– Держись, не теряй сознания! – Хельга накладывала на рану пластырь, к сгибу руки была прикреплена коробочка, о нее по руке шел зуд. – Хоть какой-то прок от этого легиона, учили оказывать первую помощь. Теперь гляну, что у тебя с ногой.

Она распорола брючину и стала промокать рану.

– Здесь разрез глубже. Потерпи, я буду накладывать швы. Тут есть медицинский степлер, а обезболивающее уже должно действовать.

По икре будто прошлась многоножка с острыми коготками, потом наклеили что-то прохладное.

– Ну, кажется всё. Молодец, не сильно пострадал, а этого тёмного разделал, будто свинью.

– Ты… как? – спросить получилось лишь со второго раза.

– Ни царапины, меня вообще не смогли достать. Это уж спасибо госпоже Кэти, фантастическая быстрота реакции А я их уделала сякенами, вот только доминиканцев жалко… Что это, погляди!

Она резко отвернулась от Метельского, и ему тоже стало не по себе. Уже нет адской конницы, и пейзаж как-то изменился, однако не до разглядывания. Исполинский сумрачно-зеленый шар, наверное в десятки раз больше Луны, повис в небе, Оно уже не серое, с одной стороны брезжит золотистый свет. Но он не озаряет шара, наоборот, тот все больше темнеет.

– Чудеса, – покачала головой Хельга. – Надо спросить об этом наших, а кстати, как они?.. Ты пока посиди.

Она отошла, а Метельский стал задремывать. Очнулся от тепла на лице – это полностью проявилось солнце, от него лился теплый золотистый свет. Вернулась Хельга:

– Пришли в себя, но пока еле шевелятся. Джанет и Киру рвало, хорошо было чем умыться. Ну, о них пусть мужья заботятся. Госпожа Кэти как-то держится. Мы пока подождем.

Она села рядом с Метельским, глядя на мрачно-зеленый шар.

– Это фантастика, свернуть пространство. Как я понимаю, вся эта адская рать теперь там. И что с ними будет? Да и с нами тоже? Не хочу больше сражаться, до тошноты навоевалась.

Посидели еще, наконец подошел Варламов, под глазами темные круги.

– Спасибо вам. Если бы они добрались хоть до одного из нас – конец, все пошло бы в разнос. И так на пределе, как только женщины выдержали?.. Что с нашими помощниками?

– Все трое мертвы, – ответила Хельга. – Они сражались как львы.

– Оплакивать и хоронить не будем Да воскресит их Христос в сей же день.

– А вы… Вы свернули пространство? – спросила Хельга.

– Не совсем. Благодаря Чинтамани, мы смогли перенести на Землю медленный поток времени из мира, где вы побывали. Два потока времени со столь разными характеристиками не могут сосуществовать в трехмерном мире. Иное время свертывает пространство вокруг себя, это тот темный шар, что мы видим. Через некоторое время он исчезнет из нашего поля зрения.

– Не очень-то понятно, – сказала Хельга.

А Метельский спросил: – Чинтамани, это тот серый камешек, что надела Джанет?

– Да, он заряжен вибрациями высших миров и прислан издалека.

– И долина… наполнится кровью… до удил коней, – медленно произнесла Хельга. – Значит, этого не случится? Тогда вы оказали Христу большую услугу.

– Христос справился бы и сам, однако люди должны показать, что они достойны… – Он прислушался: – Джанет зовет. Женщины более-менее пришли в себя, и нам надо в Иерусалим. Явление Христа будет как молния от края до края небес и видимо всем в мире, но нам дана привилегия увидеть Его там, где все началось.

Подошли к скамейке (их хватало, наверное место для пикников), где сидели Кира и Джанет. Вид неважный, краше в гроб кладут. Хельга поколебалась, но указала туда, где исполинская луна как будто начала тонуть за горизонт:

– Какими странными стали холмы. Была зелень, поля, городки, а теперь только рыжий камень. Куда все делось, где люди?

Джанет слабо улыбнулась: – Ты видела это в мире быстротекущего времени, хотя правильнее называть его миром тысячи временных потоков. Жизнь не может развиться при такой нестабильности времени, лишь в полярных областях, где его ход медленный, существует растительность. Так и здесь, остались только геологические формации, глубоко укорененные во времени. Растительность, люди, города – всё захвачено его новым потоком. Небольшой, темный, зловещий мир. А нам осталась пустыня где-то до Черного моря, и ее придется возделывать заново.

