Но Анжелика не смогла в тот вечер доставить удовольствие своим присутствием бедному губернатору Акадии.

В суете приготовлений, когда начало темнеть, к ней подошел молодой индеец и сказал на хорошем французском языке, что отшельник на горе просит ее прийти к нему в часовню, так как какой-то человек хочет поговорить там с госпожой де Пейрак и с ее сыном Кантором. Анжелика резко ответила:

– Я не люблю подобных посланий… Какой-то человек… Это слишком неопределенно! Пусть он назовет себя, и тогда я приду.

– Он сказал, что его зовут Кловис.

Кловис!.. Это действительно был он.

Когда Анжелика и Кантор вошли в пещеру отшельника, они при свете чадящего факела сразу узнали этого коренастого овернца по его черным, как уголь, бровям, пронзительному и злому взгляду маленьких глаз. Тем не менее, когда они вошли, он встал и остался стоять перед ними, держа шапку в руках, с более или менее почтительным видом. Его рубаха стояла колом от пропитавшего ее жира, лицо его было плохо выбрито, волосы на голове торчали во все стороны. Словом, выглядел он настоящим лешим.

– Кловис! Вы здесь? – сказала Анжелика. – Мы никак не думали, что придется снова с вами увидеться!.. Почему вы дезертировали?

Он несколько раз шмыгнул носом, приняв тот упрямый вид, с которым он обычно выслушивал ее замечания.

– Я не хотел, – сказал он. – Но «они» обещали мне каракасский изумруд, и вроде поначалу мне казалось, что ничего такого дурного «они» от меня не требуют. А потом, когда я ввязался в эту историю, я понял, что, как бы дело ни обернулось, я оставлю здесь свою шкуру. Тогда я решил, что пора смываться…

– А кто это «они»? – спросила Анжелика. Она сразу поняла, что Кловис имеет в виду их таинственных врагов…

– Я не знаю… Какие-то пришлые люди, которые хотят причинить вам неприятности! А почему? Кому это нужно?.. Этого я не знаю.

– Что они вас просили сделать, чтобы навредить нам? Кловис, придя в замешательство, снова шмыгнул носом.

– Это было в Хоусноке, – объяснил он. – Ко мне подошел какой-то парень, дал мне немного мелочи и обещал, что, если все удастся, я получу изумруд. Он сказал, что в бухте находится какой-то пират, который перед этим ограбил испанцев в Каракасе, и что он даст им для меня изумруд. Ничего особо дурного он не просил меня сделать.

– Так что же он хотел?

– Да ничего особенного, – ответил Кловис, покачав головой.

– Но все-таки?

– Он хотел, чтобы я сделал так, чтобы вы, госпожа графиня, отправились к англичанам и чтобы господин граф об этом не знал. Говорили, что нужно отвезти маленькую англичанку на другой берег Кеннебека. Мне казалось это очень простым делом. Я сказал Мопертюи и его сыну, что господин граф поручил им сопровождать вас вместе с вашим сыном до английской деревни и что он будет ждать вас в устье реки. Они не увидели в этом подвоха. Канадцы, те всегда согласны идти в лес, не задавая лишних вопросов. Они сказали об этом молодому господину, – Кловис показал подбородком на Кантора, – и тот ничего не заподозрил. Молодые тоже всегда готовы идти куда угодно, не ломая себе особенно голову…

– Ну уж спасибо, – сказал Кантор, поняв, что воспользовались его юношеской импульсивностью, чтобы ввести в заблуждение отца и завлечь в западню мать.

В Хоусноке он подошел к Анжелике и сказал ей от имени отца, что она должна отправиться одна в Невееваник, и она Так и сделала, не усомнившись в источнике отданного распоряжения.

План был составлен столь хитроумным способом и с таким знанием личных особенностей каждого, что Анжелика сильно усомнилась в том, будто все это было задумано самим Кловисом.

– Как выглядел человек, который подошел к вам в Хоусноке?

Она спросила, уже заранее зная ответ. И стала говорить вместо замолчавшего овернского углекопа.

– Бледный мужчина, с леденящим взглядом, не правда ли?

– Да, первый раз был он, – сказал Кловис. – Но я видел и других. Их было много. Все они моряки. Думаю, что у них два корабля. Они подчиняются какому-то человеку, который сам не показывается и только отдает им приказы. Лишь иногда они с ним встречаются. Они называют его Велиалит. Это все, что я знаю.

