— Мне достаточно, что Тьма — это Ундораргир… — бросила Ильгиз, делая шаг к одежде.

— Хамахт, возьми на время пи-сто-летт уважаемой ханши, он, видать, мешает ей думать, — приказал жрец девке. И самым непринужденным образом улыбнулся замершей Ильгиз. — Ну так как, поговорим?..

Эуденоскаррианд. Примерно сто двадцать километров к юго-востоку от Татры

Воинство шаркаанов отошло от убитых и растерзанных приграничных земель Эуденоскаррианда сюда, в самый центр провинции Руллано.

Еще недавно это была цветущая область с белокаменными городами в окружении огромных садов и виноградников, изрытая оросительными каналами, на холмах которой паслись неисчислимые стада коров и белоснежных баранов, кормивших чуть не пол-империи…

Сейчас все, что не было сожрано конскими и человеческими табунами врагов, было предано огню и мечу…

И сейчас собравшееся тут войско подъедало последнее и гадало, куда они двинутся. Либо вернутся в глубь империи, чтобы добить ее, либо вернутся домой. Многие поговаривали, что надо бы вернуться. Не за горами конец лета и осенние холодные дожди.

А они и так отягощены трофеями сверх меры. Не разумнее ли сохранить силы для будущего, чтобы вновь ворваться в эти земли следующим годом и навсегда покорить земли империи. Шаманы и предсказатели поговаривали, что зима будет ранняя и холодная.

Но вождь отмалчивался…

…Незнающему человеку могло показаться, что в степи кочевья расположены как попало и кому где вздумалось. Но тот, кто следовал порядкам, установленным обычаями Степи, знал, что когда кочевье (будь то ханское или самого захудалого рода) меняло место, то оно ставило свой войлочный город в строго определенном порядке. И ставки Ундораргира это тоже касалось.

Сперва появлялся первый круг юрт. Они были самые большие и белые и предназначались для хана: юрта-дворец, юрта для приема послов, юрты, где днем обитали визири. За ханским кругом стоял внешний, где жили визири, потом шел ряд, предназначенный для ханских жен. Дальше находились жилища нукеров, нойонов, воинов, юрты рабов и низших слуг. В одном Ундораргир отступил от степных правил — он отделил своих жен и разрешил им устраивать свой отдельный поселочек.

Жены хана выбрали себе место неподалеку от главной ставки, в широкой части небольшой зеленой долины, у озера.

Самой большой и самой красивой юртой являлась юрта старшей жены. Она была подобна белой горе, и украшал ее чудесный орнамент из красного бархата. На расстоянии брошенного камня от нее, украшенная орнаментом из синего бархата, находилась юрта второй жены, еще дальше — в зеленых узорах — юрта третьей жены…

Вот и все отличие… Впрочем, в отличие от обычных кочевий, в которых юрты ставились там, где этого хотели хозяева, хану взбрело выстроить их в одну линию с запада на восток.

В женском кочевье не часто встретишь мужчину. Только изредка пробежит из юрты в юрту евнух, на ходу отдавая писклявым голосом приказания какой-нибудь из рабынь. Даже в те вечера, когда здесь появлялся сам хан в сопровождении охраны, в ставке царил полный порядок. Пока Ундораргир предавался утехам с одной из жен, нукеры находились под присмотром евнухов и не имели права ни на шаг отходить от того места, которое было отведено им.

Ангали, как все чаще звали Ундораргира, взмахом опахала повелел увести двух юных рабынь, которые были отобраны из числа пленниц старой смотрительницей для сегодняшней ночи. Сняв с них всю одежду, словно кору, она еще с утра тщательно осмотрела девушек, целый день втолковывала им уроки любви и ласки, искупала их в чистой воде и натерла их тела благовониями. Обе рабыни были прекрасны, как белый цветок редчайшего горного тюльпана… Но повелитель даже не взглянул на них.

Старая сводница, вот уже много лет знавшая его привычки, собралась было сказать: «Взгляни, мой повелитель». Она ждала удобного случая, но ангали вновь взмахнул своим опахалом. Это уже было слишком: старая карга вынудила его дважды повторить свой приказ.

— К рабыням ее! Пусть получше присмотрится!

