— И вы в это верите?

Помрачнев, он судорожно сжимал и разжимал кулаки, словно собираясь ее задушить.

— Сразу видно, что в вас говорит женщина. Вы воображаете, что мужчина… Утверждая, что это ад, — повторил он гневно, — я знаю, что говорю. Когда я беру мимоходом девчонку, это лишь разжигает воспоминания о вас. Чтобы забыться, я пью… И могу поколотить бедняжку, которая не может с вами сравняться… Вот что вы из меня сделали, мадам! И вы еще смеетесь? О! Я признаю дерзость благородной графини, которая бросает подачку любви своему лакею!.. Иногда вам нужны перемены, не правда ли?.. Вместо прекрасных принцев и напудренных придворных маркизов интересно поразвлечься с таким бедняком, как я! Вам забавно видеть, как невежественный бедняк, не умеющий толком ни читать, ни писать, стоит перед вами на коленях, склоняется к вашим ногам, как верный пес… Сколько раз я внутренне пережил тот стыд за себя, когда узнал тогда, в Сеуте, что вы были придворной дамой… Двадцать раз я чуть не умер от унижения из-за одного только воспоминания об этом.

— Вы гордец, Колен, — холодно заметила Анжелика» — да еще и глупец. Вы отлично знаете, что в отношениях между вами и мной никто и никогда не был унижен. Доказательством может служить хотя бы то, что за все время нашего путешествия вы даже не заподозрили, что я, как вы изволили выразиться, благородная придворная Дама со всеми присущими ей качествами: чванством, бессердечием, расчетливостью. И, насколько я помню, вы никогда не склонялись к моим ногам! Что касается меня, я вами восхищалась, уважала вас, приравнивала вас к самому королю. Я считала вас своим господином, начальником, и вы внушали мне страх. Затем вы стали моим покровителем, носили меня на руках, сделали меня счастливой, — ее голос дрогнул, опустившись до шепота, — очень счастливой, Колен! Колен Патюрель, вы должны попросить у меня прощения за эти слова. Вот теперь вам придется встать на колени!

Он слушал ее как зачарованный. Затем медленно поднялся, встал во весь рост и упал перед ней на колени.

— Простите меня, мадам, простите. На бледных, но прекрасных губах Анжелики появилась добрая, почти материнская улыбка.

— Какой же вы глупый. Колен.

Ее рука мягко коснулась крутого лба моряка, а тонкие пальцы пробежали по его густым волосам, как будто перед ней был ребенок. Он перехватил ее легкую руку и поцеловал ее ладонь.

— Ты меня просто подавляешь, — прошептал он. — « И наверное, как раз потому, что ты знатная дама, а я бедный мужлан.

— Нет, ты не мужлан. Колен, ты король.

— Нет, я мужлан.

— Хорошо! Ты король мужланов, вот так!

Они весело рассмеялись, и лунный свет на мгновение зажег на ее зубах маленькую перламутровую звездочку. Они были так близки, так заговорщически нежны, что малейшее движение могло бы сблизить их губы. Анжелика поняла это у самого края головокружительного порыва. Будто обжегшись, она попыталась высвободить свою руку из рук Колена, но лишь вызвала бурю в его душе.

Этот жест был своего рода данью ему. Она признавала за ним ту власть над собой, о которой он лишь догадывался многие годы.

Он поднялся с колен и отошел на несколько шагов. Значит он. Колен, способен волновать эту высокомерную, великолепную, истинно придворную женщину, и счастье, которое он приносил ей, не было обманом. Конечно, в Микнесе у него не хватило осмотрительности и проницательности, хотя подчиненные ему пленные охотно признавали, что у него «острый глаз». Несмотря на мавританский декор, он должен был сразу догадаться по всему поведению этой пленницы гарема и изяществу ее запястий, по ее мелодичному голосу и изысканной, хотя порой и слишком дерзкой, речи, по ее деликатности, терпению.., и нетерпеливости, по всегда справедливому и тактичному характеру ее взаимоотношений с окружающими, а также по ее смелости, врожденной смелости господ, что он имеет дело со знатной дамой, а не с деревенской девчонкой.

Он дорого заплатил за свое заблуждение. Каким жестоким оказалось прозрение в Сеуте! Какой это был удар!..

