— Только не говори, что он тоже Архимаг! — промямлил я, еще не отойдя от первой новости.

— Архимаг. Т-только п-прозвище д-другое — Д-душекрад! С-слышал о т-таком?

Я облизал враз пересохшие губы и пустил петуха:

— Если тот, который когда-то был товарищем главы Службы Имперской Безопасности, то читал. В учебнике современной истории.

— Тот самый… — убито подтвердила Зыбина и пододвинулась ко мне как можно ближе, по моим ощущениям, неосознанно пытаясь найти хоть какую-то защиту от опасностей всего остального мира, сообразила, что ищет защиту у тринадцатилетнего мальчишки, нервно хохотнула, выпустила из захвата мое предплечье и… попросила пододвинуться еще ближе.

Я понимал, что у нее начинается откат, поэтому задвинул куда подальше невовремя проснувшееся стеснение и перевыполнил просьбу — сдвинулся повыше, просунул правую руку под шею «сестренки», хотя край ковшеобразного сидения и врезался в бок, а левой прижал голову Раисы Александровны к своей грудине. Как вскоре выяснилось, для «полного счастья» ей не хватало малого — моего поцелуя в темечко. Зато после того, я выполнил и эту просьбу, чуть-чуть успокоившаяся женщина положила правую руку на мою талию и начала делиться самыми кошмарными подробностями:

— А я об этом не знала! Поэтому давила их взглядами даже во время переговоров тет-а-тет. Мало того, была готова вцепиться в глотку любому, кто посмеет оспорить твою правоту!!!

— И что тебя удивляет? — притворно изумился я, решив, что раз проблема уже в прошлом, значит, Зыбиной пора приходить в себя: — Ты ж у меня буйная! И любишь. Вот дедки это почувствовали и прогнулись…

— Ага, скажешь тоже — «прогнулись»! — сварливо пробурчала она. — Они, небось, смотрели на меня, как на малолетнюю дуру, и ждали, когда я зарвусь!

Я вздохнул и провел ладонью по подрагивающей спине:

— Сестренка, ты думаешь не о том…

— А о чем я, по-твоему, должна думать⁈

— Скажи, как бы ты себя вела, если бы с самого начала знала, кто они такие?

Она недовольно засопела, но сказала правду:

— Так же.

— Почему?

— Ты был в своем праве. А я тебя люблю. И перегрызу глотку любому, кто посмеет тебя обидеть!

— Не заводись! — мягко попросил я, так как почувствовал, что теперь Раису Александровну трясет не от страха, а от бешенства. — А теперь ответь на следующий действительно важный вопрос: что они сказали перед тем, как вы разбежались?

Она вжалась в меня еще сильнее и нервно хихикнула:

— Еще раз извинились, потом представились по прозвищам, не дождались никакой реакции и заявили, что народная молва в кои веки не врет. А мне в тот момент было плевать на любые прозвища: я психовала из-за Волконской, пытавшейся играть за них! В общем, прозрела уже в машине и все никак не отойду…

— Народная молва действительно не врет: ты у меня буйная красотка! — мурлыкнул я, почувствовал, что комплименты ее не цепляют, и зашел с другой стороны: — А то, что моментами усиленно тормозишь — знаю только я. Ибо любимый брат и все такое…

— Гад ты, а не брат! — буркнула она, прислушалась к себе и усмехнулась: — Но успокаивать истеричных баб, как оказалось, умеешь. Причем неплохо: как ни странно, меня уже почти не трясет.

— Перестанешь думать о посторонних мужчинах и сосредоточишься на единственном и несравненном, в данный момент обнимающем это роскошное те-… Ай! За что-о-о⁈

— Взялся обнимать — обнимай энергичнее! — «гневно» потребовала она, глубоко вдохнула, чтобы изречь что-нибудь в том же духе, еле отплевалась от своих же волос, попавших в рот, и истерически рассмеялась. А после того, как закончила ржать, вытерла уголки глаз, вернула руку на мою талию и озвучила «страшную угрозу»: — Все, братик, ты попал: до приезда Гены я из твоих объятий ни ногой!

И соврала, отпихнув меня на середину водительского кресла сразу после звонка телохранителя, заехавшего на территорию автодрома, заваливаемого снегом, и решившего спросить, где нас искать.

