Как-то решит атаман? Зело храбр, смекалист, удачлив – повяжет путников, кто бы ни был. А нет, так всегда другого можно выбрать.

Вештица-сорока посмотрела на задумчивого главаря, усмехнулась. Скрип мыслей в косматой голове был слышен за версту, а суть – как на ладони.

– Они бездоспешные, – продолжила колдунья. – Брони в мешках на вьючных конях.

Главарь посветлел лицом, в бороде мелькнула ухмылка, от которой купец немедля схватится за кошель и побежит звать стражу.

– Вот дурилки! От жары умаялись, справы в мешки сунули. Разве такие воины опасны? – обратился он к подельникам.

– Нет, Корчун, – громко ответил разбойник с топором.

– Разденем догола и отпустим, то-то смеху будет, – заржал детина с луком.

Главарь напитался поддержкой, сказал колдунье беспечно:

– Чего стоишь? Оборачивайся птахой, подсобишь.

Вештица-сорока покачала головой, сказала напряженно:

– Не трогал бы их, Корчун. Какая добыча с воинов? А потерять можно многое.

Корчун указал колдунье на лук в руках детины: составной, усиленный роговыми подзорами, пропитанными рыбьим клеем сухожилиями, полоса бересты надежно защищает кибить от сырости.

Такой лук натянуть, что от земли оторвать мешок камней, но, если осилишь, пробьешь воинскую броню и заодно укрытое тело – насквозь.

– Выкажут норов, пришпилим, как привязанных кур. А добыча… – Главарь хмыкнул глумливо. – Поверь, справные кольчуги, шеломы и мечи пригодятся.

Вештица-сорока пожала плечами:

– Как знаешь.

Главарь обернулся к подельникам, отрывисто дал указания. За спиной противно ухнуло, волосы на затылке шевельнул порыв ветра. Рассерженный стрекот и хлопанье крыльев затихли в чаще.

Лесная живность смолкла, будто леший разогнал, чтобы спать не мешали. На лесной тропинке выросли, как из-под земли, бородатые рожи с глумливыми ухмылками. Числом семь, в руках боевые топорики, кистени, а у главаря топор на длинной рукояти.

Над тропой два дерева переплелись, как любящие супруги, а на прочном помосте ветвей разогнулись в рост два стрелка: тетивы оттянуты за ухо, широкие наконечники срезней смотрели грозно. Попадет такая, разворотит рану, за мгновения изойдешь кровью.

Савка со Жданом схватились за булавы. Лют строго глянул из-под бровей, и отроки оставили гладкое дерево. Стрый разглядывал лихих людей с любопытством. Над головой мелькнула тень, скрипнула под сорочьим телом ветка, раздался сердитый стрекот.

Корчун выступил на шаг, в глазах рдело злое веселье. Подельники за спиной поигрывали дубинками в могучих руках.

– Кошель али жизнь? – щербато ухмыльнулся главарь.

Стрый молча прожег взглядом, кожа лица, не покрытая волосом, налилась дурной кровью, волосатые ноздри шумно втягивали воздух. Конь воеводы злобно фыркнул, копыто грянулось о землю, в стороны полетели влажные комья.

Корчуну захотелось отступить. Может, права вештица-сорока, лучше поискать легкую добычу, а то и наведаться в селение. Но не отступать же: подельники мигом сместят трусливого начальника… не хочется укрыться дерном.

Стрелки почуяли колебание вожака, скрип тетив придал Корчуну уверенности, и он с наглой ухмылкой повторил вопрос.

Буслай ответил чересчур серьезно:

– Дайте подумать, добрые люди, тут бы не прогадать.

Главарь снова ощерился, разбойники за спиной хохотнули, в глазах появилось презрение к неумехам: за что только им мечи дали?

– Думайте, – согласился Корчун любезно, – но поспешайте, у нас обед стынет.

Стрый втянул побольше воздуха – грудь раздалась в стороны, рубашка затрещала по швам, и разбойники невольно отступили. Лесную тишину прорезал оглушительный рев. Корчун вздрогнул, внизу живота стало горячо, будто позорно обмочился. Лошади под отроками встали на дыбы. Лес огласился испуганным ржанием.

Лют и Буслай мигом метнули поясные ножи. Дрогнувшие стрелки чуть раньше спустили тетивы. Стрелы пропороли воздух. Стрый небрежно уклонился – мимо уха просвистела смерть. За спиной глухо охнуло дерево. Лют сжал кулак – широкий наконечник застыл в пяди от лица – и переломил древко, как сухой стебель.

