Госпожа Кэти приостановилась, оглядывая зал. Одна девушка подняла руку, и Кэти кивнула.

– Но как выглядит это клеймо? – спросила девушка. – Я никогда не видела.

– Клеймо пока незримо для обычных людей. Это устойчивая мыслеформа, которая закрепляется путем повторения имени Мадоса, обращения к нему и его восхваления. Недаром детей в школах заставляют читать вслух молитвы Мадосу. Прежде, в наших лицеях, такое было невозможно. Смысл этой мыслеформы: «Я твоя, Мадос», и ее может увидеть любая рогна. И не обязательно нужна рогна: почти каждый человек имеет внутренний трансид, а он читает внутреннюю речь, и следовательно эта мыслеформа может быть легко считана извне. Власти имеют право на чтение мыслей только по решению суда, но они давно наплевали на это ограничение. Поскольку базисные элементы внутреннего трансида имплантируются в лобные пазухи, Иоанн и увидел, что клеймо наносится на лоб… Но вернемся к первой чаше. В отличие от предыдущих бедствий, эта кара постигнет всю Землю, в том числе святой город. Мы не сможем и не должны оставаться в стороне, у нас больница на прилегающей территории, и туда будут привозить пострадавших. Мы будем помогать всем, но при обязательном условии: каждый должен во всеуслышание отречься от Мадоса и признать Господа, Предвечный свет, Сына или Аллаха – все равно кого, иначе терапия не имеет смысла. Эта кара не наказание, а назидание для тех, кто не понимает другого языка, и должно хотя бы начаться духовное исцеление. Просить о помощи будем всех сотрудников Центра, кроме занятых неотложными работами и уходом за другими больными…

Так что на следующий день о безмятежности пришлось забыть. «Сивилла» сказала: «Лон, тебя просят подойти к госпиталю, начали поступать больные и нужно помочь с каталками. Все Аоми уже заняты». Метельский переоделся в белый халат (несколько висело у входа в зал) и, сверяясь с планом, нашел госпиталь – большое пятиэтажное здание. Перед ним стояло несколько медицинских ховеров, суетились люди, раздавались крики и стоны. Две Аоми с бесстрастными лицами покатили кресла-каталки от первого ховера, и Метельский подошел ко второму. При виде больной – язва на всю щеку, сочащаяся гноем, – его едва не вырвало, но заставил себя помочь женщине перебраться в кресло. Под аккомпанемент стонов закатил кресло в приемный покой, где сидели две пожилые рогны. Одна кивнула Метельскому и сказала, обращаясь к женщине:

– Для лечения у нас вы должны громко отречься от Мадоса и обратиться к Триединому богу или одному из его ликов. Язвы посланы от Него в назидание, и лечение без покаяния бессмысленно. Иначе вам окажут только первую помощь и отправят домой.

Женщина что-то пробормотала, и рогна слегка наклонила голову.

– Вам больно говорить? Ничего, вопрос будет повторен позже. – И обратилась к Метельскому: – Везите ее в операционную. Лифт и на второй этаж…

За день Метельский навидался всякого, аппетита не было и выпил лишь чашку кофе. Общий обед заменили ужином, но госпожа Кэти с мужем не появились. У Ингрид тряслись руки, Римвлад тоже выглядел бледно, и Томико опять прописала всем по чашке саке.

– Только сами не заказывайте, – сказала она, – а то сопьетесь. Я, как врач, буду отмерять дозы.

Прошел еще один день этого кошмара. Ночью Метельский проснулся и опять увидел кого-то у саркофага Хельги. Но эта фигура была ниже, и когда повернула голову, то узнал госпожу Кэти. Она ничего не произнесла, и Метельский заснул снова, а утром «Сивилла» сказала: «Лон, сегодня не ходи в госпиталь. Тебя вызывает вице-президент центра, Матвей Двинский».

Поднялся в его кабинет. Холорама во всю стену, с видом на морской залив. Фантастические каменные звери на берегу, дальше зеленовато-синяя вода, обзор замыкает золотисто светящийся мыс. Матвей встал из-за стола, поздоровались.

