Он кивает, и двое устремляются к Хельге. Их перехватывают два доминиканца, раздается лязг мечей.

«Сорок минут».

Темный воин делает несколько шагов к Метельскому. – А у тебя, я вижу, камаяри. Редкая вещь в наше время, посмотрим, умеешь ли ты пользоваться ею?

Неуловимым движением выхватывает два меча – длиннее и покороче.

Хельга вьется вокруг сражающихся как дикая кошка: волосы развеваются, юбка хлещет по бедрам. Взмах, и глаза одного из спутников Темного заливает кровь, а доминиканец всаживает ему меч в живот. На смену упавшему немедленно приходит другой.

Солнце уже не золотое, а свинцово-серое, словно приблизилась некая зловещая звезда из глубин Вселенной. Льдистые громады начинают беззвучно рушиться, затопляя берег. Ледяные торосы ползут на луг, это уже скорее жидкий лед, и цветы застывают, превращаясь в соцветия ледяных кристаллов…

Темный воин делает выпад в грудь Метельского, а второй меч направлен чуть в сторону и наготове. Метельский отклоняет длинный меч серпом камаяри, и одновременно древком отбивает устремившийся ему в бок короткий меч. Сейчас бы продолжить движение копьем в горло противника, но драгоценное мгновение потрачено на этот меч. Не очень-то готов сражаться против двух мечей, что же делать?

Один из доминиканцев попался на обманный выпад и пропускает режущий удар по бедру. Он спотыкается, невольно подставляя противнику шею. Взмах меча, и грудь доминиканца заливает целый водопад крови. Он оседает на землю, а Хельга не упускает случая: победитель получает звездочку в голову. Сюрикен едва ли пробьет черепную кость, но застрявший в ней кусок железа координацию движений явно не улучшит. Теперь двое сражаются против двоих, доминиканцы наседают. Хельга носится вокруг с ошеломительной скоростью, но помощники Темного тоже быстры, и выбрать цель для следующего броска непросто. Тогда она метает два сякена почти наугад – раны вряд ли будут тяжелыми, но сражаться помешают.

Метельский уклоняется от очередного выпада Темного воина и меняет тактику. Скомандовав камаяри: «Жесткость!», наносит перпендикулярный удар по руке противника, держащей короткий меч. Древко теперь как толстый стальной прут, раздается хруст, и меч выпадает из сломанной руки.

– Копподзюцу![9] – шипит Темный, продолжая сражаться одним мечом.

Теперь чуточку легче.

«Тридцать минут».

Волна, будто жидкого льда, накрывает сражающихся. Их движения становятся медленнее, но пыл битвы не угасает, а голубовато-белая стена движется дальше, затопляя мир…

Ноги Метельского широко расставлены, он держит тело пониже, отбивает меч противника влево, потом вправо, наносит укол – серия непрерывных ударов, словно сквозь кольцо. Лицо Темного воина еще бледнее, но он по-прежнему будто играет мечом, и Метельский никак не может пробить его защиту. Пару раз едва сам не попадает на острие меча, без нещадных тренировок с големом давно уже был мертв. Однако две легкие раны получает: лезвие скользит по ребру, а другой удар рассекает икру. Удержать равновесие становится труднее.

Еще один доминиканец падает мертвым, однако и спутники Темного воина изнемогают: Хельга безжалостно осыпает их сюрикенами. Вот падает и второй, сражающихся остается всего двое.

«Двадцать минут».

Мадос и Самаэль скачут во главе несметного войска на исполинских щестиногах, закованные в непроницаемую броню. За Мадосом стелется по воздуху фиолетовая мантия, за Самаэлем лиловая. На головах короны – цари ужаса несут Суд своим подданным, отныне и на веки веков. Мир перед ними блекнет как голубая пустыня, озаренная безрадостным светом.

Глаза Темного воина горят яростным пламенем, меч разит как молния, и Метельский вынужден сделать шаг назад, а потом еще один шаг. Так он долго не выдержит, вот-вот попадет под меч.

«Д-е-с-я…» – начинает «Гедеон», но голос истончается и пропадает.

