— Еще смеется! — крикнул он, задыхаясь. — Ах ты, тварь!.. Да как ты посмела! Ты еще хуже той, другой! Хуже всех! Я тебя продам! Я тебя продам злому старому паше, рыночному торговцу, мавру, злодею, который тебя замучит… Но ты уж ни на кого не посмотришь с выражением любви… Это я запрещаю… А теперь убирайся! Убирайся! Я не хочу, чтобы на меня напустился Корьяно со своими людьми… Убирайся, пока я тебя не убил!..

Через день оба корабля флибустьеров бросили якорь перед островом Санторин. Маркиз д'Эскренвиль вышел из своей каюты, где пролежал два дня, куря гашиш.

— Ты все-таки завел меня, куда хотел, ах ты, чертов собиратель! — закричал он, с ненавистью глядя на Савари. — Ну, что тебе светит на этой голой скале? Коз тут не больше, чем в других местах, даже меньше. Смотри, не вздумай обманывать меня, ты, старый лис.

Мэтр Савари убедительно доказывал, что тут можно будет собрать больше ладана, чем в других местах, но пират продолжал сомневаться.

— Не понимаю, где твои козлы могут тут вымазаться в этой смоле. Тут же ни деревца, ни кустика нет.

И действительно, Санторин, в древности называвшийся Терой, не походил на другие острова. Это было чудо природы, утес высотой в сотни три туазов, в цветной чаше которого, напоминавшей неаполитанский шербет, содержались все тайны этой земли. Между бурыми камнями виднелись прослойки черного пепла, поверх лежала красная глина, прорезанная белыми жилками пемзы, — так что можно было догадаться, что этот странный остров был просто частью кратера вулкана, а в середине кратера располагался рейд, где останавливались корабли. По другую сторону рейда находился островок Терасья — другая часть кратера. Подземный вулкан не переставал действовать. Жители острова жаловались на частые вспышки, от которых тряслись их глинобитные мазанки, а из моря вылетали залпы лавы, снова падавшие на дно.

За домишками тропа вела вверх, где возле античных развалин стояла ветряная мельница. Гуляя, Анжелика забралась туда и уселась в тени, погруженная в печальные думы. Щека еще болела от вчерашних ударов. Надо бежать, но как?..

Вдруг зазвенели колокольчики, и на тропе появился мэтр Савари с козами и каким-то греком, с которым он дружески беседовал.

— Представляю вам, сударыня, Вассоса Миколеса. Славный юноша, не так ли?

Анжелика вежливо промолчала. Ей случалось любоваться мужчинами-греками, сохранявшими античную энергию и грацию. Но этот невысокий сутулый и тощий парень с реденькими усиками красотой не отличался. Скорее уж он походил на своего спутника. Анжелика переводила взгляд с одного на другого.

— Да, сударыня, вы угадали, — обрадовался Савари. — Это мой сын.

— Ваш сын, мэтр Савари? А я не знала, что у вас есть дети.

— Имеются кое-где на Востоке. Хе-хе-хе! Я ведь был помоложе и поретивее, когда тридцать лет назад впервые попал на остров Санторин. Я был просто молодой француз, бедный и галантный, как все французы.

Он рассказал, что, попав опять на Санторин лет пятнадцать назад, убедился, что его незаконный сын растет хорошим рыбаком. Все семейство Миколесов взирало на француза-путешественника с великим почтением, и тогда он оставил там на хранение целый бочоночек минерального мумие, добытого в Персии с риском для жизни.

— Вы понимаете, сударыня, что это значит? Целый бочоночек! Теперь мы спасемся!

Анжелика не слишком понимала, чем это им поможет. Не понимала и того, что может поделать тощий отпрыск маленького парижского аптекаря против экипажей двух пиратских кораблей. Но Савари весь лучился уверенностью. Он нашел себе помощников. Вассос со своими дядьями привезет мумие в Кандию и сумеет передать отцу. И тогда в этом царстве рабов произойдут великие дела!

