Он был такой энергичный, что другие, все остальные, казались ей не просто медлительными, а почти мертвыми, но мертвыми от скуки.

— Итак, — сказал он, — вы действительно не желаете поверить, что я буду очень несчастен без вас?..

— Нет. У меня нет никакого доверия. Я слишком хорошо вас знаю! Вы испытываете огромное удовольствие, властвуя над людьми, противостоя интригам, разрушая преграды, строя из ничего и возрождая то, что было разрушено. Вы мужчина. Даже сам король — всего лишь ставка в вашей игре. Вы не сомневаетесь в том, что сумеете обмануть его, если вам представится подходящий случай и возможность. Перед вами слишком много дел и слишком много грядет подвигов, вы и не заметите, как пройдет время!

— А вы, мадам, разве не будете испытывать то же самое? — сказал он, держа в своих сильных руках ее голову, так, чтобы она смотрела ему в глаза. — Ведь я тоже вас отлично знаю. И слава Богу, любовь, которая дана вам, будет вам помогать во время моего отсутствия, и я знаю, что вернувшись, найду вас победившей все беды, ваши и мои, и еще более похорошевшей.

— Допустим. Я должна подчиняться и мириться с тем, к чему меня обязывает положение супруги. Оно более тяжелое, чем ваше, потому что мужчины всегда куда-то уезжают.

— Иногда и женщины тоже. Вы принижаете место, которое занимаете в моей жизни. Это я буду страдать, при виде того как вы удаляетесь от меня, возвращаетесь в Голдсборо, чтобы продолжать жизнь, к которой я в течение долгих месяцев не буду принадлежать, у меня не будет права изливать боль или по меньшей мере беспокойство и, я знаю, вам это понравится, мою ревность, которая охватывает меня при мысли, что вы снова одна, вы хозяйка вашей жизни. И я не говорю о том, что ситуация в Америке может усложниться. Я ведь понимаю, что вы можете оказаться в опасности.

Эти слова, в которых она чувствовала искреннюю озабоченность, помогли ей взять себя в руки.

— Я сама гарантирую свое поведение. Я за себя не боюсь, вы можете ехать спокойно.

— Итак, ответьте мне тем же. Поверьте тому, что я говорил о моей любви к вам. Тогда я смогу выпутаться из любой ловушки. Ваше безграничное горе не имеет оснований. Давайте поразмыслим хладнокровно: нам предстоит провести зиму друг без друга, но это не значит, что мысленно мы не будем друг с другом. Миссия, возложенная на меня господином де Фронтенаком — это дело чрезвычайной важности. Вам это известно так же как и мне. На этот раз я думаю, что наше вмешательство перед королем необходимо: одно слово может спасти положение и может его погубить. На карту поставлены бессмысленные войны, мучительные ссылки. И во время этой борьбы вы будете рядом со мной, как и я буду рядом с вами…

Так, словно расставляя пешки на опрокинутой шахматной доске, а пешки в этой игре казались самыми разумными и простыми фигурами, ему удалось смягчить ее реакцию, ее слепой и яростный отказ.

В его руках, прижимающих ее к нему, она согласилась признать, что, да, высшая сила, которая управляла их судьбами и судьбами их детей, их душами, их друзьями и союзниками, в игре обязывала их совершить эту жертву. Что, если посмотреть внимательнее, да, соотношение пользы и испытаний в этом деле, сводилось к максимуму выгод и минимуму препятствий. Все будет хорошо, она не уставала повторять это про себя. Месяцы разлуки пролетят очень быстро.

И действительно, она в это верила. Она знала, что все будет хорошо. Она видела, как он переплывает море без всяких приключений. Попадал ли он когда-нибудь в плен? Терпел ли кораблекрушение? Она видела, как он причаливает и высаживается на берег Франции, где его сторонники, сгруппировавшись, образуют вокруг него защитное полотно. Она видела его возле короля. Чего проще и естественнее? Вельможа королевства, представитель старинного рода, занимает место среди равных.

«Рано или поздно это должно будет случиться» — сказал ей Молин.