Впрочем, эту «кошмарную эмоциональную потерю» компенсировала буквально через пять минут — отдала Геннадию Осиповичу обе ключ-карты, загнала меня за руль «Кайзера», уселась на пассажирское сидение и привалилась к моему плечу.

Пока катили к трассе по глубокой колее, бездумно поглаживала «нагло отжатую» правую руку и думала о чем-то неприятном. А когда почувствовала, что внедорожник начинает разгоняться, как-то странно хихикнула. Я, конечно же, потребовал объяснений и услышал забавный ответ:

— Хочу мороженого и подраться!

— Одновременно, или можно по очереди? — «на всякий случай» уточнил я и опоздал: у нее загорелись глаза, а указательный палец уже дотянулся до панели и вбивал в навигатор какой-то адрес.

— И что это такое? — полюбопытствовал я, принимая вправо согласно новой «вводной».

— Торговый центр «Чистилище»! — предвкушающе хохотнула она. — Там можно бросить машину, прикупить подходящие шмотки, переодеться под простолюдинов и пройтись по одному из самых неблагополучных районов города. Представляешь реакцию местных гопников на меня в образе дебелой деревенской клуши, приехавшей в город на заработки и притащившей с собой тупенького братика?

17 декабря 849 г. от ОВД.

…Старцев морально сломался еще до команды «Бой!». Нет, рубился он по-настоящему здорово — принял мое «предложение» сократить дистанцию до предела, с неимоверной легкостью переключившись на отлично отработанные связки ударов локтями и коленями, был готов к ударам головой, великолепно бросал и не терялся во время падений, был очень неплох на земле и обладал очень высоким болевым порогом. Но во всем вышеперечисленном не было самого главного — воли к победе. А у меня ее было хоть отбавляй, поэтому уже на третьей минуте дуэли я начал поддавливать, на пятой все еще игнорировал многочисленные травмы и работал так, как будто только начал, а Данила — нет, а ближе к середине восьмой вдруг понял, что выжал из этого поединка все, что мог, и решил заканчивать.

Подходящий шанс представился достаточно быстро — удар голенью по нижней трети поверхности многострадального левого бедра одноклассника попал в уже пробитое место, связка мышцы-разгибателя колена отключилась, и Старцева повело. В рефлекторной попытке удержать равновесие его руки на миг дернулись в стороны, так что моя «двойка» прошла, как к себе домой: правый локоть, прилетевший снизу, приподнял квадратную нижнюю челюсть парня и вынудил разогнуться, а левый боковой срубил, наглухо выключив ему свет.

Восторженно-разочарованный гул переполненных трибун, объявление победителя и стремительный рывок встревоженной личной целительницы Данилы к своему господину за душу не зацепили — я равнодушно развернулся к ним спиной и, не без труда задавив накатившую боль чуть ли не во всем теле, уверенно пошел навстречу «старшей сестренке», подбегавшей к арене с моей половины.

Объятия и радостное воркование этой женщины чуть-чуть придержали начинающуюся апатию, а первое целительское воздействие Замятиной на миг вернуло окружающему миру хоть какие-то краски. Но потом все вокруг снова «посерело», и следующие полчаса слились в одно сплошное бесформенное пятно «безвременья»: почти все, что говорили Раиса Александровна и Валя, ощущалось далеким гудением, их прикосновения я чувствовал, как через толстое одеяло, а перемещение в пространстве казались дискретными сменами декораций.

Потом левое бедро обожгло «неправильной» болью, и я, сфокусировав взгляд на этой части тела, вдруг сообразил, что меня ущипнули. А еще через миг понял смысл слова, произнесенного Зыбиной сразу после щипка:

— Перегорел…

Покрутив это утверждение в голове, пришел к выводу, что не согласен. Потом определился со своим положением в пространстве и понял, что сижу на массажном столе в своей раздевалке и тупо пялюсь в противоположную стену. Исчезновение болевых ощущений в местах, куда прилетали удары Данилы, не удивило — к эффективности целительских воздействий Валентины я давно привык и считал их результаты нормой. А напряжение, ощущавшееся в обеих женщинах, обнаружившихся рядом, резануло по сердцу и заставило начать соображать: