Воды этих мест были бедны рыбой, пресной воды осталось совсем мало, да и та начала портиться. А ветра все не было. С каждым днем течение уносило суденышко все дальше. Оставалось надеяться лишь на то, что оно вынесет их хоть к какой-то земле. Или что буря разобьет их каноэ вдребезги, подарив быструю смерть в пучине вместо долгой и мучительной — от голода и жажды.

Капитан подсчитал, что скорость течения была больше пятидесяти миль в сутки.

Спустя десять суток, буквально в один день, умерли двое из троих сопровождавших их аборигенов: переводчик Ино Кау и лоцман Тасанга. И капитану показалось, что умерли они не от голода и жажды, которые еще не наступили, а от сознания того, что попали в плен течения смерти.

Его земляки так легко не сдались. Из расплетенных канатов изготовили рыболовные снасти, к которым привязали кое-как согнутые из оказавшихся в их распоряжении железяк рыболовные крючки, использовав в качестве наживки последнюю банку тушенки. Но вся добыча ограничилась одной мелкой и костлявой рыбешкой с жестким и вонючим мясом, которую в конце концов саму насадили на крючки. Тут Каиров припомнил слова толмача, что по неведомой причине рыбы и птицы избегали этого течения.

Лишь одинокие акулы время от времени принимались зачем-то преследовать их кораблик, нарезая вокруг петли.

На тридцать пятый день умер первый из землян — двадцатилетний ефрейтор морской пехоты Иван Приходько. Просто заснул и не проснулся.

Следующим стал лейтенант Еремеев — он испустил дух в мучениях, после того как попытался съесть случайно выловленную за бортом медузу.

Мичман Громов как-то на полном серьезе предложил бросить жребий и поесть досыта — пусть и человечины. Когда Каиров закричал на него, тот молча улыбнулся в отросшую бороду и шагнул за борт.

Эти смерти словно подхлестнули в людях жажду жить и бороться.

Они собирали утреннюю росу с палубы и развешанных тряпок, выжимали сок из редких рыб. Несколько раз, расстреляв почти все патроны, им удавалось подбить больших птиц, похожих на альбатросов. Но уже давно почти вся их пища состояла из кусочков шоколада да планктона.

Последние три дня даже птицы не показывались. Только акулы не отставали от них, все ближе подходя к бортам утлого суденышка, как бы конвоируя их вперед, к неизбежной смерти.

Иногда кавторангу казалось, что эти твари словно приглашают людей не длить бессмысленные страдания, а броситься в воду, покончив со всем разом.

Не дождутся. Еще посмотрим, кто кого.

В голове созрела неясная мысль, которую стоило опробовать.

Сжав кортик, он медленно провел лезвием поперек ладони, а потом протянул руку — так, чтобы кровь стекала в покрытую мелкими волнами мертвой зыби гладь.

И акула почти мгновенно устремилась к каноэ, на запах столь вожделенной поживы. Вот она уже у борта, не рассчитав, бьется башкой в доски. Вот она в нетерпеливом недоумении — где же добыча? — высунула из воды оскаленную пасть.

И тогда кавторанг начал стрелять, точно поразив «волка моря».

Его подчиненные равнодушно повернули головы на выстрелы, но никто из них даже не поднялся и не спросил, чего это командир поднял стрельбу?

— Давайте, ребятки, — бросил Каиров, не оборачиваясь, — идите рыбку тащить. Будет сегодня на ужин шашлык-машлык…

Земли Конгрегации. В тысяче четырехстах километрах к северо-востоку от Октябрьска

Как это ни покажется странным, Увай Аят, верховный стратег Конгрегации и боевой маг двенадцатой степени, не испытывал к пришедшим из другой вселенной людям ничего похожего на ненависть.

В конце концов, чужинцы делают лишь то, что на их месте делали бы и они сами… Вероятно, ограничься пришлецы лишь Сарнагарасахалом, их можно было бы оставить в покое — ведь, по легендам, в древности были страны, управляемые людьми и существами из-за края мира. Но все предсказатели утверждали одно: чужаки не остановятся, пока так или иначе не присвоят себе весь мир, пусть это произойдет и спустя сто или двести лет.

