Мужчины похожи на диких зверей с их неожиданными прыжками. То они остаются неподвижными, без всякого желания действовать, словно находясь в спячке, то вдруг срываются с места, словно озаренные какой-то идеей, и сразу же, как бы отодвигая границы горизонта, обозревают все, что происходит вокруг них.

В таком именно положении оказался и де Пейрак, когда голос Анжелики начал пробуждать в нем страстные порывы. Он совсем в другом свете увидел то, что его окружало, все приобрело совсем другое значение, другой ракурс. Да, действительно, им угрожала серьезная опасность. Однако его мужская логика не позволяла ему поддаваться тайным предчувствиям.

Но Анжелика не ошибалась. Она обладала, в большей степени чем он, мистическим чувством. И он знал, что С ЭТИМ НАДО СЧИТАТЬСЯ.

В душе де Пейрака происходила борьба.

— Вздор все эти ваши предчувствия, — проворчал он. — Женщинам, изменяющим своим мужьям, ничего не остается делать, как ссылаться на злые умыслы дьявола. Может быть, мадам, это ваши враги или просто случай завел в залив Каско вашего любовника, готового открыть вам свои объятия?

— Я не знаю. Но, как говорил отец де Вернон, когда дьявольские силы начинают свою игру, то случай всегда оказывается на стороне тех, кто желает зла людям, то-есть на стороне лукавого, на стороне того, кто несет с собой разрушение и несчастье.

— Что еще за отец де Верной?

— Иезуит, который отвез меня на своей лодке из Макуа в Пентагует.

На сей раз Жоффрей де Пейрак был сражен.

— Вы что, попали в руки французских иезуитов? — закричал он изменившимся голосом.

— Да! В Брансуик-Фолсе меня чуть не увезли как пленницу в Квебек.

— Расскажите мне, как все это случалось.

Пока она вкратце рассказывала о своих приключениях после отъезда из Хоуснока, он мысленно представил себе Уттаке, великого вождя ирокезов, вспомнил, как тот говорил ему:

«Ты владеешь сокровищем! У тебя постараются похитить его»… Не ясно ли было, что именно через Анжелику ему будет нанесен удар?

Она сказала правду. Враги бродили совсем рядом, вокруг них, гораздо более хитрые, изворотливые и наглые, чем злые духи.

Он в этом нисколько не сомневался. Ведь у него в кармане камзола лежало анонимное письмо, переданное ему неизвестным матросом в тот самый вечер, когда происходило сражение на корабле «Сердце Марии», простой кусок пергамента, и на нем были нацарапаны такие слова:

«Ваша супруга находится на островке Старого Корабля вместе с Золотой Бородой. Чтобы они вас не заметили, подойдите к берегу с севера. И вам удастся увидеть их в объятиях друг друга».

Конечно же, все это происки злых духов. Но кто же тогда, спрятавшись где-то здесь, на островах, мог взяться за перо и послать ему этот гнусный донос?

Он глубоко вздохнул. В его глазах все события вдруг стали меняться, выстраиваться в другом порядке. И в этой неразберихе неверность Анжелики уже не казалась ему такой преднамеренной. Она, похоже, попала в сети заговора, и этому помог случай. Ее женственность сослужи па ей плохую услугу. Но и в этой слабости ему удалось разглядеть ее необыкновенное мужество.

Он вспомнил ту ночь на острове, когда, наблюдая издалека за всеми жестами Колена и Анжелики, он почувствовал, как упорно боролись они с искушением.

Конечно же, ему была крайне неприятна мысль о том, что Анжелика может соблазниться каким-либо другим мужчиной, кроме него. Но такие мысли, следовало признать, подходят скорее неразумному юнцу.

Фактом же оставалась ее преданность, которую она доказала еще раз той ночью. А о том, что произошло на корабле «Сердце Марии», он просто не желал знать, хотя в словах Колена Патюреля и сквозил какой-то намек.

Иногда ему казалось, что он охотнее простил бы Анжелике любые объятия, чем один страстный поцелуй. Ведь он хорошо знал, какой она бывает в порывах сладострастия. Поцелуй, больше чем темные глубины плоти, умел заставить ее отдать всю себя, все свое существо. Такой уж она была, его непредсказуемая богиня! Она охотнее отдавала свое тело, чем свои губы, и он готов был держать пари, что с «другими» все было именно так, а не иначе.

