Он сбрил бороду. Это был он и в то же время словно бы и не он.

У Анжелики упало сердце, как в тот вечер после отплытия, когда у нее вдруг мелькнула безумная мысль, что Рескатор — это Жоффрей. И ею вновь овладел безотчетный страх оттого, что она находится здесь, с человеком, которого не понимает и которому дана способность так ее околдовать.

Этот человек принесет ей неимоверные страдания…

Она с видом затравленного зверька посмотрела на дверь.

— Позвольте мне уйти, — произнесла она чуть слышно. Он как будто не расслышал ее, потом поднял голову.

— Анжелика…

Его приглушенный голос показался ей эхом какого-то другого голоса.

— Как вы далеки! Никогда уже мне до вас не достучаться…

Она замерла, широко раскрыв глаза. Почему он заговорил с ней так тихо и печально? Она вдруг ощутила пустоту в груди. Ноги словно приросли к ковру. Ей хотелось бегом броситься к двери, чтобы спастись от колдовских чар, которыми — она это чувствовала — он сейчас опутает ее, но она не могла шелохнуться.

— Прошу вас, позвольте мне уйти, — взмолилась она снова.

— Нет, нам все-таки надо покончить с этим нелепым положением. Для этого я и хотел поговорить с вами нынче утром, но разговор у нас отклонился в сторону. А теперь все стало еще нелепее, чем прежде.

— Я вас не понимаю.., не понимаю, о чем вы говорите.

— А еще толкуют о женской интуиции, о голосе сердца… Что ж, самое меньшее, что тут можно сказать — вы таких качеств начисто лишены. А теперь перейдем к делу. Госпожа дю Плесси, когда вы прибыли в Кандию, одни утверждали, что вы отправились в путешествие для устройства каких-то дел, другие — что вы плыли к любовнику. Были также и третьи — эти говорили, будто вы разыскиваете одного из ваших мужей. Скажите, какая из трех версий верна?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— О, отвечайте, — нетерпеливо сказал он. — Я вижу — вы намерены сражаться со мной до последнего. Вы умираете от страха, но полны решимости не сдаваться. Чего же вы боитесь? Какие страшные тайны могут, по-вашему, открыть мои вопросы?

— Я.., сама не знаю.

— Право же, вы с вашим хладнокровием могли бы придумать ответ и получше. Впрочем, с другой стороны, он доказывает, что вы начинаете догадываться, к чему я клоню… Госпожа дю Плесси, ответьте мне: вы нашли мужа, которого искали?

Она отрицательно покачала головой, не в силах выговорить ни слова.

— Нет?.. А между тем я, Рескатор, который на Средиземном море знал все про всех, могу вам поклясться, что однажды он был от вас совсем близко.

Внутри у Анжелики все оборвалось, ноги стали как ватные. Почти не отдавая себе отчета в своих словах, она крикнула:

— Нет, нет, это не правда… Этого не может быть! Если бы он оказался рядом, я узнала бы его среди тысячи!

— А вот тут вы ошибаетесь! Смотрите…

Рескатор поднес руки к затылку.

И прежде чем до Анжелики дошло, зачем он это сделал, кожаная маска оказалась у него на коленях и он обратил к ней открытое лицо.

Она вскрикнула от ужаса и закрыла глаза руками. Она помнила, что рассказывали о Рескаторе на Средиземном море: что он носит маску, потому что у него отрезан нос, и ее движение было продиктовано страхом увидеть это безносое лицо.

— Что с вами?

Она услышала, как он встал и подошел к ней.

— Рескатор без маски не очень-то красив? Что ж, согласен. И все же… Неужели правда настолько для вас непереносима, что вы не в состоянии посмотреть ей в лицо?

Пальцы Анжелики медленно скользнули вниз по щекам. Стоявший рядом с нею мужчина был ей незнаком, и тем не менее она его знала.

Она облегченно вздохнула: по крайней мере, нос у него не отрезан.

Его пронзительные блестящие черные глаза под густыми бровями остались такими же, как и в прорезях маски; черты лица были четкие, резкие, на левой щеке — рубцы от старых ран. Эти отметины, слегка деформировавшие лицо, только делали его выразительнее, устрашающего же в нем не было ничего.