– Но люди! В этом мире оказались ведь не только Самаэль и Мадос с их войском. Там теперь и обычные люди, почему они должны страдать?

– Кто-то обречен на это своей кармой. Но многие вернутся обратно, тот мир не удержит людей со светлой кармой. Думаю, ты увидишь, как… Нам пора, идемте.

Она и Кира поднялись и медленно пошли, мужья поддерживали их под руку. Метельский шел неуверенно: болели икра и грудь, и еще что-то странное творилось с ногами, почва под ними будто сделалась зыбкой и норовила провалиться. Помогала палка, в которую снова обратилось камаяри. На подходе к глайдерам все остановились. Снизу по улице, ведущей к Неби Самуил, поднимались люди. Их было немного, они задерживались, чтобы поглядеть на новую зловещую луну, и шли выше, откуда видимость была лучше. Мужчина, шедший впереди, вдруг покачнулся, упал на колени и издал вопль ужаса. Он стал погружаться в землю, пытаясь опереться руками, но те тоже проваливались. Сзади шла женщина, вероятно жена. Она бросилась к нему, ухватила под мышки и попыталась вытащить. Бесполезно, мужчина провалился уже до пояса и продолжал погружаться. Женщина кричала, тащила, вопли мужчины перешли в животное завывание – еще несколько мгновений, и он скрылся под землей. Метельский рванулся было помочь.

– Не двигайтесь, – бесцветным голосом сказала Джанет. – Материальность нашего мира меняется. Ее начали пронизывать новые потоки времени, один быстрее, другой медленнее обычного, и вещество становится менее плотным. Это во всемирном масштабе, а не локальный катаклизм, как мы устроили. Для вас переключение на иной темп времени может произойти спонтанно, при сильных эмоциях. Не пугайтесь новых ощущений, ваши тела постепенно привыкнут к этому – так, в медленном потоке времени будет необычайная острота восприятия. Три измерения времени жизненно важны для тех, кто будет возвращаться из тонких миров, иначе земные условия показались бы им тюрьмой. И еще, в этом состоит первый Суд. Те, чье тонкое тело отягощено грехом, не смогут удержаться в изменившемся мире и погрузятся в глубины миров возмездия. Когда избудут свою карму, то вернутся. Хельга, ты спрашивала, что будет с теми, кто оказался в темном дьявольском мире, а этого не заслужил? Точно так же, провалятся сквозь почву того мира и вернутся в наш… Извините, я очень устала. Идемте.

Хельга сделала шаг, покачнулась и с криком вцепилась в руку Метельского, а другой ухватила Киру. Та рассмеялась:

– Хельга, тебя никто не собирается забирать. Может быть, слегка подшутили. Да и мы тебя не отдадим.

– Ну и шуточки… – пробормотала Хельга, но продолжать не стала.

Они сели в глайдеры, перелетели через темнеющую долину, и золотой свет упал на Иерусалим, когда они приблизились к городу.

Эпилог.

Тина. Вне времени

Она просыпается, но не спешит открывать глаза. Тепло, уютно – хорошо, что весь этот ужас оказался только сном. Потом разлепляет ресницы. Опять эта комната: она лежит в роскошной кровати, стены алые, но теперь без картин. В изножье кровати туалетный стол с большим зеркалом, на столе горит множество свечей, они отражаются в зеркале, и кажется – уходят в бесконечность. Встает – на ней не ночная рубашка, а платье из белого нежного материала и на груди по-прежнему тот камень. Оглядывается кругом: дверь только одна, и над ней то странное изображение… «Руна бесконечности», – откуда-то вспоминает она.

Что же, надо выходить. Глядит в зеркало: платье элегантное и почти не помялось. Открывает дверь.

Человек стоит за ней, и сердце Тины ухает куда-то в пятки, а потом снова начинает биться – редко и глухо. К глазам подступают слезы, и видит уже неясно. Красивое спокойное лицо, высокий лоб, чуть кудрявые волосы падают вдоль смугловатых щек, а глаза будто светятся. Он серьезно смотрит на Тину, и рука с двумя поднятыми пальцами как бы призывает, а может, благословляет ее.