Этого вопроса Борман хотел избежать больше всего, но понимал, что рано или поздно на него придётся ответить.

– С операцией «Полёт орла» возникли сложности.

– Вот как?

– Перон на ходу меняет правила игры.

– Что же не так с нашим Пероном?

– Он попал под каблук своей актрисы.

– Этой Дуарте? Но ты же уверял меня, что она завербована нашей разведкой?

– Так и было, пока она была его тайной любовницей. Я сам лично следил, чтобы её никогда не обделяли щедрыми подарками. Но стоило ей выйти из тени и стать едва ли не женой президента, и всё изменилось. Она популярна в народе. Почувствовав власть, Эвита Дуарте как фурия решила взбрыкнуть. Теперь Аргентиной фактически правит она. Перон публично дал ей клятву, что женится, выполняет все её прихоти и даже посвятил в суть нашей сделки. И теперь Дуарте требует три четверти.

– Три четверти?! – в бешенстве выкрикнул Гитлер. – Да это грабёж!

– Я веду переговоры и надеюсь, что нашу долю удастся повысить.

– Три четверти! – нервно повторил Гитлер и пересёк зал, приволакивая ногу. – Эта крашеная кукла дождётся, что я пущу их по ветру! Слишком быстро забыл наш Хуан, кто посадил его в президентское кресло.

– Однако сейчас мы полностью зависим от этой пары, – напомнил Борман.

– Вот поэтому нужно немедленно возрождать Четвёртый рейх и поднимать Германию! – вновь с пафосом воскликнул Гитлер. – И тогда я им всё припомню! Три четверти! Им мало, что у нищей Аргентины золотой запас вырос втрое только за счёт вливаний нашего бизнеса?

– Перон просит разделять то, что мы сделали для его страны, и лично для его семьи. Долю от золота Партии он намерен положить в собственный карман.

– А наши специалисты, учёные, инженеры? Кстати, сколько здесь проживает немцев?

Борман ненадолго задумался.

– Учитывая предыдущие волны немецких колонистов, на всей территории Аргентины – не меньше трёхсот тысяч.

– Вот! – обрадовался Гитлер. – Вот он – фундамент будущего рейха! Мы создадим государство в государстве, и отсюда начнём Крестовый поход в Европу. Мы вернём всё нами завоеванное до последнего метра! Завтра же я хочу рассказать об этом моим верным немцам. А от вас, Мартин, я хочу услышать полный доклад о всех передвижениях доверенных вам средств.

– На это нужно время, – нахмурился Борман. – Я должен подготовиться.

– Так готовьтесь, прежде чем показываться мне на глаза! – вспылил Гитлер.

Внимательно осмотрев стол – не оставил ли чего лишнего? – Борман молча кивнул и, всё так же не проронив ни слова, вышел, оставив Гитлера в лёгком замешательстве. Вернувшись в машину, Борман нервно захлопнул дверь и ударил водителя по спине. Всё это время ожидавший его возвращения бывший начальник гестапо Генрих Мюллер бросил на тронувшийся следом автомобиль с охраной профессиональный взгляд, потом с любопытством посмотрел на Бормана и, ухмыльнувшись, спросил:

– Как прошла встреча? На вас нет лица.

– Наш бесноватый Адольф никак не уймётся! – дал волю чувствам Борман. – Он не понимает, что мы не в Германии, мы на другом конце света, и я дал ему чёткое представление, что его секретарь тоже остался там, за океаном. Да и сейчас не святые тридцатые годы, не время для речей и лозунгов.

– Он хочет сказать речь? Уж не перед нами ли?

– Наш контуженный параноик возомнил себя творцом Четвёртого рейха. Но ему придётся осознать, что его время прошло. Четвёртый рейх будет создан, но не сейчас и не этим фюрером. Вместо того, чтобы спрятаться и тихо доживать свои дни, он требует выступить перед немцами Хаймата. Идиотская идея! Конечно, этого нельзя допустить.

– Как на него похоже, – засмеялся Мюллер. – Бесноватый, неугомонный Адольф. Но в чём ты, Мартин, прав, так это в том, что его время ушло. Поэтому отчего бы не дать ему выступить? Пусть выговорится. Сейчас даже полезно дать ему выступить. Пока он не набрался сил.

– Генрих, это безумие! – возмутился Борман.

Однако Мюллер излучал вселенскую уверенность, и Борман, немного погодя, успокоился.