И он протянул руку, чтобы взять с земли свой почти пустой мешок, из которого состояла вся его поклажа, как бы давая этим понять, что это все, что он хотел им сказать.

– Вы не можете не знать, Кловис, что в английской деревне мы попали в западню и чуть не потеряли свою свободу, а может быть, и жизнь…

– Да, я узнал об этом, поэтому я и удрал. А кроме того, они меня обманули. Никакого изумруда я не получил. Пират, у которого были эти изумруды, вступил в союз с господином графом. Я должен был сообразить, что если господин граф там окажется, то это он будет таскать каштаны из огня. Я поступил правильно в тот день, когда пошел к нему служить, и должен был там и оставаться.

– Да, – строго сказала Анжелика. – Но у вас всегда голова плохо варила, Кловис. Вместо того, чтобы сохранить верность хозяину, доброту, а также силу которого вы знаете, вы предпочли следовать вашим дурным наклонностям, завидовать и вредить другим людям, в частности, мне. Вы были бы очень довольны, если бы со мной что-нибудь случилось, не так ли? Ну что ж, можете радоваться. У меня действительно были неприятности, и они еще не кончились. Но я не уверена, что вы извлекли какую-нибудь пользу из своего сговора со злом.

Кловис с виноватым видом опустил голову.

Несмотря на все его дурные проступки, Анжелика испытывала жалость к этому затравленному одинокому человеку. Это был ограниченный, хотя и не глупый парень, имевший кое-какие способности в своей профессии кузнеца, но слишком примитивный, чтобы в одиночку бороться с превратностями судьбы в этом сложном и жестоком к простым людям мире. Она знала его тайну: страсть человека, которому в пляшущих языках пламени кузнечного горна мерещится богатство, его любовь к драгоценным камням, из которых он мечтал в один прекрасный день соорудить пышный алтарь в маленькой церкви Сент-Фуа города Конк в провинции Руэрг, откуда он был родом.

Она сказала ему:

– А почему, когда вы поняли, что поступили дурно, вы не пошли и не поговорили откровенно с господином графом?

Он посмотрел на нее, не скрывая возмущения…

– Вы что, принимаете меня совсем за кретина… Это после всего, что я сделал! Я, можно сказать, послал вас на смерть, вас, госпожа графиня! И вы хотите, чтобы я обо всем этом ему рассказал… Вы думаете, что он сжалится над тем, кто хотел вам навредить? Сразу видно, что вы женщина и воображаете, что мужчины могут просто таять от жалости, как это делаете вы, женщины… Я его знаю, знаю лучше, чем вы. Он бы меня убил… или еще хуже! Он на меня бы так посмотрел, что я бы подох от страха… Нет уж, я предпочел убежать… Потому что вы для него все… дороже вас у него ничего нет… А когда обладаешь самым для тебя дорогим, то у тебя вот здесь жжет, – сказал он, положив руку себе на грудь. – Никто не смеет к этому прикоснуться и попытаться у вас его отнять… Я знаю, что это такое… У меня тоже есть самое для меня дорогое, это моя жизнь… и я не хочу ее потерять, и поэтому я убежал… Потому что «они» идут за мной по пятам. «Они» так опасны, – продолжил он тихим голосом, – что только взглянешь на них, и кровь у тебя застывает в жилах. Среди них есть такие типы, как Зверюга, Одноглазый, Хмурый, Невидимка (это тот, кого они посылают первым, потому что никто его не заметит, так он похож на кого-то, кого ты уже видел). Все они – отродье Сатаны. Может быть, они захотят узнать, где я прячу самое дорогое, что у меня есть, но дудки, я им не дамся.

Он забросил мешок за спину и направился к выходу из пещеры.

Кантор одним прыжком преградил ему дорогу.

– Не так быстро, Кловис! Ты нам еще не все сказал.

– Как это не все? – ответил углекоп.

– Не все! Ты что-то от нас скрываешь. Я это чувствую.

– Ты похож на своего отца, – выдавил Кловис, посмотрев на него с ненавистью. – Ну ладно, дай мне пройти, пацан. Я вам сказал, что не хочу оставить в этом деле свою шкуру. Хватит и того, что я попытался спасти ваши две шкуры…