Здесь, в Америке, все откровеннее. Страсти здесь обострены, все рубится с плеча. Она должна, обязательно должна что-то противопоставить этому мифу, опровергнуть его, победить, она должна защищать себя так, как если бы перед ней и впрямь был какой-то злой дух, который проскользнул в ее дом. Ведь со злыми духами тоже надо уметь бороться.

— Извините меня, мессир де Ломени, — сказала она, стараясь выглядеть спокойной, но голос ее все-таки дрогнул. — Не станете же вы утверждать, что кто-то из влиятельных господ в Квебеке, занимающих ведущее положение в обществе, верит в эту выдумку, всерьез верит, что я могла бы быть… воплощением этого демона, пришествие которого в Акадию предсказывают?..

— Увы! Все обвиняют вас! — с жестом отчаяния вскричал де Ломени. — Приплыв к нашим берегам, вы высадились как раз в том самом месте, где, как удалось установить, являлось видение. Вы были верхом на лошади и проезжали как раз через те места, которым, по словам монахини, угрожает демон… И вы… вы очень красивы, сударыня. Все, кто видел вас, могут подтвердить это… Вот почему монсеньор епископ счел своим долгом заранее собрать сведения…

— Но не хотите же вы сказать, что высшие церковные власти придают значение этим пересудам… и в особенности такому их толкованию! — воскликнула Анжелика.

— Именно так, сударыня, именно так! Рапорты отца д'Оржеваля и брата Марка, францисканца-реформиста, что живет на реке Сен-Жан, не могли не заставить задуматься монсеньора епископа. Более того, капеллан монастыря урсулинок в Квебеке мессир де Жорра свидетельствует об умственной святости и уравновешенности сестры Мадлен, духовником которой он является долгие годы. Да и отец Мобеж, глава иезуитов, тоже убежден, что ваше появление у нас есть неопровержимый знак предвещанных бедствий…

У Анжелики от ужаса расширились глаза.

— Но почему? — вскричала она. — Почему все эти святые отцы против меня?

Жоффрей де Пейрак, возвращаясь из мастерской, как раз в этот самый момент вошел в залу и услышал ее крик. Этот крик прозвучал для него как протест оскорбленной Женщины. Оскорбленной, отвергнутой вот уже много веков.

— Почему?.. Почему они против меня?

Он остался в тени, он не бросился ей на помощь. Она должна защищаться сама.

Сколько веков длится неприятие женщины женоненавистнической церковью, и вот пришло время вырваться этому крику. И справедливо, что он вырывался из уст самой прекрасной, самой истинной Женщины, которую когда-либо рождала земля.

Он застыл, никем не замеченный, издали с гордостью, с глубокой нежностью глядя на нее, такую прекрасную в своем потрясении и негодовании, которое постепенно охватывало ее и от которого у нее порозовели щеки, а зеленые глаза заблестели.

Лишь один барон д'Арребу заметил присутствие графа де Пейрака. Он увидел или, вернее даже, только догадался, что тот улыбается, глядя на Анжелику, и жгучая ревность перевернула его сердце.

«Этот Пейрак владеет сокровищем, и он знает это, — подумал он. — Да, знает… А вот моя жена не принадлежала мне никогда…»

Губы его желчно искривились, сердце наполнилось ядом, и ему вдруг захотелось изрыгнуть всю свою ненависть, грубыми изобличающими словами сокрушить эту триумфальную любовь. Но он сознавал, что грязный поток его слов вынесет на поверхность нечистые мысли, что переполняли его. И он промолчал.

А граф де Ломени мужественно и добросовестно продолжал свою миссию. Он вытащил из камзола сложенный листок и, явно страдая, развернул его.