– Объясни.

– Гитлер тридцать третьего и сорок пятого годов – совершенно разные люди, – начал Мюллер. – Доведись им встретиться, и они бы друг друга не узнали. Когда я увидел, как его вытаскивали из лодки, Гитлер мне показался жалким и беспомощным. Слабая ничтожная тень прежнего Гитлера. Думаю, он деградировал и умственно, и физически. Его облезлую пассию я так и вовсе не узнал. Наш бывший властитель Третьего рейха сильно сдал и сейчас больше похож на спившегося алкоголика, чем на прежнего фюрера. Узнать его можно с трудом, и то, если видел не портрет, а воочию. Пусть покажется толпе, и, если он ещё не понял, что с ним покончено, толпа ему об этом скажет. Толпа жестока, но правдива, а бывшие властители, потеряв власть, долго не могут в это поверить. Не будем лишать нашего Адольфа удовольствия получить звонкую пощёчину. А вовремя полученная пощёчина и не таких отравленных властью ставила на место.

– Но там могут оказаться те, кто видел его лично, – засомневался Борман.

– Это я беру на себя, – заверил Мюллер. – А чтобы подстраховаться, мы пустим слух, будто объявился некий проходимец, выдающий себя за Гитлера. Не пройдёт и дня, как наш Адольф угомонится, его бредни улетучатся, и он будет умолять дать ему спокойно дожить в глубоком захолустье, где-нибудь в благоустроенной норе на краю света.

Но Борман всё ещё сомневался.

– Его бурная импульсивность меня пугает. Адольф, как прежде, хочет власти и не утихомирится, пока её не получит. Он может нам всё испортить. Не лучше ли его просто убрать?

– Нет, – возразил Мюллер. – В его самоубийство поверили немногие. Ещё год-два будут идти поиски. Клубок может размотаться и привести к нашему логову. Вот тогда он и понадобится. Гитлер – хорошая жертва, чтобы нам откупиться, а мировому сообществу – замолчать и успокоиться. Миру интересен именно Гитлер, и куда меньше – его окружение. Пока он у нас в руках, есть чем торговаться.

– Он задаёт много вопросов о Пероне и Дуарте. Нельзя дать ему на них выйти.

– Предоставьте, Мартин, ему завтра встретиться с немцами Хаймата – и уверяю, неугомонный Адольф успокоится и впредь потеряет интерес к любым вопросам и личностям.

– Ещё он спрашивал о золоте партии.

– И эти вопросы исчезнут. Главное, Мартин, чтобы не исчезли вы с нашим золотом. Я не спрашиваю о ваших тайных связях в банкирских кругах, хотя о многих из них знаю. Несмотря ни на что, моё гестапо по-прежнему работает, – весело хохотнул Мюллер.

– Дальше бежать некуда, и мы оба понимаем, что нам друг без друга не выстоять. У вас средства, у меня сила. А что ещё нужно для создания твёрдой власти?

Борман согласно кивнул.

Однако, стоило ему оставить дом, а автомобилям покинуть ранчо, как наблюдавшая из-за шторы Ева, пронзительно взвизгнув, тут же набросилась на Гитлера. Её возмущению не было предела.

– Ади, что это было?! Я всегда знала, что Борман грубый, бездушный циник, но сейчас он превзошёл самого себя. За всё время разговора он ни разу не назвал тебя фюрером! Он разговаривал с тобой как с равным! Наглец, он указывал тебе, что делать и куда лететь. Почему ты не поставил его на место?

– Немедленно успокойся, – дёрнул щекой Гитлер. – И впредь не позволяй себе на меня кричать.

– Но мы же одни? – удивилась Ева.

– Неужели ты не видишь – наш Мартин затеял собственную игру. Но он не понимает, что я ещё жив, и народ пойдёт только за мной. Это моя борьба, моя история! А я сам пишу свою историю, и больше в ней Борману места не будет. Забвение не для меня! Я поводырь, а поводырю нужно стадо! Болван, ему меня не переиграть!

– Ади, я многого не знаю? Верно? – Ева посмотрела на Гитлера глазами преданной собаки. – Это потому, что я никогда не лезла в политику? Но сейчас я могу узнать всю правду?

– О чём ты?

Гитлер сосредоточено погрузился в изучение содержимого принесённого Борманом конверта, давая понять, что продолжать разговор не намерен, но Еву было уже не остановить.