Потому необходимо изгнать их, и побыстрее.

Пришельцы очень сильны и многочисленны и легко могут выставить армию даже в десять раз больше той, которая сейчас имеется у них на Аргуэрлайле. Их оружие страшно и необоримо. И совсем скоро, когда они полностью осознают, что такое магия, и сами овладеют ею, они станут вообще непобедимы. Если их не сокрушить сейчас…

А значит, именно сейчас пришло время употребить кое-какие вещи, до сей поры сберегавшиеся в самых тайных хранилищах ковенов. То, что пришло из другого, прежнего мира, перед которым нынешний лишь бледная тень. Из мира, может статься, не менее чуждого современному, нежели тот, с чьими исчадиями им предстоит сразиться. То, что сберегалось на самый крайний случай, то, что, будучи единожды использовано, уже нельзя будет применить и восстановить.

Как раз поэтому все нужно обдумать трезво, без излишних эмоций, не раз и не два. Ведь если не удастся одним ударом сокрушить мощь иномирян, то другого случая уже не представится.

Итак, для начала нужно как можно быстрее встретиться с войском врага, пока тот не ждет удара, успокоенный победой над нетварями и медленной скоростью марша соединенной армии ковенов.

Всякий маг знает, что в мире есть места, через которые можно оказаться в десятках, сотнях, а то и тысячах лиг от точки первоначального расположения. Когда-то в незапамятной древности места эти были хорошо известны и большую часть Аргуэрлайла охватывала сеть таких межпространственных путей, позволявшая обогнуть всю планету за пятнадцать дней. Но те времена давно миновали, а последние остатки древних дорог перестали действовать еще в начале эпохи Войн Безумных Магов. Кое-что, правда, сохранилось до сих пор, например Зеленый коридор, по преданию доставшийся людям от альфаров, или храмы Пути в Шривиджайе — но и только.

«Это всем известно и никому не интересно» — как любят говорить бродячие сказители.

— Все готово, повелитель, — обратился к нему подошедший Сихрет Сингал. — Звезда Шота вычерчена, амулеты активированы, и все три ключа врат ждут только твоего повеления, чтобы быть вложенными в гнезда замка короткой дороги.

— Приступай, Сихрет…

Спустя считаные минуты лучшие маги двенадцати ковенов начали созидать чародейство, которое последний раз их предшественники творили четыре века назад — во время предпоследней из магических войн.

И ожили древние талисманы, сотворенные в незапамятные времена в городах, ныне лежащих на дне морей, и стало подниматься над степью синеватое марево, и застонал магический эфир.

А в сотнях миль впереди, в дикой степи, совсем неподалеку от авангарда частей землян, разгоралось точно такое же марево. Точнее, то же самое… Затем войско Конгрегации двинулось прямо в эту мертвенную синеву, чтобы выйти уже в другом месте.

Портал погас, когда через него проходили последние обозы — часть припасов все же осталась на той стороне, но Увай Айят лишь пожал плечами.

Он и не верил заверениям Сихрета, что дорога между землями Конгрегации и местом битвы продержится несколько дней. Да и не имеет значения, как долго они будут возвращаться. И даже по большому счету — сколько их вернется. Главное — им нужно вернуться с победой.

Негромкий стрекот отвлек его от возвышенных и неуместных мыслей.

Стратег поднял голову…

И вот тогда старый, закаленный воин и опытнейший, бесстрашный маг Увай Айят почуял, как у него под шапкой зашевелились волосы от подлинного ужаса.

Проклятие! Проклятие на голову Могущественных, допустивших такое!

Слева от их колонны летел вертолет. Да, верховный стратег без запинки выговорил это чуждое слово, обозначающее мертвое летающее железо, сумевшее то, чего не может никакая магия, — оседлать силу воздушного вихря (и оттого истинному магу двукратно ненавистное).

Он приготовился было отдать команду уничтожить проклятую машину.

Но и без его приказа воздух распороли сполохи пожирающей маны, а в сторону вражеского летуна потянулись полосы серого и багряного оттенков.