Но ничто так не радовало, как отсутствие Бертиль Мерсело. Кажется, к этому времени уже все поняли, что ее справедливо назвали вездесущей гадюкой. Даже снисходительной Абигаль пришлось с этим согласиться.

— Что будет с малюткой при такой матери? — печалилась она.

Однако Анжелика надеялась, что споры шли из-за пустяков и нрав молодой женщины еще можно исправить. Хотя она и сама часто служила мишенью ядовитых выпадов Бертиль, но всегда смотрела на нее как на взбалмошного ребенка. Вот будет у нее в Голдсборо свой собственный дом, какой она видела однажды в Новой Англии, и осядет она на постоянном месте, гордясь перед соседями своим достатком.

В первую очередь следовало заставить ее мужа покончить с жизнью лесного бродяги. Разве не может он быть полезен здесь? Как бывший офицер королевской армии, он мог заняться организацией милиции, создать мобильный отряд по охране порядка, а не шляться по лесам вместе с английскими bushrangers, выторговывая меха, что приносило мало дохода и много беспокойства.

— Помимо всего, если однажды он, француз-протестант, то есть еретик, встретит канадских французов, которые весьма ревниво охраняют свою монополию на торговлю пушниной в этих краях, считая, что все меха американского Севера принадлежат им, то я не поручусь за его шевелюру, заключила Анжелика.

— Бедный мальчик, — горестно вздохнула Абигаль, и, бросив нежный взгляд в сторону Шарля-Анри, добавила:

— Бедная крошка!

Она давно считала его сиротой, лишенным материнской и отцовской поддержки.

Габриель Берн был согласен с Анжеликой. И, отбросив мрачные прогнозы, все трое решили не уговаривать более Маниголей заняться воспитанием внука, а по возвращении Гарре постараться удержать его, дав ему такое поручение, от которого он, как гражданин Голдсборо, не смог бы отказаться, и создать ему условия для проживания в поселке вместе с женой и сыном.

И они отправились обсудить этот вопрос с губернатором.

Население Голдсборо очень выросло, и теперь Анжелика узнавала далеко не всех, кто встречался им по дороге к губернаторской резиденции: более половины подчиненных Колену Патюрелю людей были ей незнакомы. Разумеется, она не сможет познакомиться со всеми. За время своего недолгого пребывания здесь она прежде всего хотела повидаться со своими старыми друзьями, а также с теми, кто специально приехал, чтобы поговорить с ней.

— Госпожа де Пейрак! Госпожа де Пейрак!

Быстрым шагом пересекая площадь, Анжелика притворилась, что не слышит этого обращения, ибо стоило ей только выйти из дома, как она только его и слышала со всех сторон.

По громким командам, доносившимся с шлюпок и баркасов, перевозивших на берег матросов со стоявших на рейде судов, можно было определить, откуда, с каких берегов или островов прибыл корабль, английский он или французский, или же на борту его разношерстная команда, набранная во многих портах мира; приходили суда с далекого острова Монегана, а также с факторий в устье Кеннебека, где бросали якорь суда из многих стран, в том числе и корабли голландского торговца Петера Боггена.

Объявили о прибытии акадийцев из Пор-Рояля. Анжелика, задержавшаяся у Бернов, постаралась пройти незамеченной, чтобы успеть достичь форта и немного прийти в себя, на случай, если среди прибывших будет госпожа де Ла Рош-Позе. Она также хотела посмотреть на своих близнецов, ибо уже давно упрекала себя в том, что совсем их забросила. Всегда находилось множество желающих заняться с ними, как на корабле, так и здесь. Старый матрос, черкес по национальности, видя, какой рой юбок и чепцов вьется вокруг младенцев, часто предостерегал ее и зловещим голосом произносил русскую пословицу, плод народной мудрости и опыта: «У семи нянек дитя без глазу!»

Поэтому она ускорила шаг и сделала вид, что не слышит обращенных к ней слов, хотя молодой задорный голос продолжал звать ее:

— Госпожа де Пейрак!.. Госпожа де Пейрак!

Обернувшись на ходу, она увидела, что ее зовет молодая женщина, очевидно, на ранних сроках беременности. Она пыталась бежать за ней, тяжело переваливаясь по песку. Анжелика остановилась и повернула назад.

— О! Госпожа де Пейрак, как я рада вас видеть! — произнесла, запыхавшись, молодая женщина. — Мне так хотелось получить от вас известия о моей сестре!

Подойдя к Анжелике, она буквально бросилась ей на шею, и той ничего не оставалось, как тоже обнять ее.

