– Я сейчас постучу в дверь. Если, как я предполагаю, в доме находится мужчина, который не желает быть узнанным, то он попытается скрыться через это окно. В пробивающемся через облака лунном свете вы обязательно его заметите и узнаете.

Юноша удалился. Анжелика ждала, пристально всматриваясь в затемненную заднюю часть дома.

Прошло несколько мгновений, и в доме послышалась возня, а затем, как и предсказал Кантор, кто-то вылез через окно, спрыгнул на землю и стремительно пустился наутек. Сначала Анжелике показалось, что спасавшийся бегством был одет в рубашку, но потом она узнала развевавшуюся на ветру сутану отца Марка. Он так торопился, что даже не успел надеть свой пояс.

Анжелика онемела от удивления.

– Ну, что? – спросил ее подошедший Кантор.

– У меня нет слов, – произнесла она.

– Кто это был?

– Я скажу тебе позднее.

– Теперь вы мне верите?

– О! Конечно!

– Что вы намерены делать?

– Ничего… Пока ничего. Мне надо подумать. Но ты был прав. Спасибо тебе за помощь. Ты умница. Я жалею, что не обратилась к тебе за советом раньше.

Кантор не знал, оставлять ли Анжелику одну. Он чувствовал, что она была сильно расстроена и почти сожалел о том, что его хитрость полностью удалась.

– Иди, – настаивала она, – иди спать с твоими вишнями.

Анжелика расчувствовалась, глядя, как он удаляется, такой еще юный, чистый и честный. Он был строен и красив, как античный бог.

Когда его силуэт растворился в ночи, она спустилась к дому, поднялась по ступенькам и постучала в дверь.

Из-за двери послышался раздраженный голос Амбруазины.

– Кто там еще? Кто стучит?

– Это я, Анжелика.

– Вы?!

Анжелика слышала, как Амбруазина встала с постели. Через несколько секунд она отодвинула задвижку и приоткрыла дверь.

Первое, что Анжелика заметила, войдя в комнату, был валявшийся на полу около кровати забытый монахом пояс. Не отрывая взгляда от лица Амбруазины, Анжелика демонстративно подняла и свернула его.

– Зачем вы рассказывали мне все эти истории?

– Какие истории?

На скамейке горел ночник, заправленный тюленьим жиром. Его огонь освещал бледное лицо герцогини, ее широко раскрытые глаза, черные, как смоль, пышные волосы.

– Ваши рассказы о том, что вы презираете любовь мужчин, что вы не можете выносить, когда кто-нибудь из них притрагивается к вам!..

Амбруазина молча смотрела на Анжелику. Вдруг в ее глазах блеснул огонек надежды, и на лице появилась виноватая улыбка…

– Ревнуете?

Анжелика пожала плечами.

– Нет, но хотела бы понять. Зачем вам было нужно так со мной откровенничать? Вы говорили, что вы жертва, что жестокость мужчин навсегда лишила вас способности ощущать удовольствие, что они вам отвратительны, что вы холодны и бесчувственны…

– Но я такая и есть! – вскрикнула Амбруазина трагичным голосом. – Вашим отказом вы толкнули меня на этот безрассудный поступок. Сегодня вечером я приняла первого добивавшегося меня мужчину и сделала это, чтобы отомстить вам, попытаться, по крайней мере, забыть мучения, на которые вы меня обрекли. Ужасно, не правда ли?.. Священник!.. Я совершила святотатство… Сбить с пути истинного слугу божьего… Но ведь еще в Голдсборо он начал преследовать и домогаться меня. Мои попытки напомнить ему о долге были напрасны. Вы так и не поняли, почему этот священник захотел сопровождать вас в Порт-Руаяль. Ну, вот, теперь вы знаете истинную причину… А я не знаю, что со мной будет… эти муки, вожделение мужчин, ваша суровость… Она резко подняла голову.

– …Как вам удалось узнать, что я сегодня не одна? Вы следили за мной? Вы хотели знать, что я делаю? Значит, вы не ненавидите меня?

В этих последних вопросах чувствовалось столь тревожное волнение, что на какое-то мгновение у Анжелики вновь пробудилась к ней жалость. Уловив это в ее взгляде, Амбруазина пересекла комнату и бросилась перед ней на колени, умоляя простить, не отталкивать и полюбить ее. Прикосновения ее рук вновь вызвали у Анжелики чувство гадливости и страха, которое совсем недавно ей уже довелось испытать.

Анжелика отчетливо видела правду, и это вселяло страх.

Стоявшая перед ней на коленях женщина не любила и не желала ее. Она хотела погубить ее!