— Здесь у меня, сударыня, записано все пророчество в точных выражениях. Некоторые описания пейзажа очень волнующи. Недавно отец Марк, духовник мессира де Вовенара, абсолютно точно определил место, где вы недавно высадились, вы, сударыня, и мессир де Пейрак…

Анжелика, недолго думая, вырвала у него листок и принялась читать его…

Одержимая сначала описывала место, куда она была перенесена во сне…

«Я сидела на берегу моря. Деревья подступали почти к самой воде… Песок отсвечивал розовым… Слева от меня на берегу небольшой бухты возвышался деревянный пост с высоким палисадом и башня с флагом… По всей бухте, словно уснувшие чудища, были разбросаны многочисленные островки…

В глубине ее под прибрежной скалой виднелся дом из светлого дерева… У причала на якоре качались два корабля… На другом берегу бухты, на расстоянии примерно одной или двух миль, находился еще один поселок — несколько хижин, вокруг которых росли розы… Я сидела у моря и внимала крикам чаек и бакланов…»

Сердце Анжелики лихорадочно забилось. Позднее, не раз возвращаясь мыслями к пророчеству монахини, она упрекнет себя за то, что поддалась тогда волнению, ибо, начиная именно с этих строк, она могла бы при чтении заметить детали, которые позволили бы тут же опровергнуть предъявленное ей обвинение. Но она была слишком поражена удивительно точным, уверенным описанием Голдсборо, и бессильный гнев заслонил в эту минуту все остальные чувства.

«…Вдруг какая-то женщина неописуемой красоты поднялась из пучины моря, и меня сразу же осенило, что это демон в женском обличье. Какое-то время она словно парила над водой, в которой отражалось ее тело, и было непереносимо смотреть на нее, потому что это женское тело… И я поняла, что это воплощение демона греха, символ греховодницы, как я представляю ее себе… Вдруг из-за горизонта появилось еще какое-то существо, которое я поначалу приняла за другого демона; оно приблизилось быстрым галопом, и тут я разглядела, что это единорог — его длинный бивень сверкал в лучах заходящего солнца, словно кристалл. Женщина-демон села на него верхом и устремилась вперед.

Тогда я увидела Акадию, она представилась мне в виде какой-то огромной равнины, которую я могла обозревать как бы с высоты. Да, я узнала, это была наша Акадия. Демоны держали ее с четырех сторон, словно одеяло за углы, и с силой встряхивали. Женщина-демон промчалась по ней крылатым копытом и подожгла ее… Все то время, что длилось это видение, меня, как помнится, не покидало ощущение, что в стороне, как будто в углу этой странной декорации, притаился еще один демон: черный, с гримасой на лице, он, казалось, наблюдает за демоническим созданием в образе прекрасной женщины, и были минуты, когда меня охватывал ужас, уж не сам ли это Люцифер…

Я видела все, и я была в отчаянии, ибо понимала, что это сбираются дьявольские силы, чтобы принести бедствие нашей дорогой стране, которую мы взяли под свое покровительство, чтобы нарушить мир и благополучие нашей Акадии.

Другой женский силуэт проскользнул в небе. Я не могла бы с точностью сказать, была ли то святая дева или одна из святых покровительниц нашей общины. Но ее появление явно приструнило женщину-демона. Она отшатнулась, напуганная… Тут из рощицы выскочило какое-то волосатое чудище, набросилось на нее и растерзало на куски, и в это же время юный архангел со сверкающим мечом возник в тяжелой грозовой туче…»

Анжелика молча сложила листки. Она медлила, стараясь подавить страх, к которому теперь примешалось и ожесточение… Господи, это же ворох нелепостей, досужий вымысел заточенной в монастыре явно безумной монахини! И серьезные люди верят ей!

Всем известно, что в монастырях полно подобных ясновидцев!.. Однако в рассказе этой безумицы было нечто такое, что какой-то крупицей истины внушало Анжелике страх. И потому, вместо того чтобы тут же возразить, она застыла в задумчивости.

— Если и в самом деле, — пробормотала она наконец, — если в самом деле можно подумать, что описанная местность — Голдсборо, тогда я допускаю, что святые отцы могли так превратно истолковать появление на берегу бухты женщин, лошадей… Мое появление, наконец!.. Но как мне опровергнуть вымысел? Ведь с вымыслом перемежается столько реальных деталей, вы же сами видите… Лично мне все эти совпадения не кажутся убедительными. Ведь ваша одержимая монахиня не говорит, например, была ли женщина-демон блондинкой или брюнеткой?.. При столь точном описании местности это выглядит весьма странно…