– Я уже над этим работаю, мой фюрер, – скромно опустил глаза Фегелейн.

Гитлер удивлённо вздёрнул брови:

– Вот как?

– Один из охранников узнал меня. С Антоном Конрадом мы пересекались в отделе гестапо в Минске. И даже участвовали в одной опасной операции, когда я ещё служил в кавалерии. А вы же знаете, мой фюрер, ничто так не сближает людей, как опасность. После моей недолгой обработки он готов нам помогать. Антон говорит, что наши люди по гестапо есть и в личном окружении Бормана. Кроме него, ещё в море, дабы не терять хватки, я исключительно из профессионального интереса завербовал одного из матросов экипажа лодки. Теперь я хочу его разыскать и привлечь под своё крыло.

– Всего двое? – разочарованно произнёс Гитлер. – Это не паутина. То, о чём ты говоришь, – уровень шарфюрера деревенского отдела гестапо. У тебя должна быть мощная агентурная сеть. Нам предстоит противостоять всему миру.

– Ади, даже великие реки начинаются с тонкого ручейка, – вступилась за Фегелейна Ева.

– Не все ручьи превращаются в реки, – засомневался Гитлер. – Получаются и болота.

– Дай ему себя показать! Герман предан тебе, а это куда ценнее, чем многолетний опыт старого интригана. Я уверена – он справится!

– Может быть, – задумчиво произнёс Гитлер. – Ну что же, если сейчас зародился ручеёк мощного государственного аппарата, то так тому и быть. Теперь от тебя, Герман, зависит, какой будет разведка Четвёртого рейха, которую отныне возглавляешь ты. Покажи себя. И немедля принимайся за дело, мой мальчик, за наше великое дело!

– Я не подведу вас, мой фюрер! – вытянулся по стойке «смирно» Фегелейн.

– Я тебя поздравляю! – обняла свояка Германа Ева. – Ой, взгляните! – изобразив плохо сыгранное удивление, она подняла над головой оплетённую лозой бутылку. – А у меня по такому поводу случайно оказалось старое местное вино. Мне его подарил хозяин ранчо и сказал, что это очень дорогое вино, и я надеюсь, очень вкусное!

Гитлер недовольно отвернулся. Сам он предпочитал пиво, но с огорчением заметил, что Ева стала увлекаться куда более крепким алкоголем. Раньше у него был бар, полный всевозможных бутылок, присылаемых из захваченных стран генералами его армии. Скопилось неплохое собрание напитков, которыми фюрер любил спаивать своё окружение. Но когда к его бару пристрастилась Ева, был очень раздосадован и приказал уничтожить всю коллекцию. Однако джин из бутылки уже вырвался. Гитлер взглянул на наполненные до краёв три фужера и даже не прикоснулся к своему. Он целиком отдался обдумыванию завтрашней речи. Речи, на которую он возлагал большие надежды, – она должна была обепечить ему возвращение пошатнувшегося трона и народной любви.

Солнце висело над джунглями и клонилось к горизонту. Они выехали в полдень, а сейчас наступил вечер. Но, несмотря на усталость от езды по пыльной грунтовой дороге, сочный кровавый закат вызвал у Гитлера вдохновение. Он глядел на резко изменившийся ландшафт из окна автомобиля и счёл это добрым знаком, предвещающим перемены и возврат к прежнему величию. Стоило выдержать нелёгкий многочасовой путь на север, чтобы увидеть разительный контраст с патагонской пустынной пампой. Здесь уже начинались знаменитые аргентинские джунгли. Вдали виднелись низкие, ничем не примечательные горы, с голыми, покрытыми травой вершинами, — но стоило опустить взгляд к подножию, и воображение было потрясено буйством природы. Тропические ливни и разливы рек создали мир с богатой безумной флорой. В этом многослойном разноцветном коктейле прекрасно уживались карандай-пальмы и восьмиметровые кустарники чаньяр, колючие чащи бобовых мимоз и дебри лавровых деревьев. И вся эта густая растительность всевозможных цветов и оттенков чудесным образом подчёркивалась кирпично-оранжевым цветом земли.

— Стоит сделать шаг в сторону, и наткнёшься на скрытое болото, водопад или ягуара, — кивнул за окно Борман. — А ещё всюду гады, малярия, ядовитая мошкара да дикие туземцы.

