– А они надоедливы, – морщится Самаэль. – Может, сразу распять их, по примеру Христа, которого они поминают? – Он привстает, и голос звучит как гром: – Запомните, людишки, мы пришли навсегда!

– И это еще успеем, – ухмыляется Мадос. – Пускай проповедуют, поглядим, много ли слушателей найдется в нашем великом городе.

– А что делать с этими? – человек-козел садится и кивает на Метельского.

– Это ведь наши гости, – издевательски говорит Мадос. – Да еще у нас планы насчет Израиля. Пусть следуют за своими пророками, а потом придумаем, как с ними лучше позабавиться.

Он тыкает пальцем в сторону офицера: – Поместить в гостевую резиденцию. Не препятствовать в перемещениях по городу, но вести наблюдение. Можете идти.

Когда возвращались, Хельга сказала через «Сивиллу»: «Так и хотелось отхватить сюрикеном причиндалы этому, с головой козла. Действительно, словно с шабаша явился».

«Не глупи, тебя уложили бы мгновенно. Пришлось бы опять воскрешать».

Хельга вздохнула: «И не факт, что потом отсюда выберешься. Ладно, пускай еще погуляет. Дамочки на такое козлиное чудо прямо вешаться будут, пусть это и сам Сатана».

«Сатана – это противник Бога, – возразил Метельский, – так стали называть Люцифера после падения. Здесь мы имеем дело как бы с его представителями». А про себя улыбнулся: Хельга снова стала, какой была.

На улице стало светло от плазменных фонарей. Гостевая резиденция оказалась на другой стороне площади – помнится, тут была «их» лучевая установка. Похоже, она здесь осталась, только капонир замаскирован под цветочную клумбу. В роскошном номере Хельга бросилась на широкую кровать.

– Жалко, тут на порезвишься, – вздохнула она. – Мы наверное, как на ладони.

Ужин привез робот официант, искусно сервировав стол. После ужина полюбовались половодьем огней огромного города и завалились спать, на разных сторонах кровати. С завтраком тоже прикатил робот. Хельга хмыкнула:

– Будь ты один, Лон, небось подослали бы симпатичную служанку.

Робот увез посуду, а в дверь постучали и просунулась лохматая голова Даниила.

– Пора! – возгласил он. – Проповедовать грешникам покаяние, и указывать заблудшим дорогу. – При этом поглядел на Хельгу, и та немного смутилась.

Голова исчезла, а Хельга потянулась за кобурой.

– Всё на что-то намекает, – пожаловалась она. – Впрочем, для фанатиков женщина вообще сосуд греховный.

– Не похож на фанатика, – не согласился Метельский. – Мне раньше казалось, что пророки… диковатые, что ли, а тут вполне приличные люди.

– Мужская солидарность, – фыркнула Хельга.

Вышли из резиденции, и пророки уверенно двинулись прочь от дворца Мадоса. Какие-то официальные здания, а дальше пошли скверы и как будто жилые дома.

– Смотри! – Хельга толкнула Метельского в бок.

В изящной беседке возлежала едва одетая пара, похоже после любовных утех. Кушали фрукты с подноса робота-официанта и временами лениво целовались. Мужчина оценивающе поглядел на Хельгу.

– Приятного утречка, – пробормотала та. – Насколько я слышала о местных нравах, к ним можно и присоединиться. Но мы при исполнении.

Метельский поморщился: – Вот уж не тянуло заниматься этим на людях.

– Ну да, ты предпочитал укромные гнездышки… Ох, извини.

– Ладно, я был распутным, – хмуро сказал Метельский, – но не до такого… Смотри, а пророки их обличать не стали.

– Наверное, нужна аудитория побольше, – вздохнула Хельга. – А может, для этих уже бесполезно. Как выразился бы Елисей, Бог их не помнит.

– Странно для всезнающего Бога.

– Может, предпочел забыть. Эх, какая же я…

– Ты что?

– Ничего, Лон.

Вышли на площадь: здание с колоннадой, по сторонам ресторанчики, несмотря на утренний час уже людно. Хельга осмотрелась.

– А от разрушений и следа не осталось. Похоже на Дворец наслаждений, публика отсыпалась там после оргий, и теперь разбредается по ресторанам. Рестораны Альфавиля славятся на весь мир, надеюсь потом зайдем.

– Пока у нас работа, – Метельский кивнул в сторону пророков.

