А вот Дерюгин, похоже, дальнейшую службу себе испортил капитально. Что ж, сам виноват, «ясновидец».

Так, теперь осталось самое неприятное: объяснить ситуацию магам.

— Товарищ генерал-лейтенант, — в дверях появился растерянный адъютант. — Там явился этот, глава Конгрегации Эйгахал Коцу. Он просит немедленной личной встречи…

«Легок на помине, — почувствовал холодок в затылке Тихомиров. — Но как узнал?!»

Когда они вернулись в миссию, Коцу долго, очень долго молчал, и никто из его спутников не решался нарушить это молчание.

Ему было горько и одновременно смешно. То, ради чего он год назад решился на самую крупную в Аргуэрлайле интригу за последние несколько веков, то, ради чего пустил под нож старую Конгрегацию, то, что должно было подкинуть его на ту высоту, выше которой только боги, от него ускользало, и сделать тут было ничего нельзя.

А он уже поверил, что победа у него в кармане!

Он просчитал, о ком следует вовремя сказать нужное слово чужинским правителям, чтобы неудобных убрали прочь, и на их место пришли люди, нужные ему. Уже определил, с кем можно будет поработать. А его люди уже начали искать подходы к детям высоких начальников.

Уже было отобрано около сотни потенциальных магов из числа офицеров тайной службы и перспективных чиновников, на которых можно будет опереться при осуществлении его таких далеко идущих планов.

Через десяток-другой лет эта страна, занявшая одну шестую часть планеты, тихо и незаметно оказалась бы в его власти. Еще столько же времени — и весь Аргуэрлайл покорился бы ему. Сто лет — и оба мира оказались бы в его власти.

Он соединил бы знания науки Земли с древней мудростью Аргуэрлайла.

Он…

Он стал бы всемогущим и милостивым владыкой двух миров!! Да кто сказал, что только двух?!

И, может быть, бессмертие — мечта чародеев всех времен — стало бы доступно ему!

И что же теперь?!

— Я позволил себе… — начал младший кормчий Ускар Фесо Торк. — Вот тут список людей, которых надо переманить из армии чужинцев. Это мастера, которые смогут построить летающие машины и самоходные повозки. Кроме того, я тут прикинул, какие инструменты понадобятся им на первых порах. Сейчас самое время заняться этим, пока чужинцы озабочены предстоящим бегством…

— Действуй как сочтешь нужным, Ускар! — бросил Эйгахал. — И… оставьте меня, я должен все обдумать.

И уже у самой двери холмийцы услышали непонятное.

— Только теперь я понял, что Высочайшие действительно существуют. Лишь они одни могли так славно пошутить!

Октябрьск наполнился гамом множества людей и гулом моторов.

По пыльным улицам бестолково маршировали, сбиваясь с ноги, отвыкшие от строевой подготовки подразделения и проезжали машины, застревая в узких переулках.

В штабе переругивались командиры, определяя очередность вывода своих частей, но эта самая очередность всякий раз сбивалась. То требовалось срочно вывезти больных из полевого госпиталя, то вдруг командование требовало срочно мчаться обратно и забрать уже брошенные, как никчемный хлам, испорченные пушки, то оказывалось, что какая-нибудь станция дальней связи не устаревшая рухлядь, а не имеющее аналогов оборудование.

Особисты в рамках обеспечения полной секретности должны были зорко следить, чтобы никто не захватил с собой на ту сторону никаких «сувениров», которые могли бы навести умного человека на далеко идущие мысли. Пока начальство ругалось, офицеры рангом пониже и солдаты побойчее засели в кабаках Махаловки, выменивая на выпивку самые разнообразные вещицы. Торгаши, предвкушая гибель своего бизнеса, взвинтили цены почти до небес, но мало кто из землян торговался. В комендатуре уже целая комната оказалась забита всяким барахлом — от кинжалов и ножей игрисского булата до жутких костяных идолов и золотых побрякушек (вот еще непонятно было, что с этим делать).

Немногочисленные степняки, глядя на этот исход, очень сильно смахивающий на бегство, держались наособицу. Не неприязненно, но как-то сумрачно — так стараются не задевать друга, у которого умер близкий человек.

