— Стряхни, — посоветовал Фегелейн.

— Герман, если бы я мог! — возмущённо содрогнулся Удо. — На мне их и так уже, как на собаке блох!

— И то верно — одной больше, одной меньше…

Гусеница проползла мимо кармана, перебралась через ремень и, не останавливаясь, скользнула на торчавший из-под куртки голый живот.

— Ай! — вдруг вскрикнул Удо.

Клим поднял на него удивлённый взгляд.

— Жжёт! Эта сволочь будто кислота, сбросьте её с меня!

Бессильно извиваясь, Удо исполнял нехитрый танец живота, выпучив глаза и скорчив жуткую мину.

— Кто-нибудь, снимите эту тварь!

По тому, куда он смотрел, можно было отслеживать, где находится гусеница. Исчезнув под курткой, она блуждала по груди, ища выход. Наконец, её мохнатое тело появилось из разорванного воротника, проползло по шее и направилось вдоль плеча на вытянутую руку.

— Затихни, — попытался успокоить его Фегелейн. — Ты ей не нужен, она ползёт на дерево.

Но Удо его не слышал. Его лицо корчилось от боли, он брыкался, неожиданно обретя потерянную подвижность, и ревел, как угодивший в капкан медведь. На его животе проступил красный рубец, словно только что заживший ножевой шрам. Скоро такой след проявился и на шее, затем на руке, чётко обозначая путь, проделанный гусеницей.

— Да кто-нибудь, снимите с меня эту гадость! — голосил Удо. — Я не могу терпеть!

— Хватит орать, она уже на ветке.

— Нет, я чувствую, она повсюду! Сейчас она на спине!

— Удо, её уже нет, — показал кивком на скрывшуюся в листьях гусеницу Фегелейн. — Это тебе кажется.

— Да чтоб тебя! Вы, умники, что вы можете знать, да у меня сейчас горит даже в заду! Эта тварь, наверное, выделяет кислоту! Меня будто высекли плетью!

И вдруг, напрягшись, Удо на мгновение замолчал, под собравшимся в складки мокрым лбом сверкнули обезумевшие глаза, а дальше он дал волю чувствам. Он орал дико и с надрывом! Захлёбываясь, на секунду умолкал, хватая воздух, извивался в конвульсиях, и, корчась, снова срывался на иступлённый крик.

— Не ори! — выкрикнул Фегелейн. — Это пройдёт!

— Когда?! — заскрипел зубами Удо.

— Не знаю. Только, ради бога, заткнись!

На крики Удо появился голый туземец. Он лениво выполз из ближайшей хижины и, зевнув, с любопытством взглянул в сторону брыкающегося Удо. Постепенно его взгляд изменился с безразличного на настороженный. Вытянув шею, туземец прищурил глаза, вглядываясь в кроваво-красные рубцы на теле Удо, и, юркнув в траву, неожиданно исчез. Вернулся он в сопровождении любопытной толпы.

— Эй, вы чего удумали? — выкрикнул Удо, заметив в их руках копья и колья с привязанными камнями. — Я живой, и в порядке!

Но туземцы, похоже, так не считали. Они внимательно разглядывали следы на его теле и обменивались короткими тихими звуками, хмуро покачивая головами.

— Что происходит? Даже думать забудьте! Убью любого, кто прикоснётся! — пересилив боль, Удо на секунду замер и брыкнул ногой. — Они что, не видят, что я живее любого из вас?

— Они так не думают, — отозвался Фегелейн. — Нужно было тебе молчать.

— Пошли прочь, дети плешивой собаки! Герман, да как тут смолчать, меня словно отходили раскалённой кочергой!

В подтверждение своих слов Удо сцепил зубы и, раскачиваясь, сдавленно зарычал, потом, не выдержав, завыл дико выпучив глаза.

— Как же печёт. Воды! Эй, вы, зелёные павианы, принесите воды! Пусть обольют меня водой!

— У них другие планы, — угрюмо произнёс Фегелейн.

— Что? О чём ты?

— Оглянись, — подсказал Клим.

Удо испуганно завертел головой и тоже заметил приближающуюся маску. В руках туземец нёс уже известный Климу каменный топор.

— Нет! — заревел Удо. — Я им не дамся! Ну хоть вы скажите им, что я жив и здоров! Вон от меня, твари!

Кольцо вокруг моряка подобострастно разомкнулось, и маска замерла, уставившись на его исполосованный живот.

— Пошёл к дьяволу! — лягнул ногой в пустоту Удо. — Дай мне только до тебя дотянуться!