— Кто вы, дорогая?

— Вы меня не узнаете?

Она говорила немного хрипло, с легким английским акцентом. Анжелика подумала об Эстер Холби, которая вместе с ней бежала на барке Жака Мервина после резни, устроенной индейцами абенаками. Тогда погибла вся семья Эстер, а ее приютил один из ее дядюшек, живущих на острове Мартиникус. Но Эстер была значительно выше ростом и шире в плечах, эта же казалась совсем девочкой, маленькой и хрупкой, и если бы не выпирающий круглый живот, ей нельзя было бы дать больше двенадцати лет. На голове у нее был кокетливый кружевной чепчик, сверху накинут капюшон белого шерстяного плаща.

— Неужели вы не узнаете меня? А я никогда вас не забуду, ведь это вы вытащили меня из воды и, будто ребенка, вынесли на берег, когда случилось кораблекрушение. А теперь, говорят, у вас у самой близнецы. И у меня тоже скоро будет маленький! Разве это не прекрасно?

Ее непосредственность не имела ничего общего с британской уравновешенностью, а упоминание о кораблекрушении навело Анжелику на верный след.

— Не вы ли… — раздумчиво произнесла она, — …не вы ли одна из тех «королевских невест», чей корабль разбился на скалах на подходе к Голдсборо два года назад?

— Да, да! Вот вы и вспомнили! Я малышка Жермена, ведь правда вы меня помните? Жермена Майотен. Я была самой младшей и такой маленькой, что никто никогда не называл меня по имени, просто «малышка» или «крошка». Впрочем, после того, что произошло, это и не удивительно: кораблекрушение, пираты…

Расскажите мне, пожалуйста, о сестре и о нашей благодетельнице, госпоже де Модрибур.

Анжелика вздрогнула, по спине у нее забегали мурашки. Будущая мать напомнила о событиях двухлетней давности, однако сама Анжелика до сих пор не могла вспоминать о них без содрогания, тем более говорить о них. Она взяла молодую женщину под руку.

— Идемте, дорогая, проводите меня до форта. Насколько я поняла, вы расстались со своими подругами и вашей благодетельницей госпожой де Модрибур в Пор-Рояле и с тех пор не имели от них известий?

— Да. Но когда тот англичанин заставил нас всех, точно пленниц, подняться на борт его корабля, я спряталась. Я очень испугалась, да к тому же была сыта по горло всеми ужасами. В Голдсборо я познакомилась с одним матросом, он мне понравился, и я хотела выйти за него замуж, как мне пообещал губернатор, господин Патюрель.

Она шла, болтая без умолку, и теперь в ее речи Анжелике уже слышался иной акцент — так говорили в беднейших кварталах Парижа.

— Я была воспитана в приюте. Вместе с моей старшей сестрой меня поместили туда, когда мне было четыре года, а мать нашу определили в приют кающихся грешниц. Я получила хорошее воспитание, сударыня, иначе господин Кольбер не выбрал бы нас для отправки в Канаду. Но я была только сопровождающей.

Госпоже Модрибур была нужна только моя старшая сестра, но ей пришлось взять и меня, потому что у меня нет никого, кроме сестры, а она настояла, чтобы нас не разлучали. Теперь, когда я счастлива и уже позабыла все наши былые беды… мне так хотелось бы узнать о своей бедной сестре и о госпоже Модрибур!

Они пришли в форт. Прежде чем повести молодую женщину посмотреть на детей, Анжелика усадила ее в нижней комнате и попросила слугу принести чего-нибудь освежающего. Бедная девушка так счастливо избежала крушения! И «Единорога», и всей своей жизни! Ее приютила Акадия.

У нее было милое сообразительное личико, но она ничем не выделялась среди прочих девушек, отправившихся в Канаду на поиски счастья и окружавших госпожу де Модрибур, которая поручила надзор за ними толстой Петронилле Дамур. Таких, как она, была целая дюжина, они прислуживали герцогине, часами простаивали на коленях и молились или всей толпой сопровождали свою благодетельницу повсюду. Покорные и запуганные, они стали все на одно лицо, ни в чем не проявляя особенностей своей личности. Анжелика с трудом завоевала доверие некоторых из них. Дельфина де Розуа и нежная Мари были убиты лишь за то, что говорили с ней. Смешливой Жюльене в Голдсборо также удалось выйти из игры, договорившись с Аристидом Бомаршаном, пиратом из берегового братства, стоящим вне закона и заслуживающим веревки, который тем не менее сочетался с ней законным браком.