– Почему же нет? Разве мужчины так много значат для вас? Отчего мое желание приводит вас в столь сильное смущение? Вы не такая уж неискушенная, насколько я знаю, и достаточно чувственная женщина. Вы жили при дворе и, как мне говорили, ублажали самого короля. Мадам де Монтеспан рассказывала мне о вас несколько пикантных историй. Разве вы их забыли, мадам… мадам дю Плесси-Белльер?.. При том, что мне известно о вас, я не могу поверить, что вы упустите миг наслаждения, когда представляется случай…

Воспользовавшись оцепенением Анжелики, причиной которого было упоминание о ее жизни при дворе и о мадам де Монтеспан, герцогиня де Модрибур высвободила свои запястья из сдерживавших ее рук Анжелики.

Осторожно растирая чуть затекшие пальцы, она не спускала с Анжелики своих горящих глаз и вдруг с горечью спросила:

– Почему вы так холодны со мной? Я уверена, что если бы ласкал мужчина, вас бы уже давно охватил трепет. Вам никогда раньше не доводилось испытывать наслаждение от прикосновений женских рук? Жаль! Они по-своему прекрасны…

И вновь раздался ее раздражающий и в то же время околдовывающий гортанный смех.

– …С какой стати позволять только мужчинам делать нас счастливыми! Они так мало на что способны, эти бедные увальни!..

Она снова засмеялась, но на сей раз резко, скрипуче.

– …Они делают это так быстро! А я… Она приблизилась к Анжелике и вновь обвила ее своими мягкими, излучавшими тепло руками.

– Мое умение бесконечно, – прошептала она. Руки ее были мягки, как бархат, но их нежное прикосновение повергло Анжелику в ужас.

Точно так же, как и несколько минут назад, у двери, Анжелика ощутила, как гибкая, неотразимо сильная змея с жадной чувственностью обвивала и мягко сжимала ее тело.

Кто сказал, что змеи холодные и липкие? Анжелика знала, что эта змея, одушевленная, волнующе нежная, вкрадчиво привлекательная, смотревшая на нее немигающими прекрасными человеческими глазами, была Змием-искусителем, который в первые дни сотворения мира вышел из зачарованных туманов Эдема, райского сада, где расцветали все красоты божьего творения и плоть была невинной…

Это ощущение было настолько сильно, что она не удивилась, когда увидела, как меж приоткрытых красных губ Амбруазины скользнул раздвоенный змеиный язык.

– Ты познаешь все, – говорила шепотом Амбруазина, – не отказывай мне в единственном наслаждении, которое я могу познать на этой земле.

– Оставьте меня, вы – сумасшедшая, – сказала Анжелика.

Сжимавшие ее руки разомкнулись. Страшное и в то же время райское видение исчезло в ночной мгле, изредка озаряемой вспышками молний.

К Анжелике вернулась способность воспринимать все происходящее вокруг – теперь она слышала пронзительный стрекот цикад, мягкий рокот волн на берегу.

Она едва улавливала звуки удаляющихся шагов, а тем временем силуэт убегающей женщины, подобно белому привидению, растворялся в темноте.

Анжелика пришла в себя, сидя на койке в своем маленьком домике. Она была буквально ошеломлена. Однако только что происшедший инцидент, о котором она еще не могла с уверенностью сказать, что она пережила его не во сне, как будто развеял внутреннее напряжение, не дававшее ей покоя в течение всего дня. У нее было такое ощущение, что она твердо встала на ноги и испытывала от этого некоторое облегчение. Множество раз она задавала себе один и тот же мучительный вопрос: «Кто сумасшедший?.. Колен, Жоффрей, я сама, англичане, гугеноты, отец де Верной?» Неожиданно ответ пришел сам собой. Это она, герцогиня де Модрибур.

Теперь многое стало ей понятным: слова Колена, случайно услышанный разговор двух пиратов, высказывания Жоффрея и Абигель, которую протестанты попросили осведомиться, не останутся ли королевские невесты в Голдсборо.

Кстати, такое проявление недоверия к ней больно задело Анжелику. В памяти неожиданно всплыло высокомерное выражение лица иезуита, который насупил брови, когда она сказала ему: «Вы воспротивились тому, чтобы девушки остались в Голдсборо…»

– Кто – я? Я не вмешивался в это дело… – ответил он.