Стражники с готовностью схватили старуху. Она извивалась, кричала. Ведь в юности она была наложницей отца нынешнего своего повелителя. Стражники мгновенно заставили ее замолчать и, подняв, понесли вон извивающуюся, кусающую руки.

Ангали не находил себе места.

Вчера он решил самолично командовать всем войском. Вопреки советам косоглазого Рамги, повелел собрать все тумены и приказал готовиться в поход. Но куда?

В шатер вошел косоглазый Рамга. Вошел спокойно, как прежде, когда он был главой конницы молодого и не очень знаменитого хана, когда ангали не мог обращаться с ним, как с другими. Вождь был вынужден терпеть его.

Но что это, Рамга поклонился ему! Поклонился не как прежде, а согнув колени.

— Мой повелитель, здесь тот, кто укажет нам дорогу…

— Пусть войдет!

Ангали скрыл свою радость. Он остался в той же позе. Вид его был непроницаем. Он хотел вконец подавить спесь косоглазого Рамги.

Но еще до того, как он сказал эти слова, в шатер бесшумно, словно привидение, вошел старец в лохмотьях. Вид его вызывал насмешку и презрение. Ноги обернуты в рваные обмотки и втиснуты в ветхие сыромятные постолы. На башке — островерхая военная эуденоскарриандская шляпа, по виду снятая с огородного пугала.

Он опирался на сучковатый посох из самшита.

И Ундораргир чутьем опознал в нем одного из слуг Того, чье имя он опасается произносить даже мысленно, хотя и сам поклялся Ему в верности…

— Я весь внимание! — изрек ангали. — Далек ли был твой путь к нашему шатру?

Старец молчал. Отбросив свой посох, он сел в углу и, словно не слыша слов повелителя, начал разглядывать убранство шатра. Ангали следил за его взглядом. Старец удивленно посмотрел на тысячника. Хан взмахнул рукой, и Рамга покинул шатер.

— Вели принести чего-нибудь, дабы утолить жажду гостя.

Хан распорядился, а потом ждал, пока гость жадно опустошал чашку.

— Меч принадлежит тому, кто может им владеть, владения тому, кто может их завоевать, — наконец начал пришелец. — Повелитель хочет знать, куда ему бить? Так вот, мы говорим: сейчас время заняться Степью. Спеши, мой повелитель, пока их юрты разбросаны, пока ханье степных бродяг не снюхалось друг с другом. Мои слуги поведут тысячников по верному пути. Меч принадлежит тому, кто умеет им владеть, — повторил гость. — Твой меч всегда должен быть отточен. И города, что ты взял, и земли навеки покорятся священной державе — твоей и твоего Подземного Отца. Спеши, мой повелитель!

Гость умолк, закрыл глаза и больше не проронил ни слова. Он ушел в себя. Для него уже не существовало никого и ничего. Он словно слился с шатром и стал похож на тех безжизненных идолов из черного диорита, в незапамятные времена вырубленных, которым украдкой молятся во многих дворцах и хижинах Окоема.

— Надеюсь, хан не сомневается в мудрости нашего Отца? — осведомился шаман, и в голосе его владыке послышалось змеиное шипение. — Пусть он выслушает, что хотят совершить ничтожные слуги бессмертного владыки…

Когда владыка вышел к военачальникам, в глазах Ундораргира светилась улыбка, чуть ощетинились и приподнялись усы. Посторонний человек подумал бы, что беспощадный воитель радуется чему-то. Но старый Рамга с первого взгляда понял, что тот рассвирепел. Он хорошо знал: если засветятся радостью сероватые глаза и улыбка тронет кончики рта у его хозяина, то быть смертям и аду на земле…

За многие годы службы так и не смог привыкнуть он к этому свойству своего господина. Если бы он слышал земные легенды, то вспомнил бы, что крокодил проливает слезы перед тем, как проглотить жертву.

— Я слышал голос мудрого слуги Отца нашего. Мы исполним его советы, — молвил Ундораргир, спокойно глядя прямо перед собой. — Мы подумали и повелеваем готовить войско в поход! Мы идем в Южный предел… Сокрушим сначала эту тварь Ильгиз и ее муженька, а потом вернемся, чтобы добить империю! Именно поэтому, посоветовавшись с его мудростью, я советую тебе подтянуть еще двадцать тысяч всадников, которых ты оставил в заслоне в Райг-Таре, и лишь тогда вступить в бой.