Те вскочили на скамейку, а скорее мраморное ложе, наверное тоже предназначенное для утех. Пинками сбросили подушки, и Даниил закричал:

– Развратники! Вы забыли о душе, погрузившись в мутные наслаждения. Бог создал вас не для того, чтобы постоянно тешили свою похоть. Есть время для любовных наслаждений, но должно быть время для молитвы Всевышнему, для мысли и творчества. «Се, гряду скоро!» – возглашает Христос. Однако ваши тела осквернены грехом, они не просветлятся с приходом Спасителя, а погрузятся в пучины мрака. Опомнитесь, еще есть время покаяться…

«Телевизионщики уже здесь», – пробормотала Хельга в ухе Метельского. Привычно рассредоточились, заняв позиции справа и слева от импровизированной кафедры, но несколько в стороне. Действительно, на пророков были направлены камеры, видимо их маршрут отслеживали.

– Бог отодвинул Армагеддон, – это уже закричал Елисей, – чтобы как можно больше людей услышали Его слово! Тысячи и тысячи боролись за то, чтобы уменьшить зло в мире и насадить просвещение. Им почти удалось создать на Земле золотой век. Однако вы не удержались на достигнутой высоте и предпочли сизые пучины разврата. Бог милостив и спасет тех, кто твердо решит вырваться обратно к свету. Но вы должны стараться изо всех сил, потому что времени уже не осталось. Встаньте на колени, здесь и сейчас же, и покайтесь во всем плохом, что вы сделали. Это должно быть сделано открыто, чтобы Бог увидел, кого еще можно спасти…

Вокруг уже собралась нарядно одетая толпа, но желающих встать на колени не нашлось. Напротив, стали раздаваться возмущенные возгласы: «Вали обратно в свою пустыню, плешивый!», «От вас воняет, как от козлов!», «Наш бог и спаситель – Самаэль!»

«Готовимся, – предупредила Хельга. – Это хорошо, что вокруг нет камней, но могут сбегать за ресторанной посудой».

Хотя один мужчина, выгуливавший собаку, обошелся «подручными» средствами: бесстыдно задрал тунику и выдавил свои экскременты в пластиковый лоток. Следом размахнулся, и какашка полетела в пророков. Елисей небрежно отмахнулся, и она отлетела в толпу.

– Ах ты, мразь! – взвизгнула Хельга и, оттолкнув несколько человек, врезала дубинкой в промежность собаковода. – Слава богу, здесь еврейские запреты не действуют.

Мужик согнулся, подвывая, а Елисей сурово приказал:

– Женщина, отойди!

Он поднял руку, и Хельга отпрыгнула, за ней попятились и другие. Будто ветвистая молния охватила собачника – и обратилась в яростное пламя. Полетели хлопья пепла, тошнотворно запахло горелым мясом. Толпа с криками ужаса стала разбегаться. Хельга подошла к Метельскому, отряхивая комбинезон.

– Л-лихо они, – чуть заикаясь, сказала она. – Как тогда с хасил, у меня чуть брови не сгорели.

– Да, как телохранители мы им не очень нужны. А ты, похоже, опять стала звездой новостей, – Метельский кивнул на репортеров с камерами.

– Пусть любуются, – зло сказала Хельга. – Интересно, куда мы теперь?..

Метельского цепко взяли за локоть. Оглянулся: давешний офицер в черном с серебром, рука на расстегнутой кобуре.

– Вам надо лучше контролировать свою жену, – жестко сказал он. – Альфавиль вольный город, и на мелкие нарушения общественного порядка мы смотрим сквозь пальцы.

Хельга кивнула на смердящую темную кучу: – Это тоже мелкое нарушение?

– Пророков нам приказано не трогать, а вы нарушаете здешние обычаи. Мадос заботится, чтобы свободные граждане Альфавиля могли делать все, что угодно: поклоняться любым богам, слушать любых пророков, и выражать неудовольствие тем, кто не нравится. Мне поручено изъять вас из публичного пространства и сопроводить обратно во дворец.

– Сама рада. – пробормотала Хельга. – Действительно, не столица, а публичный дом.

Рядом опустился ховер, пророки молча глядели, как они садятся в машину. Офицер любезно поднял дверцу перед Хельгой, а Метельского сдавили с боков два других черно-серебряных. Взлетели, и уже скоро приземлились, но не на площади, а посереди широкой террасы, примыкавшей ко дворцу Мадоса. Офицер забрал станнеры и проводил к открывшемуся входу – за ним тоже оказался зал, но меньше первого, в кресле сидел один Мадос.