Последний оставшийся соратник Темного делает выпад, и доминиканец тоже делает выпад – и оба повисают на остриях мечей, а потом валятся наземь. «Я сейчас!» – хрипит Хельга, метнувшись к Метельскому. Взмах обеих рук – брови Темного воина украшаются серебристыми коронками вонзившихся в лоб сюрикенов, и тут же его глаза заливает кровь. Рука с мечом приостанавливается, и уже ничто не мешает Метельскому продолжить удар камаяри в шею. Лезвие с хрустом рассекает горло и шейные позвонки, голова откидывается как надрубленный подсолнух, и Темный воин падает на бок. Через несколько мгновений его тело начинает распадаться на черные фрагменты, и ледяной ветер закручивает их в воздухе.

– Это были последние сякены, – выдыхает Хельга, – и чем теперь защищаться бедной женщине? Разве что вытаскивать из мертвых тел, б-р-р.

Она решительно подходит к генератору стасис-поля и переводит рычажок назад.

– Вся мокрая, как мышь, а тут еще этот проклятый холод.

Она выпрямляется, охватывает грудь руками и глядит на горизонт. – Все равно не поможет, смотри.

Горизонт странен, его заволакивает зеленым, и в этой зелени начинает прорастать как будто щетина. Метельский выпускает из онемелых рук камаяри, с трудом поднимает одну и надвигает очки. Конница! Несколькими потоками спускается будто с горы (откуда здесь взялась гора?) и изливается в долину.

– Лон, – говорит Хельга, и голос дрожит. – Когда окажутся близко, лучше убей меня, женщинам нельзя попадать им в руки. Только не камаяри, от него безобразные раны. Возьми меч одного из наших, протри его, я повернусь спиной, а ты пронзишь мне сердце. Все равно мы встретимся, но я буду чиста.

– Ну что ты, – говорит Метельский. Точнее, пытается сказать, голос не слушается его. Он обнимает Хельгу за плечи, и они стоят, прижавшись, а долину наполняет адская конница.

Горизонт еще ближе, он нависает как гребень исполинской волны. Будто сквозь мутно-зеленую воду несутся отряды всадников: ятаганы подняты, всадники беззвучно (а почему беззвучно?) разевают рты. Вот первые шестиноги начинают подниматься на Неби Самуил…

Сердце Метельского разрывается от горя, однако он наклоняется, чтобы подобрать меч.

– Подожди, Лон, – глухо говорит Хельга. – Что-то очень странное.

Всадники уже скачут по лесочку… нет, они скачут над ним! Лошади разевают пасти, хвосты змеями мечутся в воздухе, копыта сбивают листву (как они могут сбивать листву с вершин деревьев?). Первые достигают хлипкой ограды, перелетают ее и… продолжают подниматься. Копыта молотят воздух над головой Хельги, всадник свешивается, пытаясь достать ее ятаганом, но где там – его уносит в небо. Рать за ратью изливается на холм Неби Самуил – и всех заворачивает в мутно-зеленую высь…

– Их генераторы продолжают работать, – говорит Хельга, и голос почти нормальный, – но коннице это не помогает. Кажется, я понимаю. Сворачивается само пространство, ну и ну!

Метельский покачнулся, и Хельга обеспокоенно глянула на него.

– Кажется, ты ранен. Вон там есть скамейки, дай я тебя доведу.

Она взяла его под руку, сам Метельский едва мог передвигать ноги. Стянув куртку, усадила и стала расстегивать мокрую от крови рубашку.

– Ничего страшного, скользящий удар. Нам дали аптечку легиона, там есть, чем остановить кровь. Сейчас.

Она сорвалась к глайдеру, а Метельский бессильно запрокинул голову. Его тошнило, он словно тонул в безумном водовороте вверху.

Адские лошади с седоками, их ятаганы, генераторы стасис-поля – всё вперемешку вздымается в высоту. Там быстро темнеет, зеленые отсветы всё сумрачнее, по-прежнему стоит мертвая тишина…

Очнулся от хлестких ударов по щекам.