Наконец показалась молодая королева. Она ехала в колеснице наподобие римской, сделанной из позолоченного серебра, в которую была впряжена шестерка лошадей в попонах, расшитых золотыми лилиями и драгоценными камнями.

Кривая Като, казалось, кого-то поджидала, стоя внизу у лестницы. Когда скромная группка пуатьевенцев, в том числе и Анжелика, показалась на площадке, она крикнула им своим хриплым голосом:

– Ну как? Всласть нагляделись? Раскрасневшиеся от возбуждения, они радостно поблагодарили ее.

– Ладно. Идите-ка, поешьте пирожных. Она сложила свой огромный веер и легонько ударила им Анжелику по плечу.

– А вы, красавица, пойдемте на минутку со мной. В полном недоумении Анжелика пошла вслед за госпожой де Бове через залы, где толпились гости. Наконец они очутились в маленьком пустом будуаре.

– Уф! – вздохнула старая дама, обмахиваясь веером. – Не так-то легко в этом доме уединиться.

Она внимательно изучала Анжелику. Полузакрытое веко, под которым зияла пустая глазная впадина, придавало ее лицу вульгарность, и это впечатление еще усиливали грубо наложенные румяна, особо резко выделявшиеся на морщинах, и улыбка ее беззубого рта.

– Думаю, что мы сговоримся, – сказал она, кончив разглядывать Анжелику. – Ну, красавица, что вы скажете о большом замке под Парижем, с дворецким, выездными лакеями, слугами, служанками, шестью каретами, конюшней и в придачу с сотней тысяч ливров ренты?

– И все это предлагают мне? – рассмеявшись, спросила Анжелика.

– Вам.

– Кто же?

– Человек, который хочет вам добра.

– Об этом я догадываюсь. Но точнее?

Госпожа де Бове склонилась к ней с видом сообщницы.

– Богатый сеньор, который умирает от любви к вашим прекрасным глазам.

– Выслушайте меня, сударыня, – начала Анжелика, стараясь говорить серьезно, чтобы не обидеть почтенную даму, – я очень благодарна этому сеньору, кто бы он ни был, но боюсь, не хочет ли он злоупотребить моей наивностью, делая мне такое роскошное предложение. Он слишком плохо знает меня, если думает, что, пообещав мне все это великолепие, он заставит меня принадлежать ему.

– Разве вы так хорошо устроились в Париже, чтобы пренебречь этим предложением? Я слышала, что на ваше имущество наложен арест и вы продаете свои кареты.

Единственный глаз старой мегеры впился в лицо Анжелики.

– Я вижу, вы хорошо осведомлены, сударыня, но продавать себя я пока еще не намерена, – ответила Анжелика.

– Да кто же от вас этого требует, дурочка? – просвистела старуха сквозь обломки своих зубов.

– Я поняла, что…

– Ба! Вы можете завести себе любовника, а можете и не заводить. Можете жить монахиней, если вам это нравится. Вас просят только об одном – принять это предложение.

– Но… в обмен на что? – изумленно спросила Анжелика.

Старуха придвинулась к ней еще ближе и фамильярно взяла ее за руки.

– Так вот, милочка, все очень просто, – сказала она рассудительным тоном доброй бабушки. – Вы поселяетесь в этом чудесном замке. Бываете при дворе. Ездите в Сен-Жермен и Фонтенбло. Ведь вас развлечет, не правда ли, если вы будете присутствовать на придворных празднествах, за вами станут ухаживать, баловать вас, осыпать комплиментами. Ну и, конечно, если уж вам так хочется, вы сохраните фамилию де Пейрак… А может, вы предпочтете переменить ее. Например, стать госпожой де Сансе?.. Это звучит очень красиво… Вы идете, и кто-то шепчет вслед:

«А вот и красавица де Сансе». О, разве это не прелестно?

– Не думаете ли вы, что я настолько глупа, что поверю, будто какой-то благодетель станет осыпать меня деньгами, ничего не требуя взамен, – не выдержала Анжелика.

– Э-э! И тем не менее это почти так. Все, что требуется от вас, – это думать о нарядах, о драгоценностях, о развлечениях. Но ведь для красивой женщины это не так уж трудно. Вы меня понимаете? – настойчиво повторила старуха, слегка тряся Анжелику за плечи. – Вы меня понимаете?

Анжелика смотрела в лицо этой злой колдуньи, на ее волосатый подбородок, покрытый густым слоем белой пудры.

– Вы меня понимаете? Ни о чем не заботиться! Забыть все!..

«От меня хотят, чтобы я забыла Жоффрея, – думала Анжелика, – забыла, что я его жена, отказалась бороться за него, вычеркнула его из своей жизни, предала забвению. Хотят, чтобы я молчала, забыла…»

И снова в ее памяти всплыл ларец с ядом. Теперь она уже не сомневалась: причина всей трагедии кроется в этом ларце. Кто может быть заинтересован в том, чтобы она молчала? Самые высокопоставленные люди королевства – мессир Фуке, принц Конде, одним словом, все эти знатные вельможи, свидетельство измены которых – аккуратно сложенные письма – многие годы хранилось в сандаловом ларце.

Анжелика весьма холодно покачала головой:

– Я очень сожалею, сударыня, но, видимо, я слишком бестолкова и не поняла ни слова из того, что вы мне сказали.

– Ну что ж, подумайте, моя милочка, подумайте и потом дадите ответ. Только чтобы не было слишком поздно. В ближайшие дни, договорились? Смотрите, смотрите, красавица моя, может, это все-таки лучше, чем…

И, нагнувшись к самому уху Анжелики, она прошептала:

– …чем потерять жизнь?

– Как, по-вашему, господин Дегре, с какой целью неизвестный вельможа предлагает мне замок и сто тысяч ливров ренты?

– Черт подери! – воскликнул адвокат. – Я думаю, что цель у него та же, что была бы и у меня, предложи я вам сто тысяч ливров ренты.

Анжелика, не поняв, посмотрела на Дегре и вдруг чуть покраснела под его дерзким взглядом. До сих пор она видела в нем только адвоката. Сейчас с некоторым смущением она подумала, что перед ней сидит полный сил молодой мужчина. Красавцем его не назовешь, у него слишком длинный нос, неровные зубы, но лицо очень выразительно, и он хорошо сложен. Мэтр Фалло утверждал, будто, кроме таланта и эрудиции, у Дегре нет ничего, что помогло бы ему стать уважаемым магистратом. Он почти не встречался со своими коллегами и, как в студенческие годы, продолжал шататься по кабакам. Именно поэтому ему и поручали некоторые дела, расследование которых требовало посещения таких злачных мест, куда благонравные господа из квартала Сен-Ландри не осмеливались сунуть носа из страха погубить там свою душу.

– Нет, – сказала Анжелика. – Это совсем не то, что вы думаете. Я поставлю вопрос иначе: почему меня дважды пытались убить, то есть заставить меня молчать еще более верным способом?

Лицо адвоката сразу помрачнело.

– О, именно этого я и боялся, – проговорил он. До сих пор он в непринужденной позе сидел на краю стола в маленьком кабинете прокурора Фалло. Теперь он с серьезным видом сел напротив Анжелики.

– Сударыня, – продолжал он, – возможно, я не внушаю вам большого доверия как адвокат. Однако в данном случае мне кажется, что ваш уважаемый зять не ошибся, адресовав вас ко мне, так как для ведения дела вашего мужа требуется скорее частный сыщик, каковым волею судеб я и являюсь, чем дотошный знаток буквы и духа закона. Но скажу вам прямо, я не сумею распутать этот клубок, если вы не расскажете мне все, что вам известно, чтобы я шел по правильному пути. Короче, я жажду задать вам один вопрос…

Он встал, подошел к двери проверить, нет ли кого за ней, приподнял занавеску, которая закрывала полки с папками, и, вернувшись к Анжелике, спросил вполголоса:

– Что знаете вы и ваш муж такого, чего может бояться один из самых могущественных людей Франции? Я имею в виду мессира Фуке.

У Анжелики даже губы побелели. Она в растерянности смотрела на адвоката.

– Ясно, я вижу, что-то есть, – продолжал Дегре. – Сейчас я жду вестей от своего шпиона, подосланного к Мазарини. А другой мой шпион навел меня на след одного слуги, некоего Клемана Тоннеля, который в свое время был на побегушках у Конде…

– И дворецким у нас, в Тулузе…

– Вот именно. Этот человек также тесно связан с мессиром Фуке. Собственно говоря, он служит только Фуке, время от времени вытягивая кругленькую сумму у принца Конде, своего бывшего господина, прибегая для этого, скорее всего, к шантажу. А теперь еще один вопрос: через кого получили вы это предложение