На глаза Люта упала багровая пелена, меч выпорхнул со зловещим шелестом, и воин бросился на подонка. За десяток шагов крикнул предостерегающе, мужик вздрогнул, медленно повернулся. Ладонь, волосатая, как харя волколака, упала на топорище. В недоуменных глазах отразился озверелый муж с окладистой бородой, с лицом, перекошенным праведным гневом, в деснице он сжимал меч.

Лют дал медлительному, как улитка, супротивнику освободить вторую руку от какого-то свертка. Мужик шагнул навстречу с занесенным топором.

– Ты хто? – спросил он удивленно и чуточку испуганно. Впрочем, испуг быстро прошел, стоило внимательнее разглядеть нежданного заступника: мелковат, ниже на голову, руки короче.

Лют ударил с поворотом кисти, топор повернулся обухом, грянуло, в стороны сыпанули злые искры. Мужик оттолкнул гридня и размашистым шагом приблизился. Топор рухнул на русую голову. Витязь уклонился, железо свистнуло возле уха, щеку обдало холодом. Топор врубился в землю, хозяин подался следом, в груди неприятно захолодило.

Трава ударила в лицо, мир кувыркнулся перед глазами, небо поменялось местами с землей. Взгляд царапнуло безголовое тело с топором в руках. Из шеи бил багровый поток, заливал траву крупными каплями. Нежданный супротивник появился рядом с безголовым, мужик поймал брезгливый взгляд.

Со страхом дошло, что это он там стоит, держит топор, его кровь хлещет из обрезка шеи, а голова… голова…

Ужас черной пеленой погасил сознание. Он хотел закричать, но рот немо раскрылся, мышцы застыли, и свет солнца погас.

Лют посторонился от падающего тела, могучего, будто срубленный дуб, кипящее варево в голове стихло. Нагнулся к брошенному предмету, в голове мелькнуло, что в такие холода негоже девицам купаться в озере – принесло дуру в одиночку.

Пальцы коснулись мягкого, и он удивленно глянул на длинные перья. Раздался тонкий вскрик. Лют поднял глаза. Дыхание вылетело со свистом, будто в грудь лягнул Гором. Слепящий свет ринулся в глаза, затопил сознание, хрустальный небосвод с грохотом раскололся, грянула торжественная музыка.

Немыслимой красоты девушка настороженно смотрела на оторопевшего воина и мяла в руках край одежды из легкой невесомой ткани, прозрачной под лучами солнца.

Лют пожирал взглядом прекрасное лицо с огромными, как озера, глазищами, с синевой бездонного оттенка, словно черпнули воды из середки моря. Черные, будто сотканные из беззвездной ночи, волосы шелковистыми водопадами хлынули через плечи и прикрывали теперь полные груди, доходя до упругих бедер. Она была настолько тонка в поясе, что ее талию можно было обхватить двумя пальцами. От чистой кожи зримо веяло свежестью.

Лют прикрыл глаза, ослепленный девичьей красой. Но тут же распахнул снова, пожирая взглядом, стараясь впитать каждую черточку, но странным образом запоминал лишь слепящий силуэт, сотканный из солнечных лучей.

Вила неуверенно улыбнулась, сочные алые губы раздвинулись, обнажив ряд белоснежных жемчужин. Внутри Люта жалко пискнуло, новая волна света обрушилась девятым валом, гася сознание, но Лют неимоверным усилием удержался, и на слепящем полотне мира снова проявились очертания изумительной фигуры.

Вила бросила взгляд на предметы в руках воина, которые он принял за тонкие доски, зачем-то обитые перьями, и в ее бездонных чистых озерах мелькнул страх. Лют едва не вскрикнул, по сердцу словно полоснули зазубренным ржавым ножом да еще поковыряли. Он поспешно шагнул, застонав от боли при виде испуганного лица.

– Нет-нет, не бойся, – пролепетал он. – Возьми, мне не нужно, только не пугайся, пожалуйста.

Дивная красавица осторожно протянула руку. Гридень впился взглядом в изящные линии, челюсти мучительно заныли – безумно захотелось целовать тонкие пальчики с перламутровыми ногтями. Вила неуверенно улыбнулась, резким движением вырвала крылья, легко и грациозно отскочила.

Внутри Люта что-то затрещало, он почувствовал, как там, внутри, отваливаются грязные, заскорузлые комки с чего-то чистого, светлого, о чем он никогда не подозревал. Внезапно он почувствовал новые запахи, и ослепляющая мысль, что мир невероятно прекрасен, разорвала сознание. Небо рванулось навстречу. Лют обозрел бескрайние просторы, отмечая каждый камушек, складку в молчаливых горах, каждый листок на редких деревцах, что вцепились корнями в нерушимые скалы, и поспешил вернуться к озеру, где стояло самое прекрасное существо, созданное Родом.

Вила настороженно смотрела на застывшего мужчину, неловко мяла крылья и одежу. Конечно, молодец спас от насильника, укравшего крылья, но кабы не захотел того же.

Лют прочитал это сомнение в чистых глазах, внутри перекорежило, сознание затопила жуткая горечь. Не зная, как объяснить хрупкой девушке, что он не такой, ни о чем таком не думает, он взглянул с отчаянием. Вила прочитала помыслы, ослепительно улыбнулась.

Лют улыбнулся глуповато, лицо осветилось. Вила взглянула в глаза повнимательней, вздрогнула, на лице появилась растерянность. Лют дернулся, будто его ударили спицами в глаза; темной волной накатило отвращение к себе – такой подлой, гнусной и грязной твари, чей вид ранит неземную красоту.

Вила спохватилась, прижала к груди одежу с крыльями. Лют жадно припал взглядом к очаровательной улыбке.

– Благодарю, воин, – сказало очаровательное существо мелодичным голосом.

Музыка голоса ворвалась в уши, Лют ощутил сладкую муку, в глазах стало горячо, и он с удивлением смахнул слезу.

– Я была так беспечна, что отправилась купаться без нянюшки, – продолжала петь вила. – Вот злой человек и подстерег.

Лют ответил хрипло, стыдясь и ужасаясь кошмарным звукам своего голоса:

– Теперь не тронет. И никто не тронет, пока я жив, даже боги.

Ее лицо дрогнуло от непонятного чувства, и она сказала поспешно:

– Воин, мне надо одеться.

Лют повернулся нехотя, тяжело, словно пророс корнями до основания гор. Мир внезапно потемнел, стало гадко и холодно, будто вновь опустилась предвечная тьма. Время тянулось мучительно долго, уши от натуги шевелились, жадно схватывая малейший шорох. За спиной воздух шумно вздохнул, воздушная волна ткнула в плечо, донесла тонкий аромат, ноздри жадно растопырились, раздулись на пол-лица.

Неясное чувство тревоги кольнуло, он поспешно обернулся и вскрикнул горестно. Вила скоро оделась и упорхнула от греха подальше.

Тонкое, грациозное тело красиво плыло по воздуху и казалось прекрасной бабочкой, слишком хрупкой для этого дикого мира.

В груди болезненно заныло, сердце пронзила чудовищная боль, и вдруг оно рванулось прочь, словно безжалостная рука дернула за веревку с крюком. В ушах раздался невыносимый хруст, ребра сломались, как жалкие лучинки, грудь пронзила молния. С левой стороны заныло и потянуло мертвецким холодом. В дыру ворвался промозглый ветер.

– Отдай! – простонал Лют едва слышно.

Вила грациозно удалялась и вниз не глядела: что ей до человека с вырванным сердцем? Лют заторможенно сделал шаг – ватные ноги едва не подогнулись, – сцепив зубы, сделал следующий, захлебываясь болью в груди.

– Отдай! – вскричал Лют жалостливо. – Пожалуйста, отдай!

Вила услышала, и махи изящных крыл развернули хрупкую фигурку. Она удивленно взглянула на ковыляющего мужчину. Ветер донес мольбу, девичье сердечко дрогнуло, в груди пронесся холодок опасности. Крылья затрепетали – скорее прочь!

Лют вскрикнул, когда вила быстро поплыла над озером, с каждым мигом становясь меньше и меньше. Ноги замелькали, как спицы в колесе повозки, которой правит пьяный возница. Вода испуганно расступилась под подошвами, россыпь капель плюхнулась на поверхность, гладкое зеркало пошло рябью.

– Пожалуйста, отдай! – закричал Лют отчаянно. – Не губи! Не забирай сердце! За что ты так жестока?

Вода хлынула за голенища – к удивлению теплая, словно на дне озера горел жаркий костер. Двигаться было трудно, но Лют ломился сквозь вязкую преграду, держа почти ослепшими от слез глазами хрупкую фигурку в воздухе.

– Что я должен сделать, скажи? Я выполню любые желания: перебью чудищ, добуду сокровища за тридевять земель. Положу к твоим прекрасным ногам луну и солнце, а дивные волосы украшу россыпью звезд. Пожалуйста, не улетай! Что мне мир без тебя? Спаси меня. Я ранен, неужели не видишь?! Помоги, помоги перевязать рану, о большем не прошу!