Анжелика вздохнула и добавила:

– Вот так! Как видите, при желании люди всегда могут сделать шаг навстречу друг другу. А что вы посоветуете мне?

– Вам надо ехать в Квебек. Вас должны там узнать. Вашего супруга считают предателем и врагом королевства. Но он гасконец, и это сблизит его с нашим губернатором Фронтенаком.

Пусть знакомство с вами успокоит опасения и сомнения, которые существуют в отношении вас.

– Как вы можете такое говорить! – поразилась Анжелика. – Неужели вы хотите заманить нас в эту ловушку?! Квебек! Вы прекрасно знаете, что меня там встретят градом камней, а королевская полиция сразу схватит нас и заточит в тюрьму.

– А вы соберите все свои силы. Флотилия вашего мужа превосходит по мощи флотилию Новой Франции, у которой… всего один корабль… и тот не всегда стоит у стен города.

– Странно слышать от вас такой совет, – Анжелика не сдержала улыбку.

– Значит, вы все-таки не враг нам, Мэуин.

Иезуит не ответил. Он снял стихарь и тщательно его сложил. Анжелика поняла, что он не хочет говорить больше, чем сказано.

– Вы еще останетесь в Голдсборо? – спросила она.

– Не знаю… А теперь ступайте, дочь моя. Уже поздно. Близится час молитвы, и сейчас сюда придут верующие.

Анжелика послушно наклонила голову для благословения и вскоре уже шла вниз по тропинке. Но вдруг она остановилась и обернулась:

– Святой отец, вы не наложили на меня епитимью. Обычно в конце исповеди священник налагает на исповедующегося епитимью – тот должен во искупление своих грехов читать молитвы, принести жертву в пользу церкви или совершить какой-либо обряд.

Отец де Верной задумался, нахмурил брови, и его лицо приняло властное выражение.

– Ну что ж! Поезжайте в Квебек! Да, пусть это и будет вашей епитимьей. Поезжайте в Квебек! Как только представится возможность, езжайте туда с вашим супругом. Имейте смелость вступить в этот город без страха и стыда. В самом деле, а вдруг это принесет благо земле Америки?!

Отец де Верной промолчал в ответ на слова Анжелики:

«Вы ведь не враг нам», но она не теряла надежду. Как ей хотелось сейчас же поведать Жоффрею о своем доверии к Мэуину, сказать: «Я верю, что этот иезуит на нашей стороне».

Отец д'Оржеваль уже подсылал к ним однажды Массера – и тот помог им лечить больных оспой в Вапассу и варить пиво. Когда они жили у Кеннебека, появился Геранд, а теперь Мэуин. Последний был самым незаурядным из них – вторым отцом д'Оржевалем, но менее склонным к мистике и фанатизму, а потому менее уязвимым. Он был настоящим помощником отца д'Оржеваля, ибо не боялся вступать в богословские споры с протестантами и вместе с тем умел устоять перед женскими чарами и перед соблазнами трактиров Нового Йорка, не страшился моря, пиратов, кораблекрушений, индейцев, медведей…

Иезуит подробно поведает своему наставнику обо всем, что увидел в стане врага. Но сумеет ли он убедить отца д'Оржеваля?

Навстречу Анжелике шел Кантор – он возвращался из порта со своими друзьями. Они несли на плечах сети и корзины, полные рыбы, омаров и мидий.

Юноша горячо обнял свою мать. Его лицо было загорелым и обветренным, словно у заправского пирата, а изумрудные глаза смотрели прямо и бесхитростно. Кантор не стал объяснять Анжелике причину своего отсутствия, и она решила ни о чем его не спрашивать, в конце концов, он был капитаном корабля.

Возвращение сына развеяло ее тревогу и наполнило ее сердце счастьем. Каким прекрасным казался Анжелике этот вечер! Страхи и волнения отступили и казались призрачными.