Подталкиваемая злобной ненавистью, беспощадной ревностью и ожиданием наслаждения от разрушения, она хотела видеть Анжелику поверженной, мертвой, побежденной навсегда.

– Довольно, – сказала Анжелика, оттолкнув герцогиню, – мне не интересны ваши россказни. Оставьте их для ваших дурочек. Я слишком верила вам, а вы хотели этим воспользоваться…

Стоя на коленях, Амбруазина какое-то время молча смотрела на Анжелику.

– Я люблю вас, – прошептала она прерывающимся голосом.

– Не правда, вы ненавидите меня и хотите моей погибели. Я не знаю почему, но это так, я чувствую это.

Выражение глаз Амбруазины снова стало иным. Она принялась внимательно рассматривать Анжелику, и от этого у той побежали мурашки по коже.

– Мне говорили, что вы непростой противник, – пробормотала герцогиня.

Анжелика сделала над собой усилие, чтобы подавить нарождавшееся в ее душе чувство страха, и направилась к двери.

– Не уходите, – вскрикнула Амбруазина, протянув к ней руку, – я умру, если не смогу завоевать ваше расположение.

Глядя на Амбруазину, полураздетую, сидящую на брошенном на пол ярко-красном плаще, который переливался кровавого цвета отблесками, Анжелика подумала, что попала в Дантов Ад.

– Я знаю, почему вы гнушаетесь мною, – продолжала Амбруазина, – вы хотите приберечь вашу страсть для того, кого любите. Но он не любит вас. Он слишком дорожит своей свободой, чтобы связать себя с какой-нибудь одной женщиной. Глупо думать, что вы завладели его умом и сердцем… Никто им не завладел… Он выбрал меня сам, когда этого захотел…

Анжелика стояла, положив руку на задвижку. Она чувствовала, что сердце начинает изнемогать под тяжестью сомнений и тревоги. Она становилась легко уязвимой, как только речь заходила о Жоффрее, и не сразу поняла, что Амбруазина нашла единственное средство задержать ее и заставить страдать, и делала это с наслаждением.

– Помните, он разговаривал со мной на берегу? Вам тогда было страшно… и не без оснований. Вы спросили меня:

«О чем вы говорили с моим мужем?» Я ответила: «О математике»… потому что мне было вас жалко. Я думала о безумных, душераздирающих словах любви, которые он говорил мне, и видела вас, взволнованную, сгорающую от ревности… Несчастная! Отдавая ему столько страсти, вы совершаете ошибку. Посмотрите, как бесстыдно он вас обманывает… Вам не известно, что он назначил мне встречу в Порт-Руаяле, вы не знали, что он приедет сюда.

– Его здесь не было, – возразила вновь овладевшая собой Анжелика.

Она забыла о том, что каждое слово Амбруазины было проникнуто ложью и снова попалась на ее уловку.

– Он приедет, – сказала не потерявшая присутствия Духа герцогиня, – он приедет, увидите… и только ради меня.

Теперь все было ясно. Амбруазина де Модрибур была сумасшедшей, либо, хуже того, сознательной извращенкой, лгуньей и разлучницей.

Она ненавидела Анжелику, и теперь на этот счет не следовало обольщаться. Но в чем была причина этой ненависти и какую она преследовала цель?.. Инстинктивная ревность к тому, кто счастлив, природная потребность навредить, унизить, развратить все, что отмечено печатью благородства…

Почему так случилось, что все эти события произошли в то время, когда Анжелика и ее супруг уже боролись с видимыми и скрытыми от глаз опасностями, которые потрясли Голдсборо? Драматические события произошли в связи с появлением Золотой Бороды и его пиратов. Анжелика и тот, кого она любила, пребывали в нерешительности. Их взаимное доверие было подорвано, сердца изранены отчаянием, они не осмеливались протянуть друг другу руки.

И вот в этот самый момент, когда многочисленные опасности, в том числе и собственная слабость, подстерегали их со всех сторон, роковой случай выбросил на берег неизвестную женщину, рожденную для того, чтобы сеять раздор, беспокойство, сомнения, дьявольские искушения, угрызения, бесчестие… Кораблекрушение! Невидимые морские разбойники увлекли корабль под названием – «Единорог» на скалы Голдсборо, и он потерпел крушение. Однако жертвы кораблекрушения оказались опаснее поразивших их демонов. Это был адский хоровод, повлекший за собой преступления, ложь и покушения. Неприятности, одна неожиданнее другой, навалились разом. Лавина подозрительных смертей, клевета, непоправимые ошибки, совершенные по беспечности, которой впоследствии невозможно было найти объяснение.