Метельский тоже отцепил кобуру, забрал палку Морихеи из багажника, но прилаживать за спину не стал. Оперся, как на трость, и усмехнулся.

– Надеюсь, оставят палку хромому. Действительно, вполне мог сломать ногу на тех скалах. До свидания, отец Себастьян, может еще свидимся.

Сержант-майор Нахум стоял у полицейского глайдера.

– Поехали, сержант, – сказал Метельский и уже в глайдере спросил: – Наблюдали за Вади Кельт? Что там творится?

– Посылали дроны, но их почти сразу сбивали. Все же зафиксировали, что построена эстакада со дна ущелья до уровня окружающей местности. Главная активность, кажется, под землей. В целом, похоже на провал, который образовался в Иордании, с точки зрения мусульманских богословов такие провалы означают близость конца света.

– А как монахи, – спросила Хельга, – выжил кто-нибудь?

– Все мертвы. Останки похоронили по христианскому обряду.

– Думаю, мы еще увидим тех лошадок, – задумчиво сказала Хельга.

В полицейском участке получили станнеры и дубинки. Метельский уже привычно прицепил кобуру к поясу, а Хельга оглядела станнер.

– Модель для самообороны, – сказала она, – дальность всего пять метров. Пользовался таким?

– Да, в Петербурге, когда тебя искал.

– Вряд ли они помогут в серьезной ситуации, но ничего не поделаешь.

Отправились к дому, где в этот раз ночевали пророки. Те пока молились, и пришлось посидеть в глайдере. Поодаль прямо на улице стояли какие-то палатки, возле них сидели и прохаживались люди. Нахум кивнул в их сторону:

– Народная милиция, в основном молодежь. Не дали бы увезти пророков, но те сказали, что слово Божие должно быть проповедано даже в вертепах разврата.

Хельга клевала носом, и Метельский не стал разговаривать, чтобы дать ей подремать. Наконец пригласили в дом, а точнее на открытую веранду. Метельский подзабыл, как выглядят пророки: мужчины средних лет, лица смуглые и выдубленные, у одного черные курчавые волосы, у второго лысина. Одеты, разумеется, в те же власяницы.

– Шалом! – вежливо произнес он, и то же сказали его спутники. Интересно, что им ответят, какой-нибудь вариант «In nomine Domini» на иврите?

– Шалом, гвэрэт! – сказал пророк с лысиной. «Здравствуйте, госпожа!» – суховато перевела «Сивилла». Хельгу явно выделили изо всей троицы. Но дальше пророк перешел на английский:

– Мое имя Елисей, а моего соработника Даниил. Вас мы знаем, сержант Нахум представил еще в первый день. Госпожа Хельга, мы рады свидеться, на вас еще медлит тот незакатный свет.

Весьма любезно, чего совсем не ожидал от пророка, только про свет непонятно.

– Мы будем сопровождать вас в Альфавиль, – сказал он. – И там тоже. Когда мы отправимся?

Ответил сержант-майор Нахум: – Уже через два часа. Сюда прибудет аэробус от канцелярии Мадоса.

Хельга с улыбкой посмотрела на пророков: – Похоже, вас спроваживают. – И повернулась к Нахуму: – Мне надо забрать вещи. Не подбросите до нашего отеля?

– Пожалуйста. Потом вернемся сюда.

В номере Хельга со вздохом глянула на дорожную сумку: – Таскаю свои наряды по свету. Надо бы примерить, мне кажется, что я стала выше ростом.

– Не заметил, когда мы занимались сексом, – сказал Метельский.

– Ну, говорят, что в постели все одинакового роста. Хотя мы были не в постели, а кувыркались в воздухе… Ладно, пойдем. В голову фривольные мысли лезут, а сержант Нахум ждет.

Метельский подхватил сумку и вернулись обратно. Нахум остался возле глайдера, а Метельский с Хельгой поднялись на веранду. Пророкам видимо собирать было нечего, так и сидели на табуретах.

– А как становятся пророком, – спросила Хельга у Елисея, – или вы с самого начала им были? Елисей, это кажется имя какого-то древнего пророка.

Довольно бесцеремонное обращение к человеку божьему, но приятно, что Хельга снова такая, какой была. Впрочем, тот не обиделся.

