— Кто ты? — спросил Константин Андреевич, украдкой переведя дух.

— Говори про себя, — ответил призрак. — Не нужно, чтобы кто-то нас услышал… раньше времени. Я почувствую твои мысли. Я друг, и пока этого достаточно.

— Ну говори… друг.

— Скоро вам предстоит битва с магами.

— Да, с этой… Конгрегацией, — зачем-то уточнил полковник.

— Так вот, слушай и запоминай, от этого зависит победа и ваша жизнь… и не только ваша. Внимательно смотрите и, когда увидите сиреневые проблески, не наводите туда свое оружие. И как только стена исчезнет, бейте, не жалея стрел, но не туда, где сиреневые проблески, — там ваши друзья. Запомнил?

— Дождаться исчезновения стены и стрелять по ним из всех видов оружия, не жалея боеприпасов, но не бить по лиловым огням, — пробормотал несколько обескураженный Дерюгин. — А какой стены?

— Увидишь, — покачал головой пришелец. — Передай то, что я сказал, своим рассардарам и магам с шаманами. И еще — на задней стене твоей палатки будет доказательство того, что это тебе не приснилось. Пусть кто-то из знающих посмотрит. Все…

И полковник вновь провалился в серую мглу.

Как только сознание вернулось к нему, он опрометью выскочил из палатки и остановился как вкопанный. На ней было отпечатано фотографически точное изображение — портрет самого Константина Андреевича Дерюгина.

— Вот уроды! — почему-то выругался он. — Чуть со страху не умер!

Возможно, Дерюгин не был бы так груб, если бы знал, как трудно было подчиненным Эйгахала Коцу найти зеркальника среди чужаков.

Но растерянность и злость почти сразу исчезли — следовало бежать и докладывать.

Еще нечетко осознав сказанное, полковник отлично понял его смысл — на той стороне имеются предатели, тьфу, союзники, и они готовы по какой-то причине помочь им, ОГВ.

— До них пять лиг, — сообщил Ринагар.

— Вы готовы? — осведомился Коцу.

— Да, экселенц, — ответили оба помощника.

— Младшие предупреждены?

— Да, полог будет поднят сразу же, как только…

— Тогда приступим?

Эйгахал закрыл глаза, усилием воли вошел в Верхний Мир, произнес про себя лишь несколько слов и тут же вышел обратно.

В лицо бил дикий ветер, пахло грозой и горелым металлом, но главное — отовсюду долетал приглушенный расстоянием вопль тысяч глоток.

Сейчас магический откат колотил по всем ковенам, кроме его собственного.

По закону единства противоположностей, почти неразрушимую снаружи Стену Блеска было легко развалить изнутри — при условии, что выдернет скрепы из сложнейшей магической конструкции кто-то из тех, кто создаст ее.

Об этом знали, но доселе подобного не было никогда — ни в древние времена, ни в тех редких случаях, когда позже применяли это великое заклятие.

Маги не были святыми, и среди них встречались изменники родному ковену.

Но чтобы сотни магов одновременно ударили в спину соратникам?!

Мощь разорванных заклятий и построений, все хитро закрученные цепи силы обрушились на тех, кто удерживал Стену и просто творил чары. На всех, кроме тех, кто разрушил ее, ибо их защитили несложные чары — поставить которые, правда, можно было лишь до…

Затем на катающихся от боли и раздираемых на части мощнейшим откатом магов и адептов обрушился стальной ураган.

Пушки, реактивные снаряды, мины…

Его союзники на той стороне все поняли правильно, и это не могло лишний раз не порадовать Эйгахала. Те оказались вполне предсказуемы, несмотря на всю свою чуждость. А значит, и в дальнейшем серьезных проблем возникнуть не должно.

Танки и самоходки работали почти прямой наводкой, и Коцу со товарищи пережили несколько неприятных минут, пока младшие маги удерживали лиловую сигнальную завесу.

Потом огонь стих.

— Саруг, — бросил кормчий Холми начальнику воинов, — пусть твои бойцы пройдутся вон там и приберутся…

Он переглянулся с Егиром Дзе. Тот коротко кивнул: все, мол, спокойно.