Король! Жоффрей де Пейрак! Двое мужчин, которые имели намного бы меньше сложностей узнать друг друга и понять — плевать на обиды прошлого и сентиментальности — если бы причина этого возвращения и внезапного сбора был бы тем, что задевало обоих за живое: власть короля Людовика Четырнадцатого над Америкой. Людовик Четырнадцатый любил все проверять сам. А она доверяла Жоффрею. Он был так силен и ловок. И у него был такой ясный и всеобъемлющий взгляд на вещи…

Наутро, выходя, она обнаружила маркиза де Виль д'Аврэ, который ждал ее и взял ее под руку. Шагая по песчаной дороге, ставя ногу и конец трости с обычным для него изяществом, он начал говорить о королевских садах. — Я не говорю вам о садах и парках большого размера, но лишь об огородах. Их величие, рожденное из красоты всех фруктов, овощей, цветов, выращенных и посаженных со вкусом и согласно науки, восхищает при первом же рассмотрении, словно оказываешься на пейзаже какого-нибудь художника. Что до запахов, то аромат груш возле стены ста ступеней, против которой король велел посадить пятьдесят груш, этот аромат, особенно усилившись в тепле лета, вызывает в памяти и чуть ли не ставит перед глазами создания, похожие на вас.

— Почему вы говорите мне об этих утонченностях, когда мы находимся вдалеке от них и к тому же в рамках дикой природы и природы неблагодарной, а уж о запахах я и не говорю, одна тресковая печень. А в Вапассу мне так и не удалось заставить нормандскую яблоню зацвести.

— Если я в качестве контраста описываю королевские сады, это значит, что я знаю, что ваша любовь к жизни делает вас чувствительной к таким картинам и может заставить вас захотеть увидеть их вновь.

— Этьен, вы знаете, что я не могу сопровождать господина де Пейрак, вам это прекрасно известно. Все удерживает меня в Америке. Мое место возле детей, наших друзей и компаньонов и я добавлю, без принуждения, что буду жить здесь в отсутствие моего мужа и не знаю, вернусь ли в Европу когда-нибудь…

— Вы туда вернетесь! Вернетесь! Вспомните!.. Я приглашал вас в Квебек, а вы говорили: мне никак невозможно вступить на французскую территорию без риска для жизни. Но потом вы приехали и мы провели очень приятные дни и месяцы зимы в нашей маленькой столице, а ваш визит только укрепил узы дружбы.

— Счастливый результат! Но потом вдруг он потерял значение.

— Но как вы можете так говорить? Потому что вы пессимистка, дорогая Анжелика! Ничего нет! Это всего-навсего интрига, которую затеяли злобные и завистливые люди против Фронтенака. Тот вышел из себя и решил отправиться во Францию. На самом деле — это слух, что король его вызывает, я не знаю так ли это, но правда. Фронтенак прав. Все идет к тому, что ему придется очистить дом. Это всего лишь интрига колонистов, продавцов меха, иезуитов и тех, о ком королю слышать не приходилось.

Он казался очень убежденным.

Она спрашивала себя, не скрывает ли он что-нибудь, или же это она, ослабленная своей любовью к Жоффрею, единственному в ее жизни, расслабленная постоянным счастьем, придавала испытанию, которое их ожидало, драматические оттенки и искала зловещие причины?

Когда все было решено и она чувствовала, что она устала и у нее кружится голова, словно после болезни, и несмотря на все она испытывала уверенность, что не нужно показывать страха, который на сегодняшний день рождал в ней желание кричать, нужно было возвращаться к повседневным привычкам.

Это решение повлекло за собой другие. Цель их тогдашнего переезда — Онорина, которую она собиралась навестить. Она думала плыть в направлении Квебека и Монреаля, подняться по течению реки Сен-Лоран… Но Жоффрей де Пейрак воспротивился этому, и его реакция доказала Анжелике, что недоверие и подозрительность вновь проснулись в нем, и что он не хотел держать Онорину в Новой Франции в отсутствие де Фронтенака.

— А Онорина!..

Огорчения следовали одни за другими. Теперь радостное ожидание встречи с дочерью сменилось внезапной неуверенностью.

После двух дней дебатов и разных споров было решено, что корабль Джоба Симона «Сен-Корентен», взяв на борт лейтенанта де Барсемпюи для руководства плаваньем, довезет до Квебека и Монреаля пассажиров, которым было обещано это; такими людьми были господин де Вовенар и его подруга Ля Дантельер, Адемар, Иоланда и их дети, которых везли показать родственникам в Квебек, Янн де Куэннек, который собирался встретить Мореск и другие…