Сидевшая вместе с Гитлером на заднем сиденье автомобиля Ева взглянула на спину партайгеноссе и передёрнулась всем телом.

— Какая мерзость!

— Вот, обратите внимание, — Борман показал на небольшой просвет в непролазной гуще сплетённых веток. — Наверняка одна из нор индейцев Чако. Такими ходами они пользуются для торговли и разбоев. Но с этими хотя бы можно договариваться. Президент Перон пытается подчинить их закону. Но кроме Чако существуют и совсем дикие племена. Цивилизацию не признают, да и не знают, живут как звери. Проводники говорят, что они не отказываются от каннибализма, приносят человеческие жертвы.

Гитлер посмотрел на побледневшую Еву и поспешил сменить тему разговора.

— Нам ещё долго ехать? — кивнул он на сузившуюся дорогу.

Теперь ветви хлестали по стеклу автомобиля, а над головой образовалась арка, от которой в салоне стало темно.

— Ещё немного, — ответил Борман.

— Мрачное место, — заметил Гитлер.

— Основатели Хаймата искали уединения.

— Им это удалось, — согласилась Ева, припав лицом к стеклу. — У меня создаётся впечатление, что нашим мучениям не будет конца. А ещё кажется, что вы, Мартин, возите нас в этом лесу по замкнутому кругу.

Неожиданно густые дебри закончились, и она увидела белые аккуратные домики с ухоженными цветниками под окнами и вымощенные камнями тротуары.

— Хаймат?

— Приехали, — подтвердил Борман.

— Чудесная картина! — восхитилась Ева. — Какой сюрприз! А я уж подумала, что мы будем колесить до утра!

После мрачного вида сплетённых кустов и деревьев ей показалось, что они въехали в детский кукольный городок.

— Жителям пришлось потрудиться, чтобы отвоевать этот участок у джунглей.

— А где люди?

— На площади Фатерлянд.

— Площадь Отечества! Очень хорошо! Здесь всё дышит Германией! — хлопнул в ладони Гитлер, пытаясь стряхнуть усталость и настроить себя на бойцовский лад. — Надеюсь, их тысячи?

— Увидите, — увильнул от прямого ответа Борман.

Стройный ряд домов раздвоился, превратился в улицу, автомобиль проехал всю её насквозь и упёрся в небольшую площадь, скорее напоминающую сельский рынок, чем место для состязаний ораторов. В центре толпилось не более полусотни человек, при виде включённых фар разом повернувших в их сторону головы.

— Это все? — не поверил Гитлер. — Судя по количеству домов, их должно быть в десятки раз больше. Где мои обещанные немцы?

— Работоспособное население — на вырубке леса. За счёт этого живут.

— Работу нужно было отменить! К ним приехал фюрер! — возмутилась Ева.

— Не стоит расстраиваться, — нехотя произнёс Борман и отвернулся. — Каждое сказанное на площади слово уже к вечеру станет достоянием всех жителей посёлка.

Гитлер вышел из автомобиля и бросил недовольный взгляд на Бормана. Он уже догадался, что это не более чем очередное звено в запутанной игре его секретаря. Но когда он посмотрел перед собой, то едва не потерял дар речи. Публика на площади сплошь состояла из едва передвигающихся стариков. Рядом, не в состоянии стоять, на заменяющем лавочку бревне сидели три старые немки. Они были настолько древние, что из-за морщин не было видно глаз. Такая аудитория сильно обескуражила Гитлера. Он привык выступать перед братьями по партии в коричневых рубашках, до краёв заряженными энергией. Ею он питался от них, аккумулировал и возвращал обратно в толпу, многократно приумноженную.

Гитлер встал на подножку автомобиля и обвёл задумчивым взглядом глядящих на него немцев. Он лихорадочно перебирал в голове собственные речи, подбирая наиболее подходящую для подобной публики. Почти все свои речи он считал гениальными и помнил наизусть. «Пожалуй, не стоит давить, — подумал Гитлер, переведя взгляд на старика в кителе капитана Вермахта. — Подойдёт речь, сказанная по радио по случаю взятия Орла в октябре сорок первого». Тогда ему пришлось оправдываться за непозволительно огромные потери при взятии города. Дорога на Москву оказалась открыта, но некому было наступать, и пришлось срочно перебрасывать резервы.