Буслай лихо крикнул: нож вонзился в лоб стрельцу, того отбросило на живой помост. Второй выронил лук, и его ладони сомкнулись на рукояти ножа в груди. Затрещало, стрелец свалился кулем, на бледном лице стыли удивление и обида.

Еще не утих оглушительный клич Стрыя, как воздух прорезало шипение меча. Копыта простучали по тропе, и Корчун, задетый животным, отлетел к дереву. Ствол задрожал от удара, с веток посыпались листья.

Воевода предоставил разбойников Люту с Буслаем, а на отроков с булавами в руках, что спешили помочь, шикнул строго.

Буслай стоптал конем детину с дубиной, широко замахнулся… Лезвие топора раскроило другому голову, брызнули горячие капли.

С седла Лют мечом развалил пополам разбойничью рожу с кистенем, спрыгнул наземь – лиходеи с яростным рычанием кинулись с боков.

Дубинка со свистом падала на русую голову. Разбойник почти застонал от удовольствия, что раскроит череп, как тыкву. Запястье затрещало под железной хваткой, ухмылка исчезла, обмякшая кисть выпустила оружие.

Сотоварищ взмахнул кистенем, целя в висок. Лют крутнулся, подставляя под удар ушкуйника. Бронзовая гирька на кожаном шнуре проломила лобную кость с глухим стуком. Лют ударил наискось, разбойник отступил на шаг, кистень выпал из ладони, широко распахнутыми глазами взглянул неверяще: от левого плеча до правого бока ощерилась алая борозда.

Стрый одобрительно кивнул молодецкому удару. Заслышав рассерженный стрекот, он резко задрал голову. Сорока, переминаясь на ветке, с азартом смотрела на драку, клюв ее возбужденно открывался.

Стрый метнул руку к поясу, в воздухе мелькнул нож. В шум сражения вплелся глухой удар, жалобный вскрик, на траву посыпались перья.

Буслай ударил детину с вскинутым топором, лезвие легко срубило рукоять, грудь лиходея отозвалась влажным хрустом. Разбойник без звука рухнул, как подрубленное дерево.

Последний лиходей в страхе метнулся в лес. Савка закричал азартно:

– Лови! Уйдет!

Буслай и без подсказки отрока видел удаляющуюся спину: еще немного – и пропадет в чаще. Топор, кувыркаясь, врубился в позвоночник. Удар оторвал ноги разбойника от земли и безжалостно швырнул мертвое тело о ствол.

Ждан, с трудом державший поводья вьючных лошадей, крикнул ликующе. Рядом восторженно плющил ладонь кулаком Савка – щеки раскраснелись, в глазах восторг.

Стрый со скучающей миной оглядел побоище, взор его привлекло подножие дерева, куда рухнула сорока.

– Лют, посмотри там.

Гридень неспешно направился к дереву, в спину донесся хвастливый крик:

– Ты видел, Лют, как я стрельца сшиб? Прямо в лоб, а ты поосторожничал, боялся промахнуться.

Лют ответил через плечо:

– Спору нет, ты – молодец. Теперь лезь доставай оружие – или бросишь?

Стрый издевательски хохотнул баском, лицо Буслая обиженно вытянулось, как у козы. Лют услышал треск веток, сдавленные проклятья и помимо воли улыбнулся.

Под деревом лежала женщина в лохмотьях, грязную ткань на левом боку окрашивала кровь, оттуда торчала рукоять. Лют убрал заляпанным мечом с лица пепельные космы. Отшатнулся от ненавидящего взгляда. Из открытого рта ведьмы полились, пополам с темными сгустками, слова:

– Ты!.. Прокли…

Острие меча ткнуло в мягкое горло. Речь прервалась бульканьем. Ведьма дернулась, лицо стало беззащитно-жалобным, глаза устало закрылись.

Лют выдернул нож воеводы и, мрачнея, отошел от трупа. Вовремя прервал ведьмино изурочье – еще чуть, и стал бы проклятым, умер позорной для воина смертью. Бр-р!

Очнувшийся главарь приподнял голову и резко отстранился, так что затылок погрузился в мягкую землю. Перед глазами торчало острие узорчатого клинка.

Скосил глаза: подельники лежали вповалку, земля набухала теплой рудой – будет пожива лесному зверью.

Корчун повернул голову на поступь копыт: зеленые кроны заслонил огромный конь. Стрый с высоты седла насмешливо спросил: