— Мадам Каррер, — сказала Анжелика, обращаясь к хозяйке трактира, — будьте любезны прислать мне обед на квартиру в главной башне. Я попрошу вас также нагреть лохань воды, чтобы я могла помыться.

«Вся вода рек не может отмыть преступную душу, и вся пища земли не в состоянии насытить того, кто гибнет, оскорбив Господа Бога», — процитировала мадам Маниго некий афоризм, отвернувшись в сторону.

То был выстрел из-за угла, но Анжелика была к нему готова.

Несмотря на все свое ожесточение и раздражение против сплетниц, она понимала, что эти женщины, которых она не могла не считать своими подругами, разрывались между противоположными оценками, что очень огорчало их самих.

За непреклонностью дам Голдсборо в оценке скандального, с их точки зрения, поведения Анжелики скрывалось возмущение тем, что она предала человека, перед которым все они, в большей или меньшей мере, преклонялись и в которого были даже слегка влюблены. Это было смягченное, скрываемое, но настоящее чувство, чувство гугеноток с нежными сердцами, бьющимися под коркой льда, намороженного полученным воспитанием. формула мадам Маниго «я это всегда говорила» пользовалась в эти дни успехом, распространялась и выставлялась всюду, как вывешиваются на улицах полотна со словами молитв в дни папистского Божьего праздника. И действительно, не эта ли последовательница мэтра Берна разоблачила Анжелику как опасную возмутительницу спокойствия!…

На это Абигель возражала, что поведение мадам де Пейрак в последнее время доказывает, что ее совесть совершенно чиста.

— Гордячка! — настаивала мадам Маниго, — я это всегда говорила.

«И вообще, кто знает, что там действительно произошло?» — продолжали сторонницы Анжелики. Слухи, намеки, околичности… Швейцарец, который рассказывал оскорбительные для нее вещи, был, оказывается, пьян, как свидетельствуют господа Маниго и Берн… А Анжелика, вот она снова появилась среди них и держится с достоинством, отвечая пренебрежительной улыбкой на намеки мадам Маниго.

Такая близкая им и такая не похожая на ту, какой она была в дни гонений гугенотов в Ла-Рошели.

Они вспомнили, как бежали через ланды от королевских драгунов, и Анжелике удалось привести их к спасению.

— Какая истина и какой повод для размышлений! — сказала Анжелика, окинув высокомерную даму спокойным взглядом. — И, кажется, именно мне вы предлагаете над этим поразмыслить, не правда ли, дорогая мадам Маниго? Я благодарю вас, но сейчас речь идет не о том, чтобы насытить мою душу, виновна она или нет, а о том, чтобы восстановить мои силы. За те два дня, что я нахожусь в вашем поселке, позволю себе заметить, дорогие мои дамы, мне перепал лишь жалкий початок кукурузы. И это не делало бы чести вашему гостеприимству, если б я не знала о заботах и трудах, которые выпали на вашу долю со вчерашнего дня в связи со сражением и ранеными. Обращаясь к вам с просьбой накормить меня, я выражаю таким образом естественную потребность, которую, очевидно, испытываете и вы, мои дорогие.

Надо сказать, что многие дамы из Ла-Рошели как раз в этот момент угощались аппетитным рагу, пропустив по стаканчику доброго рома. Разрываясь со вчерашнего дня между домашними хлопотами, детьми, работой на своих фермах и уходом за ранеными, вконец обессиленные, они также воспользовались затишьем, чтобы придти подкрепиться в гостеприимную таверну мадам Каррер. Слова Анжелики застали их врасплох, и они замерли с ложками в руках.

— Не беспокойтесь, прошу вас, — обратилась к ним Анжелика как можно приветливее, — не обращайте на меня никакого внимания. Продолжайте. Я совсем не хотела бросить камешек в ваш огород. Вы правильно делаете, что подкрепляетесь. Но позвольте заняться этим и графине де Пейрак. Вы пошлете мне то, что я просила, мадам Каррер, и поскорее… Абигель, моя дорогая, не могли бы вы меня проводить? Мне нужно сказать вам кое-что наедине.

Поднявшись на первую ступеньку лестницы, ведущей в ее комнату, Анжелика, обернувшись, обратила доверчивый взгляд к жене мэтра Берна.

— Абигель, сомневаетесь ли вы во мне? С трудом удерживаемая маска исчезла, и стало видно, как Анжелика изнурена. Абигель потянулась к ней.

— Мадам, ничто не может поколебать мои дружеские чувства к вам, если они для вас не обидны.

— Как раз наоборот, моя милая Абигель. Я всегда высоко ценила вашу дружбу. Разве я могу когда-нибудь забыть, как вы были добры ко мне, когда я прибыла в Ла-Рошель с ребенком на руках? Вы не оттолкнули бедную служанку, какою я была тогда. Оставьте этот подобострастный тон, он неуместен между нами. И спасибо за то, что вы меня поддержали. Вы вернули мне мужество. Я не могу еще объяснить вам, что происходит, но самое ужасное — это то, что хотят вам внушить злые голоса.

— Я в этом твердо убеждена, — заявила дочь пастора Бокера.

Сколько же очарования было в целомудренной и чистой молодой женщине из Ла-Рошели, которая словно расцвела в связи с приближением материнства.

Счастье еще более облагородило ее.

Ее чистые глаза светились симпатией. Не в силах сдерживать себя, Анжелика склонилась и прижалась лбом к плечу Абигель.

— Абигель, я боюсь. Мне кажется, что я втянута в адский водоворот.., что опасности грозят отовсюду, что я в кольце. Если он не любит меня больше, что со мной будет?.. Я не виновата.., не так виновата, как утверждают злые языки… Но все объединились, чтобы меня осудить.

— Я уверена в вашей порядочности, — сказала Абигель, прикоснувшись рукой ко лбу Анжелики, чтобы ее успокоить, — я буду всегда с вами. Я вас так люблю.

Услышав звук шагов, Анжелика приняла бодрый вид. Никто, кроме Абигель, не должен видеть ее слабости. Доброта этой молодой женщины придала ей силы.

Она заговорщически подмигнула своей подруге.

— «Они» очень хотели бы, чтобы я уехала, не так ди? — спросила она. — Они уже не могут терпеть присутствие в Голдсборо такой грешницы, как я! Но не бойтесь ничего, Абигель. Я приехала, чтобы присутствовать при ваших родах, и я останусь с вами, пока буду вам нужна, даже если они устроят мне адскую жизнь.

Увы! Этому желанию не суждено было осуществиться, как и ее мечтам посидеть у очага своих друзей, обменяться новостями. Затем сделать все необходимое по хозяйству, проверить счета. А потом устроить большой праздник, куда пригласить экипажи всех судов, стоящих на якоре в порту. Летом всегда есть предлог для праздника. И нельзя медлить, ведь теплый сезон так скоротечен. Нужно жить в два, в три раза активнее, всем запасаться, всем торговать — недаром летом здесь скапливается столько людей, так бурлит жизнь. Скорее! Скорее! Едва успев кончиться, зима вернется!

Однако действительность мало походила на мечты Анжелики. Для нее эти летние дни были совсем не праздничными, они катились, как грязный поток, неся в себе страсти, огорчения, безнадежность. И час от часу нарастала волна зловещих опасностей.

О чем же думал Жоффрей? Как решил он судьбу Анжелики? И судьбу Колена?

Его молчание, его нарочитое отсутствие стали невыносимы.

Каждую минуту этого дня, который казался ей веком, она то боялась, то надеялась, что он ее позовет. Она предстанет перед ним с трепетом, пусть, но это все же лучше навязанной ей графом неопределенности. Возможность кричать, бушевать, умолять, упрашивать и самой обвинять вернула бы ее к жизни.

Бешенство, гордость, инстинкт самозащиты, которые поддерживали ее утром, рассыпались по мере того, как текли часы. Отстраняя ее от себя, делая вид, что ее не существует, он подвергал ее настоящей пытке, которая подавляла силу ее характера, и она с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков из того, что прислала ей мадам Каррер.

После обеда она отправилась на поиски Кантора и нашла его в порту, деловитого и озабоченного.

— Не слушай сплетен, которые тут ходят на мой счет, мой мальчик, — сказала она в сильном волнении. — Ты ведь знаешь, как суеверны окружающие нас люди. Не они ли объявили меня когда-то.., квебекской Дьяволицей? Достаточно женщине попасть в плен к пирату, как клеветники начинают плести свои сети. Золотая Борода вел себя по-рыцарски по отношению ко мне, и когда-нибудь я расскажу тебе, кем он был, и как объяснить мои дружеские чувства к нему.