Трое сидели в углу кантины «Жареный суслик», заливая печаль. Три свежеиспеченных младших лейтенанта-переводчика, произведенных из солдат, сумевших освоить местные языки.

Их дальнейшая судьба была совсем непонятной, поскольку вряд ли на Большой земле нужны знатоки тарегского и сарнагарского диалектов местного всеобщего языка.

Грустнее всего выглядел Петя Якимов.

Еще пару дней назад не было, наверное, более довольного офицера во всей ОГВ.

Еще недавно обычный ефрейтор, не выделявшийся ничем, кроме отличной памяти и способности на слух запоминать слова песен — хоть на английском, хоть на турецком — и без запинки воспроизводить их. А теперь нате вам — лейтенант, хоть и младший.

Его коллега Боря Кременецкий, правда, напоминал, что в войну ведь тоже солдат в офицеры производили таким образом. Только вот не от хорошей жизни это делалось.

И когда Петр усмехался, что, мол, войны и нет уже, и даже не повоевали толком, скептик Борис отвечал:

— Это ты так думаешь.

Теперь же было совершенно непонятно, что с ними будет.

— Хорошо, если просто в запас с подпиской выкинут, — зловеще понизил голос Кременецкий. — А если… того? — Он выразительно провел ладонью по горлу. — Чтоб лишнего не болтали!

— Да ты что, совсем?! — покрутил Петя пальцами у виска. — Сейчас не те времена! Ты говори, да не заговаривайся!

— Времена не времена, а вот бежим отсюда как зайцы… — сурово изрек Борис.

— Так что теперь, всем тут надо было остаться?! — вспылил Якимов. — Тебе хорошо, ты сирота!

И прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.

— Подожди, никто и не говорит, что всем надо остаться! — вмешался Иван Токарев. — Я вот бы сделал по-другому. Оставить тут добровольцев. Бросить всю технику и боеприпасы. Ну мастерские, горючее… На первых порах с продовольствием помогут кочевники…

— Ага, — хохотнул Боря. — Ну так пойди в штаб и предложи!

Вспомнив о бутылке, они разлили по чаркам виноградную водку и, не чокаясь, выпили.

Допив водку, вытрясли на стол еще пару неровных серебряных кружков — последнее, что у них оставалось.

— Борь, у тебя нет еще? — пьяно изрек Якимов. — Может, на девочку бы хватило?

— Да откуда? — пожал плечами Кременецкий.

Тут он слукавил. В кошельке у него было семь золотых монет, еще давно найденных в тайничке при разборке развалин в Октябрьске. Сумма по здешним понятиям приличная, да только вот ни на пьянку, ни даже на местных прелестниц он ее не был расположен тратить.

Потому что уже принял решение.

Он действительно сирота и может рискнуть…

В углу неприметно пристроилась старая, горбатая жрица Хырлика-Громовержца. Перед ней стоял услужливо поднесенный хозяином заведения, одноглазым мельвийцем Пиратом, кувшинчик кумыса, к которому она прикладывалась время от времени, чтобы скрыть зловещую, мертвую ухмылку.

Сарнагар. Бывший Запретный город

Полковник Сентябрьский встал и в последний раз оглядел свой кабинет. Мрамор, нефрит, золотая инкрустация, огромный стол из разноцветного дерева.

И среди всего этого — выкрашенный защитной краской сейф с приоткрытой дверцей и солидный черный телефон на столе рядом с настольной лампой в зеленом абажуре.

Это все останется здесь — гонять машины ради всякого старья было признано нецелесообразным.

Идут последние часы его пребывания тут. Можно сказать, последние часы советской власти в Сарнагарасахале. И последние дни соединения двух миров.

Час назад он созвал местных старейшин и сообщил им без лишних подробностей, что гарнизон уходит.

Те восприняли эту весть с неподдельным страхом и растерянностью.

И комендант понимал почему. По очень похожим на правду слухам, остатки воинства Шеонакаллу еще таились в лесах Джаро и в отрогах хребта Лаорнато. Зная местные порядки, можно было не сомневаться, что в случае реставрации свергнутого режима всех, кто хоть в какой-то степени сотрудничал с «мерзейшими чужеродцами», ждет алтарный камень.