Два туземца обошли Удо, согнулись, подставляя спины, маска взобралась, поравнявшись с затылком моряка, и замахнулась топором. Клим резко отвернулся. Удо истерично закричал, а Клим явственно представил, как сейчас разлетятся его мозги. Послышался глухой удар, звук падающего тела, но, к удивлению, крик Удо не смолк. Только теперь он доносился снизу. Клим осторожно обернулся. Обхватив голову и свернувшись клубком, моряк лежал у ног туземцев и продолжал голосить. Затем, ещё не веря, что всё ещё живой, Удо взглянул на свободные руки с обрывками лиан, и постепенно затих. Тут же ему в спину последовал осторожный тычок дротиком. Удо вздрогнул, и кольцо расступилось. Выстроившись полукругом, туземцы ощетинились копьями и, пританцовывая, размахивали перед ним костяными наконечниками.

— Что им надо? — опасливо поднимаясь, спросил Удо.

Стена копий приблизилась и теперь раскачивалась у его лица в опасной близости.

— Что происходит? — отступил на шаг Удо.

Выкрикивая боевые кличи, шеренга тут же надвинулась, оттесняя его к джунглям.

— Тебя изгоняют, — догадался Клим.

— Изгоняют? Ты хотел сказать — отпускают?

Не веря собственному счастью, Удо попятился, боясь повернуться спиной. Он сделал шаг, другой, вслед ему не полетели дротики, и тогда он оглянулся, заметив в кустах низкий проход.

— Я вас понял! — часто кивая, он поднял руки и, отходя боком, медленно приближался к протоптанной дорожке. — Я здесь лишний. Ухожу, ухожу!

— Удо, ночью вернись и помоги нам! — выкрикнул Фегелейн. — Ты не можешь нас бросить! Мерзавец, обязательно вернись! Без нас ты сдохнешь!

Но Удо его будто и не слышал. Медленно пятясь к кустам, он наконец ощутил спиной ветки и внезапно бросился по тропе, сломя голову. Послышался удаляющийся треск, и вскоре затих. Туземцы разошлись, а Клим с Фегелейном теперь остались висеть вдвоём.

— Вернётся? — спросил Клим.

— Нет, — уверенно ответил Фегелейн.

— Жаль. За время похода мне показалось, что мы успели подружиться.

— Подружиться? Ты с ума сошёл? С чего ради? Мы здесь из-за золота, а не в походе скаутов.

— Значит, показалось.

— Вилли, нельзя же быть таким наивным.

— Я уже понял свою ошибку. У меня тело зудит от укусов от пяток до макушки.

— Везунчик. Я своё уже не чувствую.

— Почему они его отпустили?

— Не знаю. Возможно, всё дело в гусенице.

— Судя по следу, она, скорее всего, ядовитая.

— Может, ядовитая, а может, и священная. Кто же их поймёт? У них мозгов, как у обезьян на деревьях.

— Обезьяны не едят себе подобных, — вздохнул Клим.

— Едят, — возразил Фегелейн. — Сам видел, как шимпанзе охотились на мартышек. По всем законам войсковой облавы. А потом пожирали вместе с листьями.

— Может, Удо всё-таки вернётся? — с надеждой спросил Клим. — С подмогой?

— Нет! — жёстко ответил Фегелейн. — Можешь о нём забыть. Да и куда ему идти? Из джунглей Удо не выберется. Будет скитаться, пока не накормит собой крокодила или какую-нибудь дикую кошку. Наш грузовик наверняка уже угнал Хоффман, а до ближайшей цивилизации сотни километров.

— Проводник Сальвадор говорил, что если идти на восток в долину ручьёв, то можно наткнуться на прииски.

— Проводник? Когда он тебе такое сказал?

— В первую ночь в сельве.

— Ты умеешь к себе расположить. Мне он так не доверялся. Я хотел его завербовать ещё в городе, однако мне он продемонстрировал местное ослиное упрямство. И кстати, Вилли, наверное, я должен попросить у тебя прощения. Если бы я тебя не уговорил идти в этот поход, ты бы сейчас здесь не висел.

— Я сам так решил. Сам и в ответе.

— Хороший ответ. Достойный ответ солдата. Даже на следователя гестапо это могло бы произвести впечатление. Жаль, что мы не служили вместе. Ещё жаль, что для так и не ставших людьми дикарей мужество — всего лишь приправа к обладателю его мяса. Но всё равно, Вилли, не держи на меня зла. Видит бог, я не знал, что нас ждёт. Я готовился дать бой себе подобным, считал себя знатоком партизанской войны, но судьба дала мне по носу. Она иногда такая шутница, эта судьба.