И ему хотелось убедить себя, что она испытывала истинное наслаждение только от его губ. Наверное, это было мальчишеством с его стороны. Вот до чего довела его эта женщина, его, мужчину, который, хотя и отводил женщинам определенное место в своей жизни, но никогда не позволял им полностью завладеть собой.

Впрочем, сейчас не это было самое главное.

Гораздо важнее было подумать, через какие же опасности она прошла, и какие ловушки ей расставляли. Нужно было во всем разобраться.

Граф де Пейрак, не переставая, ходил взад и вперед перед Анжеликой и бросал на нее взгляды, которые то смягчались, то снова мрачнели.

— Как вы думаете, почему, из каких соображений» отец де Верной отпустил вас на волю? — спросил он.

— По правде сказать, я не знаю. Может быть, он за три дня нашего плавания убедился в том, что я вовсе не тот демон Акадии, которого они все себе вообразили?

— А Мопертюи? А его сын? Где они?

— Я думаю, их силой увезли в Канаду. Тут графа буквально взорвало.

— Ну все, на сей раз война! — воскликнул он. — Хватит с нас их козней! Я отправляю свои корабли в Квебек!

— Нет, не делайте этого. Мы потеряем там все наши силы. И меня больше, чем когда-либо, начнут обвинять в том, что я всем несу несчастье. Но нам не надо разлучаться. Не дадим им одолеть себя мучениями и разлукой… Жоффрей, любовь моя, вы же знаете, что вы для меня все… Не отталкивайте меня, иначе я умру от горя. Отныне, с сегодняшнего дня, я без вас ничто! Ничто!

Она протянула к нему руки словно растерянный ребенок.

Граф крепко сжал ее в своих объятиях, так крепко, что она, казалось, вот-вот переломится пополам. Нет, он, конечно, не простил ее окончательно. Но ему совсем не хотелось, чтобы у него отняли ее. Не хотелось, чтобы ей угрожали, чтобы кто-то покушался на ее жизнь. На ее драгоценную и незаменимую жизнь.

Его объятия становились все крепче, и Анжелика вся трепетала от нахлынувшей на нее радости. Ее нежная щека прижималась к его жесткой щеке, и ей показалось, что само солнце спустилось прямо на них.

— Чудо! Чудо! — донесся издалека чей-то голос. — Чудо!

Голоса становились все слышнее.

— Чудо! Чудо! Монсеньор, где вы? Идите скорее сюда! Истинное чудо!

Это Жан Ле Куеннек кричал во дворе, под окном.

Граф разжал объятия, отстранил от себя Анжелику, словно сожалея, что поддался импульсивному желанию, но тут же еще раз прижал ее к себе.

Потом он подошел к окну.

— Что происходит?

— Настоящее чудо, монсеньор! Благодетельница… Благородная дама, под чьей опекой находились «королевские невесты». Ведь думали, что она утонула… Так нет же, ничего подобного! Рыбаки с судна из Сен-Мале подобрали ее на островке в заливе вместе с секретарем, одним матросом и ребенком, которого ей удалось спасти. Они все в лодке плывут сюда… Вон они, уже входят в порт.

— Вы слышали? — спросил де Пейрак, повернувшись к Анжелике. — Это та самая благодетельница! Похоже, что океан счел для себя неудобоваримыми почтенную герцогиню и ее бумагомарателя.

Граф смотрел на нее недоуменным взглядом, не зная, что и подумать.

— Мы увидимся позже, — сказал он нерешительно, отводя глаза в сторону. — Мой долг сейчас пойти и встретить эту бедную женщину, раз уж ее выбросило на наш пиратский берег, словно Иону из чрева кита. Вы идете со мной?

— Сейчас, только уберу все это оружие, — сказала Анжелика. — И сразу же приду в порт.

Де Пейрак ушел.

Анжелика топнула ногой.

Определенно, Жюльена была права. Эта благодетельница хоть кого выведет из себя. Надо же! Три дня просидеть под водой и не подождать еще час-другой, прежде чем выплыть на поверхность. Появиться в тот момент, когда Жоффрей открыл, наконец, Анжелике свои объятия. А ведь не все еще сомнения исчезли из его, такого недоверчивого сердца.