Первые четверть часа, судя по всему, проводила диагностику состояния моей тушки. Потом разогрела спину соответствующим заклинанием, кстати, сделав это чуть легче и быстрее, чем Ольга Степановна Рарог, и час с лишним превращала мое тело в счастливый кисель. Причем сопровождала обычный массаж воздействиями, большая часть из которых мне была не знакома, и, как выяснилось во время завтрака, слила на них две трети резерва! В результате визит в душ я не запомнил. В смысле, помыться — помылся, но сделал это, не включая головы. А когда выбрался из душевой кабинки, то обнаружил, что на стуле, откуда-то появившемся в крошечной ванной, лежит стопка чистой одежды, а на ней — подогретое полотенце!

«Удобно, однако…» — понемногу приходя в себя, подумал я, представил, как «облизывают» Зыбину, и, покопавшись в своих воспоминаниях, внезапно понял, что в роду Рарогов ничего такого не замечал. Впрочем, стоило начать нормально соображать, как объяснение сложилось само собой: там я был никем, контактировал лишь с матушкой, Славкой, Федором Баженовичем, наставниками-простецами и, изредка, с отцом. Соответственно, просто не мог видеть эту часть жизни потомственных аристократов!

Не скажу, что сильно обиделся, но легкую горечь почувствовал. Потом сообразил, что всех этих людей больше нет, снова увидел перед внутренним взором лицо брата и не сорвался в депрессию только благодаря тому, что вовремя ушел в нужный момент прошлого и «услышал» просьбу матушки:

«Сынок, если я не отомщу, то клятва меня убьет. Так что я ухожу, чтобы когда-нибудь обязательно вернуться. В общем, верь. И жди. Не позволяя страхам, каким-либо сомнениям или горечи воспоминаний рвать тебе душу!»

— Я верю. И жду… — еле слышно выдохнул я, взял себя в руки и привел себя в порядок. Потом вернулся в массажку, взглядом приказал Замятиной падать на хвост, вышел в коридор и маленьким, но очень уверенным танком попер в сторону нужной трапезной…

…Медитировал на пару с «любимой тетушкой» в ее личном зале для медитаций, примыкавшем к спальне. Не знаю, что за артефактный комплекс был установлен в этом помещении, но уйти в нужное состояние получилось за считанные минуты, разобраться, какой из шести образов, предлагавшихся в руководстве, наиболее комфортен лично мне — от силы за полчаса, а остальные полтора я даже не заметил. Мало того, ушел в себя настолько глубоко, что не почувствовал вибрации часов и вернулся в реальность лишь благодаря щипкам Зыбиной, полным сил и энтузиазма.

На вопросительно-смеющийся взгляд Раисы Александровны ответил демонстрацией сразу двух больших пальцев и был отправлен переодеваться в парадно-выходной костюм. А без десяти час следом за ней вышел из лифта на втором подземном этаже гаража и потерял дар речи — как минимум два десятка парковочных мест оказались заняты фантастически красивыми спортивными машинами!!!

— Как тебе мои трофеи? — дав мне оклематься от шока, весело спросила «тетушка».

Я снова онемел и не сразу смог задать встречный вопрос:

— Это трофеи⁈

— Ага. Все, кроме во-о-он той бирюзовой «Искорки»: на ней я и гоняю.

В смысле, тут, в Великом Новгороде. А на серьезные соревнования вожу с собой почти такую же, только красную.

Добавившись в цепочку «Большая грудь», «Ненависть к мужчинам», «Это трофеи» и «Искорка», слово «Красную» заставило прозреть:

— Вы — Суккуба⁈

— В отношениях с мужиками — однозначно нет… — хихикнула она. — А на трассах, видимо, да…

— Обалдеть!!! — потрясенно выдохнул я и затараторил, чудом не забыв о необходимости коверкать речь: — Я болею за вас лет с десяти, видел все гонки и…

— Автограф нужен? — не дав мне выплеснуть весь восторг, неожиданно спросила она.

Я сглотнул, вовремя заметил в глазах Зыбиной искорки сдерживаемого смеха и последовал ее же рекомендациям:

— А зачем мне автограф любимой тетушки⁈

— Мо-ло-дец! — по слогам, но предельно серьезно сказала она, на миг прижала меня к себе, чмокнула в лоб и развернула меня к трофеям: — А теперь, племяш, выбери-ка машину для поездок в лицей.

— Вы считаете, что я должен ездить на уроки на спортивном автомобиле? — спросил я.