Она посмотрела на взлетающих птиц. Многокрылая стая стремительно поднялась ввысь, заставив померкнуть солнце. Анжелика всегда восхищалась, глядя в небо. Это был недоступный мир, где властвовал ветер и, подчиняясь неведомым законам природы, летели из края в край птицы. Это был гармоничный и живой мир, который влиял и на их земную жизнь. Тучи бакланов, больших и малых чаек во время прилива опускались на голые прибрежные скалы, превращая их в заснеженные холмы. Все менялось кругом, когда на горизонте вдруг появлялась черная точка, которая росла, приближалась, становилась сперва грозовой тучей, затем шумной птичьей стаей; и напротив – когда птицы скрывались за горизонтом, природа впадала в оцепенение, в молчаливое тревожное ожидание… Птицы! Залив, острова, Голдсборо с его непостижимой тайной… Монахиня из Квебека утверждает, что именно здесь должна произойти таинственная трагедия, в которой сыграет свою роль Дьяволица, явившаяся ей в видении.

«…Мне привиделось побережье… В заливе и на островах покоились будто заснувшие чудовища… Я слышала крики чаек и бакланов…

Вдруг из морских вод поднялась женщина неописуемой красоты, и я знала, что это демон в человеческом обличьи… Ее обнаженное тело отражалось в воде… она сидела верхом на единороге…» Игра воображения!

«Ничего не случится, – подумала Анжелика, – этого нельзя допустить! Если это видение относится к судьбе Голдсборо, возможно, оно имеет символический смысл. Эти события могут произойти так, что мы их даже не заметим. Главное, выйти из них победителями!» Она обернулась и увидела в нескольких шагах от себя женщину. Та смотрела на Анжелику, и ее темные волосы вились, словно змеи, отражая багряный свет заходящего солнца.

– Я вижу, вы меня забыли? – послышался голос Амбруазины де Модрибур.

– Вы любовались птицами… и забыли о моем существовании, не так ли? Вы слушали крики пролетающих чаек? Для вас они – божественная музыка… Я видела: вы улыбались с закрытыми глазами. Как вам удается так любить то, что вас окружает? Мне все это внушает ужас. Птицы! В их криках мне слышатся голоса умерших или проклятых, и я умираю от страха. А вас они чаруют. Вы их любите, а меня нет.

– Вы ошибаетесь, Амбруазина. Я очень забочусь о вас. Анжелика подошла к «благодетельнице». Похоже, что ту снова стали посещать приступы ребячества. Однако в своей мрачной подозрительности Амбруазина была права: Анжелика в самом деле забыла о ней на несколько минут. Она думала о Жоффрее де Пейраке. Глядя вдаль, она старалась различить на горизонте крохотные паруса флотилии, возвращающейся из военного похода. Роды Абигель и беседа с отцом де Верноном действительно – следовало это признать – отодвинули от нее проблемы герцогини де Модрибур. Анжелика учтиво проговорила:

– Пожалуйста, не считайте себя покинутой. Все, кто живет в Голдсборо, могут рассчитывать на мое внимание и любовь. Как только вы пожелаете, мы вместе подумаем, как быть дальше. Вы можете призвать своих девушек сюда или присоединиться к ним в Порт-Руаяле… что не помешает нам оставаться друзьями, даже напротив… если вам нравится Голдсборо…

– Но я не хочу уезжать! – сжимая руки, вскричала Амбруазина. – Я хочу остаться здесь, одна, с вами…

– Но вы же их «благодетельница», – возразила Анжелика, – и эти девушки нуждаются в вас. Идемте, Амбруазина, успокойтесь! Вы же не ребенок.

– Нет! Я брошенный ребенок! – в отчаянии вскричала герцогиня.

Казалось, она потеряла разум. Не осталось и следа от властной, смелой, уверенной в себе женщины, от богатой, знатной и набожной вдовы, предающейся благим делам и занятиям наукой. Раньше она вела размеренную и, в общем, счастливую жизнь. Но в последнее время что-то надломило герцогиню. Вероятно, сыграли свою роль кораблекрушение и новая, непривычная обстановка.

Словно ото сна, она пробуждалась от своей жизни отшельницы и затворницы, чтобы в тридцать пять лет почувствовать себя ребенком, потерявшим где-то свою душу и отданным на растерзание чудовищу.

Анжелике представилось, что душа герцогини де Модрибур блуждает в пустынных небесных сферах, будто птица, потерявшая свою стаю и вынужденная сама искать верное направление пути. Анжелика много раз видела таких, обычно молодых и неопытных птиц, которые взлетали, опускались, снова кружили в небесах, издавая безответные крики. Она разделяла тоску этих потерянных существ, которым не на кого уповать, они были обречены на гибель, если не находили в себе силы и волю к жизни…