«Отступись, парень! Эта женщина, несомненно, маркиза дю Плесси-Белльер! Она принадлежит к одному из самых знаменитых родов Королевства, дружище… Вдова маркиза Франции… Одна из самых знатных дам.., ходят слухи, что она была.., совсем недавно фавориткой Его Величества… Сам король посылал за ней… Оставь ее… Позволь нам доставить ее в апартаменты господина губернатора.

И они вырвали ее из его рук… Они унесли ее, бездыханную, далеко-далеко. Его сердце. Его любовь. Его красавицу, его сестру по пустыне, его обожаемое дитя… А он остался на долгие часы там, весь израненный, покрытый потом и грязью, недвижимый и оглушенный, будто из его живой груди вырезали сердце, вырвали внутренности, оставив на их месте зияющие раны…

Скитаясь по дорогам мира, он всюду носил в себе образ этой женщины!..

Теперь он вновь нашел ее. Она не изменилась, а стала еще прекраснее, еще женственнее. Она навсегда сохранила свою патрицианскую грацию, скрывавшую так много мужества и.., пыла.

Вчера — мадам дю Плесси-Белльер, сегодня — графиня де Пейрак. Вечно недоступная вечная странница. «Отступись, парень…» И он вспомнил с невыразимым страданием, какой она могла быть доброй и нежной. И веселой… А какой она была смешливой и ласковой в любви. Она была самой естественной, самой искренней, самой близкой из женщин, которых он когда-либо знал.

Он знает, что она им не гнушается, и именно поэтому он сумеет отступиться от нее, уйти, сохранив единственное сокровище своего прошлого, он сбережет ее даже для Другого. Разве не просила она помочь ей сдержать священную супружескую клятву?..

— Колен, как вы оказались на этом островке? Кто вас сюда доставил? И почему вас не было на борту корабля во время сражения?

Вопросы Анжелики вывели его из задумчивости. В ее голосе еще чувствовалось волнение, и он был рад найти способ отвлечь ее от мучительных воспоминаний.

Он вновь приблизился к ней, сел у костра и рассказал о событиях, жертвой которых он стал в этот злополучный день. Он и сам был уверен, что здесь не обошлось без бесовских сил, которые сбили их с пути и завлекли в эту ловушку.

Его корабль уже несколько дней стоял на якоре в одной из бухточек полуострова Шудик, в тайне готовясь — он честно признал это — к новому нападению на Голдсборо. Сегодня на рассвете к нему подошла лодка с тремя матросами. Эти люди объявили, что они прибыли из Голдсборо по поручению мадам де Пейрак и привезли ее послание, в котором она просит капитана Золотая Борода найти ее, так как она нуждается в его помощи. Дело следовало держать в полной тайне, и капитана не должен сопровождать ни один из его матросов.

— Передали ли вам эти «посланцы» мое письмо — или его подделку, — или какой-нибудь предмет от моего имени? — спросила в изумлении Анжелика.

— Да нет же! Я и не подумал спросить их об этом. Я должен признать, что когда дело касается вас, я теряю мою обычную осторожность. Я знал, что вы рядом, в Голдсборо, и.., я горел желанием вас увидеть. Я быстро перепоручил корабль моему помощнику и спрыгнул в лодку без лишних объяснений. Туман был так густ, что я не смог узнать остров, где они меня высадили, объявив, что именно здесь назначена встреча. Мы ожидали довольно долго. Я думал, что ваш приезд задерживается из-за тумана. Но когда поздним утром послышался шум канонады, я заволновался. Не знаю, чем это объяснить, но у меня было предчувствие, что нападению подвергся мой корабль. Я попросил этих людей доставить меня обратно. Они начали вилять и тянуть время, пока я не разозлился. Началась драка. Я не уверен, что один из этих ребят не отправился к праотцам. Но и я получил здоровенную шишку на затылке и удар, от которого потерял сознание… Придя в себя, я обнаружил, что нахожусь на этом островке без моих пистолетов, сабли и тесака. Был уже вечер. Почувствовав себя лучше, я обошел остров и.., встретил вас около остова старого судна.

Он встал, продолжая разговор, тут же к нему присоединилась Анжелика. Они долго прогуливались рука об руку по пляжу, этому светлому пятну в темном обрамлении ночного леса. Их тени скользили рядом но песку, длинные и чернильно-черные.