– Им становятся, когда услышат голос Бога, – сказал он. – Я услышал ночью: «Проснись, Елисей!» и сразу проснулся. Не понял, кто говорит: голос раздавался не в голове, как обычно для внутреннего трансида, а словно из сердца. Я сел на постели и громко сказал, что я не Елисей. «Отныне им будешь, – ответил голос. – Я даю тебе это имя и отправляю в мир, чтобы ты призывал людей раскаяться в грехах и готовиться к дню, когда Я приду».

– Гм, – сказала Хельга и повернулась к Даниилу. – С вами тоже так было?

– Ты слишком любопытна, женщина, и всё по мелочам, – ответил тот (голос трубный, в отличие от Елисея), – а надо заботиться о своей душе. Впрочем, природа Евы не меняется.

Хельга была не обескуражена. – А зачем вы тогда меня пригласили? Просто как довесок к мужу?

– Женщина, – провозгласил Даниил, – нам было слово: «Возьмите также непутевую Хельгу и ее распутного мужа». Зачем, не было сказано.

– Значит, я непутевая. – пробормотала Хельга. – Но это вроде лучше, чем распутная. Слышал, Лон?

– Похоже, меня охарактеризовали точно, – хмуро сказал Метельский.

– Не огорчайтесь, – вступил Елисей, – а радуйтесь. Блажен тот, кого Бог помнит. Ибо остальные будут изгнаны во тьму внешнюю.

Хельга вздохнула: – Пять минут не поговорила, а меня будто ведром холодной воды окатили. Немудрено, что вас недолюбливают.

– Нам и не нужно, чтобы нас любили, – сказал Даниил звучным голосом. – Пусть люди лучше возлюбят Бога.

Дальше сидели молча. «Боюсь заговаривать, – сказала Хельга на тактической частоте "Гедеона", – а то припечатают чем-то похлеще, чем непутевая».

Где-то через полчаса послышался звук снижающегося аэробуса, и вскоре тот опустился перед домом, пренебрегая линиями разметки. На террасу поднялся сержант-майор Нахум.

– Ну что же, пойдемте, – сказал он.

Вышли хозяева, и пророки благословили их, возлагая руки на головы. Потом спустились к аэробусу. Возле распахнутых дверей стоял… Сувор! В форме легиона, а ближе к уху добавился второй шрам.

– Кого я вижу! – издевательски приветствовал он. – Беглую каторжницу, с еще одним кандидатом на каторжные работы. К сожалению, больше не сможете миловаться, вас отправят в разные лагеря.

– Не надейся, – сухо ответила Хельга. – Пока ты вылавливал бедных женщин для Мадоса, попутно их насилуя, я сделала дипломатическую карьеру. Теперь я посланница государства Израиль, и при попытке задержать нас будет дипломатический скандал.

– Всё так, – сказал сержант-майор Нахум, в этот раз обойдясь без привычного «Шалом!» – Распишитесь на этой карточке, что приняли арестованных. Поставьте подписи и вы, – он кивнул Метельскому с Хельгой, – как официальные лица.

Все расписались. Из ховера вышли еще два легионера и встали у пророков.

– Садитесь в машину, – угрюмо сказал им Сувор. – Вы являетесь гостями Верхового наставника Мадоса, но если попытаетесь бежать, у нас приказ заковать вас в кандалы.

Даниил возложил руки на голову сержант-майора Нахума и что-то сказал на иврите. «Гедеон безмолвствовал, видимо тактическое соединение уже было разорвано. Пророки вошли в аэробус, следом легионеры, а последними Метельский с Хельгой. Сувор скрылся в пилотской кабине, остальные расположились в креслах. Аэробус стал подниматься, поплыл вниз и назад золотой купол мечети Омара.

– До свидания, Иерусалим. – сказала Хельга. – Думаю, еще вернемся сюда.

– Это хорошо, – улыбнулся Метельский. – Значит, сложим головы именно здесь.

– Ты что? – удивилась Хельга. – Мне обещали Венеру… Жаль, что здесь эти хмыри, – она кивнула на легионеров, – не поболтаешь. Ну, хоть подремлю, а то у нас ночи практически не было.

Она устроилась в кресле поуютнее и закрыла глаза. Метельский смотрел в окно: внизу проплывали бурые холмы, а потом за белой чертой раскинулось море. Синева, белые облака… постепенно и он задремал.

Он стоит на песке и глядит на море: сумрачное, с низко нависшими тучами. Кто-то держит его за руку. Метельский поворачивает голову – Герда! Черные волосы распущены, в глазах тлеют зеленые огоньки, и еще что-то зеленовато поблескивает на морском горизонте.