Женщина утвердительно кивнула и начала издалека:

— Собственный Его Императорского Величества Лицей номер один — это самое престижное учебное заведение Российской Империи, соответственно, каждый его учащийся считает себя Прелестным Пупом Земли. Как я тебе уже говорила, все четыре года учебы лицеисты воюют не на жизнь, а на смерть за место под солнцем, причем пробиваются вверх в том числе и по головам своих близких подруг и друзей. Одно из следствий такого отношения к окружающим — ряд клише, ставящиеся на «конкурентов» при любой допущенной ошибке. Скажем, если ты хотя бы один раз придешь в лицей пешком, то получишь несмываемое клеймо «Нищеброд» и перестанешь интересовать однокашников даже как жертва для издевательств. Далее, приезд на такси — это свидетельство бедности и бесперспективности, ибо «В его роду имеется одна-единственная машина на всех»; появление с родителями — это клеймо «Маменькин сынок» или «Мамина дочка»; с обычным водителем — «Выпендрежник», с водителем-магом — «Трус» и так далее.

Я закрыл глаза, переварил эту информацию и недоуменно уставился на Земляничку. Задавать напрашивавшиеся вопросы не пришлось:

— Эти недоумки считают достойным всего два варианта передвижения — на заднем сидении престижного автомобиля, управляемого либо эффектной личной помощницей, либо высококлассным личным телохранителем.

— Это до инициации или шестнадцатилетия, верно? — на всякий случай уточнил я.

— Верно… — подтердила «тетушка» и предвкушающе ухмыльнулась: — А ты прикатишь за рулем, на гоночной машине и в компании Суккубы! Реакцию народа представляешь?

— Пока нет… — честно признался я.

— И правильно! — хохотнула она. — Ее надо видеть! А теперь прекращаем болтать и выбираем машину на твой вкус. Хотя… поучаствуешь в моей личной войне с одним редким паскудником?

— Почту за честь! — мгновенно ответил я, хотя прекрасно видел, с каким напряжением она произносила этот предложение. Почему? Да потому, что в моем договоре с Александром Всеволодовичем не было ни ночных поездок за рулем «Кайзера», ни личных помощниц, ни гоночных машин в качестве личного транспорта, а я очень не хотел быть неблагодарным.

— Ты не можешь не пони-… — задумчиво начала Суккуба и не закончив фразу, ушла в себя секунд, эдак, на десять. Потом кинула на меня испытующий взгляд, как-то странно прищурилась и… решительно тряхнула волосами: — Спасибо, Лют. Причем и за скорость ответа, и за вложенный в него посыл, и за доверие. Я растрогана, дарю тебе вон тот «Шквал» и даю слово, что помогу его приручить…

…Аргументы, объясняющие, почему я не могу принять в дар машину, Зыбина пропустила мимо ушей, а на утверждение «Мне всего тринадцать!» все-таки ответила:

— Я гоняю с двенадцати, и ничего. Так что не ломайся, как девочка, и лезь на пассажирское сидение.

Почувствовав, что от этого решения она не откажется ни за что на свете, забрался в ковшеобразное кресло, закрыл дверь, огляделся и аж задохнулся от восторга: вроде как спортивная машина была наворочена до изумления!

— Ага, Беликов — сибарит, поэтому гонял с доброй сотней килограммов лишнего веса! — насмешливо заявила «тетушка», скользнув за руль, ткнула в сенсор включения двигателя, легонечко надавила на педаль акселератора и прислушалась к грозному рыку: — Впрочем, навернул этот «Шквал» более чем достойно, и если бы не невероятно кривые руки, то с машиной рассталась бы я.

— А сколько тут лошадок? — спросил я, пристегиваясь шеститочечными ремнями.

— Семьсот с мелочью.

— Я же убьюсь!

— С такой наставницей, как я? — притворно удивилась Зыбина и показала мне кулак: — Даже не надейся!

Учить она действительно умела, и я обреченно кивнул. А когда узнал, что любые мои ошибки будет исправлять копия «сознания» искусственного интеллекта, стоящего на ее боевой «Искорке» и успевшего «набраться опыта» у Зыбиной, даже расслабился и спокойно подождал, пока женщина прошьет бортовому ИИ новую «личность». А потом «Шквал» как-то уж очень резко сорвался с места, с заносом вписался в узенький поворот, скинул скорость перед началом эстакады и неспешно покатил вверх.