Когда он заговорил, его голос был голосом Рескатора.

— Не смотрите на меня так!.. Я не призрак… Подойдите сюда, к свету… Да полно же, не может быть, чтобы вы меня не узнали…

Он нетерпеливо повел ее к окну, и она безропотно подчинилась, все так же не отрывая от него расширенных глаз, в которых застыло непонимание.

— Посмотрите на меня внимательно… Неужели эти шрамы не будят в вас никаких воспоминаний? Или ваша память так же иссохла, как и ваше сердце?

— Почему, — прошептала она, — почему вы сейчас сказали, что в Кандии.., он был от меня совсем близко?..

В его устремленных на нее черных глазах отразилось беспокойство. Он резко встряхнул ее.

— Да очнитесь же! Не притворяйтесь, будто вы меня не понимаете. В Кандии я был от вас совсем близко. В маске, это верно. Вы тогда не узнали меня, а я не успел открыть вам, кто я. Но сегодня?.. Вы ослепли.., или сошли с ума?

«Да, сошла с ума…» — подумала Анжелика. Ибо перед нею стоял мужчина, осмелившийся с помощью каких-то дьявольских чар присвоить себе лицо Жоффрея де Пейрака.

Это лицо, такое любимое, жгучую память о котором она долгие годы хранила в своем сердце, в конце концов все же заволоклось мглой забвения, ибо у Анжелики никогда не было портрета, который мог бы напомнить ей дорогие черты.

Теперь же произошло обратное: его облик вдруг воссоздался перед ней с ошеломляющей точностью. Тонкий, правильный нос, полные, насмешливые губы, точеные контуры скул и подбородка, четко выступающие под матовой, как у многих уроженцев Аквитании кожей, и знакомые линии шрамов, по которым она давным-давно, в ушедшие времена, иногда ласково проводила пальцем.

— Вы не имеете права делать этого, — сказала она беззвучным голосом. — Вы не имеете права придавать себе сходство с ним, чтобы обмануть меня.

— Перестаньте бредить… Почему вы отказываетесь узнать меня?

— Нет, нет, вы не.., он. У него были такие волосы.., да, длинные, пышные, черные волосы, обрамлявшие лицо.

— Мои волосы? Я уже давным-давно велел остричь эту гриву — она мне мешала. Моряку длинная прическа не подходит.

— Но он.., он был хромой! — вскричала Анжелика. — Можно остричь волосы, скрыть под маской лицо, но нельзя короткую ногу сделать длиннее.

— И тем не менее мне повстречался хирург, которому удалось сотворить со мной это чудо. Хирург в красном.., вы тоже имели счастье с ним познакомиться!

И так как она, ничего не понимая, молчала, он бросил ей:

— Палач!

Теперь он шагал взад и вперед по каюте и говорил, будто беседуя с самим собой:

— Мэтр Обен, палач, производитель публичных казней, а также и иных, менее славных и более грязных дел в городе Париже. О, это человек весьма искусный! Вот кто сумеет мастерски разорвать вам нервы и мышцы и возвратить вас на путь истинный, которым повелел следовать наш король. Моя хромота была вызвана стяжением сухожилий на задней стороне колена. После трех сеансов на дыбе[11] это место превратилось в сплошную рваную рану и больная нога наконец-то сравнялась по длине со здоровой. Какой же у нас превосходный палач и какой добрый король! Разумеется, сказать, что преображение произошло тотчас, значило бы солгать. Завершением этого произведения искусства, столь блестяще начатого палачом, я обязал прежде всего моему другу Абд-эль-Мешрату. Зато теперь я знаю, что с небольшим вкладышем внутри сапога моя походка почти ничем не отличается от походки других людей. Когда после тридцати лет хромоты чувствуешь, что твердо стоишь на ногах, это ощущение весьма приятно.

В жизни не думал, что мне когда-нибудь выпадет счастье его испытать. Нормальная походка, которую огромное большинство людей воспринимают как нечто само собой разумеющееся, для меня — каждодневная радость.., мне нравилось прыгать, выделывать акробатические трюки. Я мог свободно предаваться всему тому, чего так хотелось сначала мальчику-калеке, потом — мужчине, вид которого отталкивал. Тем более, что ремесло моряка предоставляет для этого много возможностей.