И все же именно Амбруазина говорила ей: «Отец де Вер-нон решительно возражает против этого… Он опасается за души моих девочек».

Опять ложь!.. Стремление извратить истину и искусно ввести в заблуждение.

Совершенно неожиданно одновременно с проявлением порочных наклонностей герцогини, о которых Анжелика раньше и не подозревала, стало очевидно, что именно она и распространяла всю эту ложь. Происходившие тревожные, печальные события выстраивались в логическую цепочку. Перевоплощение Амбруазины не было в действительности перевоплощением. Она хотела казаться Анжелике набожной, может быть, слишком восторженной в своей вере молодой женщиной, мало-помалу раскрывавшей потаенные муки своей омертвевшей души. Но это был обман. Настоящая Амбруазина была та, которая только что произносила столь странные слова…

«Но какие такие странные слова?» – спрашивала себя Анжелика, вновь озадаченная тем, что она не совсем хорошо понимает происходящее. Амбруазина перед этим изрядно выпила и позволила себе необычные любовные признания, за которые завтра ей будет стыдно.

Однако разгадку тайны надо искать в другом… Безумная, неуравновешенная – да, но разве не было бы другой крайностью считать ее ответственной за все столь явно кем-то направляемые кровавые козни против нее и Жоффрея?..

Но в памяти снова всплыли слова Амбруазины: «Мы обе красивые, и мы любим наслаждения…» В какой-то момент ей показалось, что она ухватила руками настоящую Амбруазину, а не ту – с широко раскрытыми, как у загнанной косули, глазами, которая говорила со страданием в голосе: «Я не могу выносить, когда мужчина дотрагивается до меня… Вы не можете знать, что это такое, когда пятнадцатилетней девочкой вас отдают похотливому старику».

Какой же на самом деле была эта стремившаяся вызвать в ней жалость женщина? Опасной, развращенной или действительно достойной жалости?

Как узнать правду? Кто способен рассказать без прикрас об Амбруазине де Модрибур? Ведь те, кому она покровительствовала, любили и всячески почитали ее.

Она отметила про себя, что никогда и ни с кем не говорила о герцогине, не интересовалась мнением Абигель или Жоффрея о ней.

Просто Жоффрей рассказал ей о герцогине де Модрибур и ее муже, и это совпадало с тем, что она впоследствии узнала от нее самой. И еще граф де Пейрак отметил, что она очень ученая женщина.

Однако Анжелика не ведала, что он на самом деле думал о «благодетельнице». Эго вызывало у нее столь же неприятное ощущение, как и всякий раз, когда в ее мыслях ассоциировались имена Амбруазины и Жоффрея. Он не все рассказал ей об этой женщине и, как ей показалось, даже сознательно скрыл от нее некоторые факты. Значило ли это, что он обманул ее? Люди почему-то не говорили об Амбруазине. Что это было – случайность, инстинкт самосохранения?

Анжелика снова вспомнила сцену на берегу Голдсборо. Тогда глаза всех присутствующих там мужчин и даже Жоффрея были прикованы к Амбруазине. Видели ли они ее такой, какой она еще совсем недавно предстала перед Анжеликой? Полностью преображенной каким-то внутренним огнем и сверхчеловеческой радостью.

«Боже! Как она красива!» – подумала Анжелика.

Какой мужчина смог бы устоять перед притягательной силой этой красоты, когда бы она была доступна его взору? Так, может быть, в этом и кроется очарование любой, по-настоящему влюбленной женщины, которая к тому же находится во власти желания?.. «А может, и я выгляжу точно так же, когда Жоффрей обнимает меня?» И еще! Необычное заключалось не только в этом. Эта женщина пользовалась своей притягательностью, привлекал,! всеобщее внимание… Но этого было недостаточно, чтобы Анжелика могла тут же во весь голос крикнуть: «Это она сумасшедшая! Вся ложь исходит от НЕЕ…» Теперь, обдумывая все происшедшее между ней и Амбруазиной, она поняла, что в этом было ненормальным: совершенно неописуемый страх, охвативший ее, когда Амбруазина обвила свои руки вокруг нее.