо других слов не находил.

Прямо к ним, оставляя следы в полосе прибоя, шел лейтенант Эрнан де ла Вега, маркиз Себальес — живой и как будто целый. Даже золотой флакончик болтался на покрытой ожогами шее. Щегольской мундир превратился в жалкие почерневшие лохмотья, обгорели волосы и бородка, сгорели и разлезлись щегольские ботфорты, обгорела кожа, облезая, как кожура батата, сочащаяся белесой сукровицей, но он шел на своих ногах, лишь чуть пошатываясь.

Это был знак судьбы. Знак, утверждающий, что небеса не совсем глухи к мольбам капитана. Но как он валялся почти два дня среди дымящихся обломков?!

— Маркиз, это вы?! Но как?! — только и смог выдавить Веринто, когда воскресший покойник приблизился.

Молодой человек посмотрел на всех пустыми глазами и ничего не сказал, а затем занял место на правом фланге строя, сразу позади опасливо подвинувшегося Веринто — по уставу.

Тем временем к берегу подходили шлюпки, спущенные с борта «Леопарда» по сигналу, поданному фельдфебелем Ишоро.

— Ну ладно, — повернувшись к пиратам, бросил Ронкадор, придя в себя. — Как говорили древние мудрецы: есть время делать долги и время рассчитываться. Кто что украл из того добра, что охранял… змей, обыскивать не буду, Элл вам судья. А в уплату за помощь, дарую вам всем свободу и возвращаю оба корабля («Тем более им все равно пропадать!»). Также, — он выдержал паузу, — освобождаю всех ваших сообщников. Если Элл смилостивится, будете жить, а нет — стало быть так тому и быть. Но в следующий раз мне не попадайтесь, потому как дважды даже корона не милует, — усмехнулся Ронкадор, подкручивая ус. — Его преосвященства само собой это не касается — я просто обязан доставить его до ближайших цивилизованных мест и помочь ему встретиться с иными служителями церкви, чтобы он мог поведать им о случившемся. И вам, сеньора, придется отправиться с нами, — обратился он к Игерне. — Потому как прощение, оно, как вы правильно сказали, для пиратов, а мятежников миловать уговору не было.

— Да пошел ты! — выкрикнула девушка и рванулась из рук солдат в попытке убежать.

Но эта попытка не увенчалась успехом. Эгерийцы схватили ее.

Она без сил упала на колени и судорожно вздохнула. Перед глазами все плыло. Рубашка прилипла к телу, левый рукав окрасился в красный цвет.

— Слушай мою команду! — приказал Орио. — Всем занять места согласно расчету. Возвращаемся к кораблям! Пленную заковать!

Девушка вновь забилась, пытаясь освободиться.

Однако моряки держали ее цепко. Они подхватили Альери на руки и поволокли вперед.

— Лейла! — выкрикнул Эохайд, подавшись вперед.

Но стоящий рядом боцман коротко ударил его рукоятью кинжала по затылку. Счастливчик без звука рухнул на песок.

Ронкадор понимающим взором посмотрел на пирата.

— Разумный поступок! — кивнул он.

Отважная уже с трудом понимала, что происходит. Ее куда-то несли, она не слышала, куда и зачем.

«Наверное, вешать будут…»

Пропустив вперед епископа и чудесным образом спасшегося племянника вице-короля, Ронкадор повернулся к пиратам, взятым на прицел его людьми.

— Мы уплывем, а вы можете катиться на все четыре стороны! — рявкнул он что есть мочи.

Схватил за руку Игерну, втащил девушку в шлюпку и крикнул:

— Уходим!

Эгерийцы, продолжая тыкать аркебузами в сторону пиратов, погрузились в лодки.

Морские волки молча наблюдали за их отплытием. Никто из них не хотел драться за свою капитаншу, втравившую их в эту историю.