– Лон, спасибо за помощь в госпитале, но отныне у вас другие дела. Хельга, точнее ее тонкое тело, очнулась от посмертного обморока и перешла на второй круг Бардо. Начинаются странствия, ей будут показаны разные миры, но неудержимо будет притягивать тот, куда она обречена своей кармой. Через сорок дней ее затянет туда окончательно, и Служительницы кармы наденут на нее тело, соответственное тому миру. Это неприятный мир, Лон, что-то очень плохое случилось с Хельгой в прошлом. Но я не имею права рассказывать о том, что увидела Кэти. Ваша задача – не отпустить Хельгу, как несколько дней назад сделала Герда. Иначе она отбудет в том мире положенный срок и худшего уже не будет, она просто уснет, и надолго. Когда-нибудь вы встретитесь.

У Метельского непроизвольно сжались кулаки.

– Но вы говорили, что она будет воскрешена!

– Будет, если ее тонкое тело останется в саркофаге. Если он опустеет, даже техника даймонов бессильна.

Метельский шумно выдохнул: – Что я могу сделать?

– Все время быть рядом. В тонком мире между вами уже есть связь, и вы как якорь, за который цепляется дух Хельги. Но пока эта связь слаба, и если порвется, Хельгу унесет прочь. Надо говорить с ней, напоминать то, что вы пережили вместе, выражать любовь и заботу. Сильнее любви ничего нет в мире, и даже Служительницы кармы будут вынуждены отступиться.

– А это… про Хельгу, и вы увидели?

– Нет, на это способна только Кэти. Она неугомонная, тоже танцевала в Огненном цветке, только не в нашем мире. Но это пусть останется тайной.

– Хорошо. Спасибо, Матвей. Я буду пытаться.

Наскоро позавтракал, нашел кресло и поставил возле саркофага. Приложил ладонь, и она ощутила слабую пульсацию, словно билось чье-то сердце. Попросил «Сивиллу» активировать вокруг звуковую завесу.

– Здравствуй, Хельга. Мне сказали, что ты пришла в себя и должна меня слышать. Помнишь, как мы познакомились? Ты приехала на Телецкое озеро и увидела этакого самодовольного денди, меня. Чем-то я тебе приглянулся, или у тебя давно не было мужчины, этого ты мне так и не сказала. Помнишь, мы купались, а потом лежали, ты распахнула мой халат и рассмеялась. Бесцеремонно села на меня, это было неожиданно и приятно, и стала раскачиваться. Твои волосы струились как серебряный водопад, таких много на Телецком озере…

Обед был в обычное время, и опять выступила госпожа Кэти:

– Вот и вторая чаша была вылита, на этот раз в море. Появилась кровь, словно мертвеца, и всё одушевлённое в море умерло. Нас это не коснется, но горе живущим по берегам морей. Моря и океаны будут возрождены уже в новом эоне.

– Как там в Японии, – вздохнула Томико. – Даже боюсь смотреть новости.

Снова налила всем саке, но Метельский отказался.

– Вам и не нужно, – грустно сказала Томико. – Глаза блестят, словно опять влюбились.

Метельский наскоро поел и вернулся к саркофагу Хельги…

Она сидит на берегу: белый песчаный пляж, серебряное море, розоватые башни облаков – похоже на Северное море. Почему она здесь, откуда пришла сюда?.. Облака все больше наливаются розовым светом, вот они уже пунцовые. И море уже не серебряное, а красноватое, по нему растекается красный глянец. Всё сумрачнее облака, начинает задувать холодный ветер. Она обхватывает грудь руками, хоть немного укрыться от пронизывающего холода. Справа как будто строения и тоже красновато светятся. Она поднимается и идет к ним, но вскоре дорогу преграждает узкий морской залив, вода в нем уже черная. На другом берегу появляются какие-то фигуры, может они помогут? Она вглядывается и ахает – это скопище красных карликов. Одна уродливая фигура, как будто женская, приближается к воде и манит рукой. Она не хочет туда, оборачивается в отчаянии. В другой стороне светлее, еще медлит пунцовый свет и что-то голубовато мерцает над песком, уютное и ласковое. Она начинает бежать в ту сторону, вязнет в песке и падает, бежит снова. Слабо доносится чей-то голос – смутно знакомый, однако слов не разобрать… Она добежала! Опять спотыкается и падает, на этот раз уже в голубое мерцание. Она плавает в нем, ей хорошо и спокойно, только бы еще разобрать, что говорит тот голос?