Дикари, смеясь, щупали редкие волосы Илая Кемптова, который сидел ни жив ни мертв. Медведь угрожающе зарычал.

Увидев его, индейцы отступили, одни нацелились в него копьями, другие схватились за луки.

Монах успокоил всю эту суматоху одним словом. Увидев, как он положил руку на голову медведя, индейцы прониклись к нему еще большим уважением, но ведь Черная Сутана только и делал, что удивлял их своими чудесами.

— Недалеко отсюда находится форт Пентагует, которым командует барон де Сен-Кастин, — сказал отец Мареше Анжелике. — Соблаговолите, сударыня, следовать за мной. Мы сейчас туда отправимся.

— Кстати, — раздался вдруг голосок Адемара, когда они стали подниматься в гору, — вы, случайно не братишка будете Джека Мэуина? Уж очень вы на него смахиваете, отец мой. Куда он подевался, а? Пора уж и парус поднимать. А то надоели мне эти дикари, честное слово…

— Посмотрите, нет, вы только посмотрите, — говорил барон де Сен-Кастин, показывая театральным жестом на стену, всю покрытую скальпами англичан, — посмотрите, отец мой, разве плохо я служу Богу и Его Величеству? Вместе с моими мик-маками и эчеминами я хорошо повоевал с еретиками-англичанами и более чем заслужил царствие небесное. Никто не может обвинить меня в прохладности религиозных чувств, ведь я добился обращения в нашу веру великого вождя Матеконандо и его детей, и я даже был их крестным отцом, потому что на этом пустынном побережьи не нашлось никого другого, чтобы исполнить эту христианскую обязанность.

А вот отец д'Оржеваль, ваш наставник, пишет мне с горьким упреком, что я якобы предаю веру, уклоняясь от новой священной войны, в которую он втянул абенаков. Прежде всего, позволю вам сказать, войну эту начали слишком рано и неожиданно. Индейцы еще полностью заняты своей торговлей и посевами, что для них жизненно важно.

— Крестовый поход может стать необходимым и внезапно, — ответил отец де Верной, — если в нем участвуют благородные души. Быть может, именно ваша.., уловка продлит военную кампанию и не позволит индейцам до холодов закончить посевы и обмен товаров.

— Во всяком случае, мои индейцы будут обеспечены, — хмуро отвечал де Сен-Кастин.

— Не кажется ли вам, что их долгом является сражаться за Господа Бога, именем которого их крестили?

Разговор этот происходил на следующий день после прибытия в Пентагует, в столовой, где они обедали втроем.

За большим столом сидели отец Мареше де Верной и Анжелика, а де Сен-Кастин прохаживался по зале, нервно встряхивая головой, украшенной убором из перьев на индейский манер.

С утра поднялся густой туман и отрезал их от всего мира плотной серой пеленой, сквозь которую долетали лишь резкие крики невидимых чаек.

Французский пост был небольшим по размерам.

Сен-Кастин предоставил в распоряжение Анжелики небольшую комнату-спальню, но она провела часть ночи в сарае, где расположились англичане, пытаясь их ободрить. Все они были удручены.

Раз они попали в руки французов, они будут, конечно, отвезены в Квебек и проданы беспощадным канадским папистам. Если только барон де Сен-Кастин не договорится с Бостоном о выкупе за них. Преподобный отец Пэтридж может быть уверен, что его единоверцы, в большинстве своем — люди знатные и влиятельные, не откажутся от него, даже если придется собирать с горожан пошлину для того, чтобы сколотить необходимую сумму. А вот у мисс Пиджон нет семьи, и ей придется долго жить в неволе, где самое тяжелое испытание — ежедневные поползновения обратить ее в католическую веру.

Все они очень устали и поэтому, закусив кукурузой и рыбой, легли спать. Анжелика долго еще размышляла о том, как передать мужу весточку о себе.

В конце концов, в голове ее все перепуталось. Каким образом Колен именно в то утро захватил лодку, на которой возвращался в Акадию переодетый монах, заканчивающий свое шпионское задание? Знал ли Колен, кем был англичанин — хозяин лодки, жующий табак и так ловко сплевывавший в море? Может, поэтому он шепнул ей «Берегись, тебе хотят навредить!»