Да, что бы ни думали его подопечные о приказе и поведении повелителя ковена, никто из холмийцев не решился пойти против. Поэтому сейчас его отряды в тылу безжалостно вылавливают и при малейшем сопротивлении убивают бегущих с позиций уцелевших магов. Дурак Айят ведь не возражал, когда он выговорил себе командование резервным крылом…

«В конце концов, Конгрегация и была надобна для того, чтобы ковены не перегрызлись окончательно. Теперь ковенов нет, кроме Холми и Грайи, стало быть, и грызться некому… Получается, в ней больше нет нужды…»

Мысленно произнеся эту философскую эпитафию ликвидированной им стране, Эйгахал перешел к более насущным вопросам.

Во-первых, следовало немедленно послать кого-нибудь к пришельцам и договориться о дружбе и нейтралитете. Это для начала. Во-вторых, нужно хорошенько подумать, как малой кровью, а желательно вообще без крови подмять под себя владения бывших ковенов.

Между тем двое младших боевых жрецов приволокли и швырнули к ногам Коцу какую-то обожженную, черную фигуру в лохмотьях.

Стоявшие подле предводителя не сдержали довольных усмешек — перед ними был не кто иной, как второй глава ковена Стерегущих, маг огненной стихии двенадцатой ступени, Увай Айят.

Лишь одно слово сорвалось с его обугленных губ:

— Почему?

Ни один мускул не дрогнул на бледном лике кормчего Холми.

— Ну для начала, чтобы между океаном и Харутскими горами остался только один хозяин. Теперь больше не будет этих напыщенных дураков ни из Белых Птиц, ни из Пяти Звезд, ни из Синих Звезд, ни из Двух Сердец, ни вас, Стерегущих, с вашим, — он осклабился, — идиотским равновесием… Будет лишь один полновластный владыка магии, один хозяин мест Силы и источников, только один собиратель детей, обладающих Даром. Мой ковен. Один — единый и безраздельный…

— Один единый и безраздельный раб, лижущий сапоги проклятым пришельцам! — хрипло выкрикнул верховный стратег и забился в жутком кашле, так что кровавые ошметки плоти полетели из почерневшего рта.

— Ну да, ты ведь уверен, что сандалии обожаемого вами тоана куда вкуснее и чище, — с отстраненным высокомерием произнес повелитель Холми. — Впрочем, я бы мог тебе многое рассказать о своих планах, и ты, пожалуй, удивился бы, а может, как знать, и изменил свое мнение… Но зачем? Червю никогда не понять дракона…

Кормчий почти незаметно кивнул — и в руках боевого жреца (вернее, жрицы: из-под глухого шлема выбилась явно девичья прядь) блеснула сталь.

Тихий хрип — и жизнь последнего мольфара ковена Стерегущих оборвалась.

— Больше никого не осталось? — осведомился маг.

— Никого, — сообщил второй боец (судя по голосу, тоже женщина, но лет сорока). — Там, где собрались кормчие и повелевающие, упала огненная стрела чужаков. Их теперь не поднять даже некроманту.

— Что ж, оно и к лучшему, — вздохнул кормчий.

Теперь оставалось только ждать, как поведут себя противники. То есть теперь уже союзники.

Ждать пришлось недолго.

— Достопочтенный лои, — обратился к нему подбежавший сотник с акцентом, выдававшим в нем эуденоскарриандца. — Сюда от войска чужинцев идет самоходная повозка. В ней два человека с белым штандартом и без оружия. Пропустить?

— Не надо, — бросил Коцу. — Я сам выйду к ним…

Империя Эуденоскаррианд. Горный массив Ауэллоа

Алексей очнулся…

Не сразу вспомнил, где он и что с ним случилось.

Когда сознание прояснилось окончательно, молодой человек обнаружил, что стоит крепко привязанный к тому самому камню, который вроде бы только что рассматривал.

Вся его одежда и сапоги валялись у его ног. Рассыпанные по полу драгоценные камни бессмысленно искрились в свете стоявшего на камнях фонаря.

— Э-эй! — заорал Костюк, рванувшись изо всех сил.

Тщетно: густо оплетавшие его тело ремни были затянуты на совесть.

Страшная догадка молнией пронзила мозг: Найарони спятил и хочет принести его в жертву каким-то древним демонам забытого всеми народа. Для чего же еще заманил его старый безумец в эту проклятую долину, как наверняка заманивал до него обещаниями богатства и славы еще многих и многих.