Уже несколько часов «Гермес» тихо покачивался на волнах у входа в порт Кандии. Жестоко палило солнце. Бриз доносил с берега запахи масла и апельсинов. Наконец начался закат, и по-восточному яркая пестрота красок города стала покрываться розоватой дымкой. Крит раньше принадлежал христианам, а теперь оказался в руках мусульман, и нынешние его хозяева не замедлили подтвердить свою власть, соорудив много минаретов, белыми свечами торчащих среди колоколен и куполов греческих и венецианских церквей.

Д'Эскренвиль спустился в каик и поехал на берег, едва корабль встал на якорь. Анжелика сидела на мостике в разглядывала город — цель ее стремлений, ее безумного путешествия.

От древнего Крита, где решил поселиться Минотавр, от страшного лабиринта теперь осталась только Кандия, город, исполненный суеты и беспорядка, современный лабиринт, в котором заблудились и перемешались все расы, гордиев узел трех материков, Азии, Африки и Европы, от которых она находилась примерно на равном расстоянии. Только турок там почему-то не было видно. Когда пиратские фрегаты подняли зеленый с белым флаг герцога Тосканского, на форте взметнулось красное с белым полумесяцем оттоманское знамя, и на этом все формальности кончились.

На рейде и вдоль набережной покачивалось на якоре десятка два галер и военных судов, несколько сот барок и парусников. Анжелика обратила внимание на нарядный галиот с десятком начищенных до блеска пушек.

— Это не французская галера? — спросила она с надеждой.

Стоявший рядом Савари мельком взглянул на корабль.

— Нет, это мальтийская галера. Видите: флаг красный с белым крестом. Флот Мальты один из самых сильных в Средиземноморье. Христовы рыцари очень богаты. А вообще, чего вы ждете от французов в Кандии, раз вы пленница?..

И он стал объяснять, что Кандия, кому бы она ни принадлежала — грекам, французам, венецианцам или туркам, — оставалась и останется тем, чем была в течение веков, — прибежищем пиратов-христиан, как Александретта — прибежищем оттоманских пиратов, а Алжир — берберских. Все, кто бороздили моря под любыми флагами, — Тосканы, Неаполя, Мальты, Сицилии, Португалии, с командой из наихудших представителей христианского общества у себя на борту, рано или поздно являлись на рынки Кандии, — надо было лишь заплатить турецким властям пошлину.

Анжелика разглядывала товары, выложенные на набережных и на баржах; там были, конечно, ткани, рыба, бочонки с оливковым маслом, груды арбузов и дынь, но всего этого было не так уж много, гораздо меньше, чем полагалось бы в торговом порту.

— Тут больше всего военных кораблей. Зачем они здесь?

— А зачем мы с вами здесь? — У Савари блеснули глаза. — Видите: у большинства кораблей люки закрыты. Торговые суда, везущие обычные товары, всегда открывают вход в трюмы, войдя в порт. Видите усиленную стражу на мостиках? Что они сторожат там? Самый дорогой товар.

Анжелика не сдержала дрожи.

— Рабы? Это все торговцы рабами?..

Савари не ответил, потому что как раз в эту минуту к борту «Гермеса» подошел довольно жалкий каик, на корме которого сидел европеец в потертой одежде и шляпе с общипанным плюмажем, с маленьким — не больше носового платка — флажком в руках. На флажке были золотые лилии на серебряном фоне.

— Француз! — воскликнула Анжелика, продолжавшая, несмотря на все саркастические замечания ученого, надеяться на помощь соотечественников.

Пассажир каика услышал ее, слегка поклонился и крикнул:

— Есть Эскренвиль на борту?

Так как никто не отвечал, он уцепился за веревочную лестницу и поднялся на борт. Несколько матросов, стоявших на вахте, то есть развлекавшихся игрой в карты и щелканьем семечек, небрежно отвечали, что начальник где-то в порту. В это время из каюты вышла Эллида, приветливо улыбнулась растерянному посетителю и тихо сказала Анжелике:

— Это господин Роша, французский консул. Не поговоришь ли ты с ним? Может быть, он тебе поможет… Я пойду принесу вам французского вина.

— Теперь вспоминаю. Господин Роша! Да ведь это имя того, кто занимает принадлежащую мне должность в Кандии! Может быть, он что-то сделает…

Господин Роша разглядел, что перед ним не молодой человек, а женщина, и решился подойти.