Над всеми этими приключениями витала вездесущая тень Пиксарета. Он был в Макуа накануне того дня, когда корабль Золотой Бороды бросил там якорь; ей показалось, что она видела его на острове Макуорт, и вот он поджидает ее на берегах Пенобскота.

Она решила переговорить с де Сен-Кастином, гасконским дворянином, и на следующий же день тот сам пришел, чтобы пригласить ее отобедать в компании иезуита.

У монаха, с момента прибытия, было много забот. Привлеченные звуками барабанов, индейцы сбегались со всех сторон приветствовать его. Они считали, что быть крещенным Черной Сутаной намного выгоднее, чем добрыми монахами францисканцами, признавшими реформу.

Была отслужена большая месса, отзвуки которой долетали до пленников.

Во время обеда барон де Сен-Кастин ободряюще подмигнул Анжелике. «Все уладится, не бойтесь» — казалось, говорил он. Однако в присутствии иезуита он помалкивал, а тот, помолившись не спеша, скромно поел, не поднимая глаз. Затем начался разговор. Де Сен-Кастин уверял, что он всегда помогал святым отцам в их трудной миссии по обращению в католическую веру индейцев Северной Америки. В доказательство он показывал на отвратительную стену, сплошь увешанную рыжими, темными и светлыми скальпами. Предварительно их высушили на ивовых кольцах, связанных нитями из кишок, как сушат шкурки бобров. Сушились они у двери каждой хижины воинов эчеминов, тарратинов и мик-маков; когда скальп был готов, его несли в Пентагует, где офицер француз объявлял каждому воину благодарность от имени короля Франции и вручал маленький подарок.

— Лично я порубил головы множеству еретиков, — говорил де Сен-Кастин, с лицом человека, хотя и преданного делу всей душой, но не оцененного до сих пор по достоинству. — Мой вклад вдвое больше успехов всех моих воинов, вместе взятых.

— К тому же, святой отец, в этом году мы жили мирно. Перед вашим отъездом в Новую Англию вы сами договорились здесь с отцом д'Оржевалем и Жаном Руссом, чтобы до вашего возвращения ничего против еретиков не предпринималось, поскольку вы должны были привезти нам обоснование для нарушения договоренностей. И вот пожалуйста, отец д'Оржеваль выкопал свой боевой топорик войны, как у нас, индейцев, принято говорить, за десять дней до вашего возвращения!…

— Видно, он нашел более веские причины, чем те, что я мог бы выставить, — отвечал отец де Верной бесстрастным голосом. — Сам Господь руководит им, поэтому он принимает решения, тщательно взвесив все последствия.

— Мне кажется, я могу подсказать вам, почему он был втянут в войну до вашего возвращения, — перебила его Анжелика.

Отец де Верной в течение всей беседы обращался только к де Сен-Кастину или задумчиво разглядывал остатки своего обеда; но на этот раз он медленно повернул к ней голову и обратил на нее свой загадочный и мрачный взор Джека Мэуина.

— Да, — повторила Анжелика, — я уверена, что отец д'Оржеваль решил захватить меня в плен руками канадцев, когда я отправилась одна в английское поселение в Брансуик-Фолсе, к западу от Кеннебека. Он тотчас развязал войну, потому что знал, что через несколько дней я буду в безопасности в Голдсборо, и у него не будет больше возможности предпринять такую акцию.

К ее удивлению, в знак согласия иезуит кивнул головой.

— Действительно, по-видимому, все так и было. Что вам нужно было в этом английском поселении, мадам?

Анжелика смело взглянула на него.

— Я должна была вернуть в лоно семьи маленькую девочку, выкупленную нами у абенаков.

— Итак, вы, француженка и католичка, посчитали правильным и справедливым вернуть в гнездо обскурантизма и ереси невинное дитя, хотя судьба и, я бы сказал, само Провидение решили предоставить ей шанс познать истинный свет Христа в Канаде?

Анжелика не ответила. Она не привыкла слышать от Джека Мэуина подобные речи. С легкой усмешкой она ответила:

— Да, гнездо! .. Дети — те же птички. Каким бы темным ни было их гнездо, там им лучше всего.