Поборов свою нервозность, Анжелика выпила несколько бокалов. Щеки ее зарделись. Одиже принялся без остановки рассказывать ей о своих путешествиях, о работе. Это начинало надоедать захмелевшей Анжелике.

— Вот так, моя дорогая, — говорил он, — мое состояние покоится на солидной основе, и я не боюсь превратностей судьбы. Мои родители…

— О, давайте выйдем отсюда! — взмолилась Анжелика, отложив в сторону ложку.

— Но на дворе жарко.

— По крайней мере, снаружи продувает ветерок, — настаивала Анжелика — К тому же неудобно смотреть на эти целующиеся пары, — добавила она вполголоса.

Они вышли во двор и остановились, ослепленные солнцем. Одиже воскликнул:

— Анжелика, вы можете загореть на солнце и испортить себе цвет лица!

Решительным жестом он надел ей на голову шляпу с белыми и желтыми перьями, воскликнув, как в первый день:

— Бог мой, как вы прекрасны, прелесть моя!

Но через некоторое время, идя по берегу Сены, он снова принялся рассказывать Анжелике о своей карьере:

— Когда производство шоколада станет на широкую ногу, я напишу книгу, очень важную в работе метрдотеля, где будет написано все о кондитерах и поварах. Читая эту книгу, метрдотель узнает, как правильно накрывать стол, расставлять приборы. Даже экономка прочитает там, как правильно складывать белье, а кондитеры — как делать различные варенья, сухие и жидкие, и другие полезные всем вещи. Например, метрдотель, когда увидит, что время обеда наступило, должен взять белую салфетку, сложить ее по длине и положить на согнутую руку. Салфетка — это знак его власти и демонстративный знак его превосходства. Это именно он распоряжается за столом. Да, я такой, моя дорогая, могу носить шляпу и пальто на плечах, но салфетка должна быть в положении, выше сказанном.

Анжелике до смерти надоела эта болтовня. Она едко заметила:

— Сударь, а когда вы любите женщину, в каком положении вы цепляете салфетку?

И сразу извинилась, увидев смятение в глазах Одиже:

— Простите меня, пожалуйста. Белое вино всегда приносит нелепые мысли. Но я не пойму, почему вы просили поехать с вами на мельницу Жавель? Чтобы рассказывать мне о положении салфетки?

— Не высмеивайте меня, Анжелика, — смутился молодой человек. — Я рассказываю вам о своих планах, о моем будущем, если хотите. Помните, что я говорил вам при нашей первой встрече? Выходите за меня замуж. Чем больше я размышляю, тем больше нахожу, что вы именно та женщина, которая…

— О, — воскликнула Анжелика. — Я вижу невдалеке стог сена. Побежим туда?! Там будет не так жарко, как под палящим солнцем, — и она бросилась бежать, придерживая широкополую шляпу. Добежав до стога, она упала в сено.

«Было бы хорошо, если бы он стал моим любовником», — подумала Анжелика. Она нашла бы в нем поддержку, которая отвлекла бы ее от повседневного труда. А после они бы говорили о будущем шоколаде.

— Я говорил о вас с господином Бурже. Он не скрыл от меня, что у вас тяжелая жизнь и, хотя работа спорится, вы не набожны. Вы еле-еле отстаиваете мессу в воскресенье. Вы никогда не бываете на вечерне. Набожность — это достояние женщины, она защищает ее душу от порока повседневной жизни.

— Я не понимаю, чего вы хотите? Нельзя же быть одновременно набожной и деловой женщиной.

— Что вы говорите, дитя мое? Вы заражены ересью! Католическая религия…

— О, я умоляю вас, не говорите мне о религии! — взмолилась Анжелика. — Люди развращают все то, до чего дотрагиваются. Бог дал людям святое — религию, но они сделали из нее оружие убийства, лицемерия и ханжества. По крайней мере, женщине, которая хочет, чтобы ее поцеловали летним днем, я думаю, бог простит, потому что он сделал ее такой.

— Анжелика, вы потеряли голову! — в страхе воскликнул Одиже и пошел в таверну мельницы Жавель.

Анжелика поднялась, отряхнув с платья остатки сена. Она вошла в таверну, нашла Одиже и попросила отвезти ее домой.

Однажды, когда на город спустились мрачные осенние сумерки, Анжелика гуляла по Новому мосту. Она часто приходила туда, чтобы купить что-нибудь или просто побродить от ларька к ларьку, от прилавка к прилавку.

Подойдя к «эстраде», где восседал Великий Матье, Анжелика в ужасе вздрогнула. Как раз в этот момент знаменитый парижский врач вырывал зуб у очередной жертвы, стоявшей перед ним на коленях. Около него скопилось множество зевак, и Анжелике пришлось локтями прочищать себе путь. Несмотря на то, что было довольно прохладно, Великий Матье был покрыт крупными каплями пота.

— Черт бы побрал этот проклятый зуб! Как крепко сидит! — голосил он, вытирая пот.

Рот пациента был широко раскрыт, страшные клещи, обхватывающие зуб, скрежетали в руках дантиста. Анжелика сразу узнала в пациенте человека, с которым была в шаланде больше года тому назад.

Тем временем дантист, вытащив клещи изо рта больного, повернулся к публике и громко спросил:

— Тебе больно, сын мой?

Замученный больной тоже повернулся к публике и, изобразив на лице подобие улыбки, пробормотал:

— Нет, — и отрицательно покачал головой.

Да-да, это был именно он: тонкий профиль лица, длинный улыбающийся рот, растрепанные волосы.

— Посмотрите, дамы и господа, — продолжал Великий Матье, — чудо, не так ли? Этому человеку совсем не больно. А почему ему не больно? Ему не больно благодаря чудесному средству, которое я сам приготовил и дал выпить больному перед процедурой. В этом флаконе, дамы и господа, содержится средство против боли! Покупайте это средство, и вы узнаете сами, господа!

Затем дантист обратился к немного пришедшему в себя больному:

— Ну что, продолжим?

Последний открыл рот, и через мгновение все услышали триумфальный возглас врата, протянувшего публике клещи, в которых находился вырванный «больной зуб».

— Тебе не больно, мой дорогой? — снова обратился он к больному, который дрожал всем телом.

Человек что-то промычал, мотая головой. Великий Матье вновь повернулся к публике:

— Благодаря моему новому средству, больной не страдает. Боль исчезла, ее нет, она пропала, как весенний снег.

Между тем пациент, надев свою остроконечную шляпу, спустился с возвышения. Больной направился к берегу Сены, Анжелика последовала за ним. Присев около воды, он начал что-то бормотать, сплевывая кровь, сочившуюся из ранки. У него было такое бледное лицо, что Анжелика испугалась.

«Он может упасть и утонуть», — подумала она, быстро подходя к жертве Великого Матье.

— Вы больны, вам плохо?

— О, я умираю, мадам, — ответил молодой человек умирающим голосом. — Этот зверь чуть не вырвал мне голову. Наверное, у меня сломана челюсть. — Он сплюнул кровь.

— Но вы же говорили, что вам не больно, — изумилась Анжелика. — Я сама слышала.

— Я ничего не говорил, я мычал. К счастью, Великий Матье хорошо заплатил мне за этот спектакль. Мадам, ведь этот инквизитор вырвал мне здоровый зуб.

Анжелика взяла за руку бывшего пациента.

— Пойдемте со мной. Как это глупо с вашей стороны, вырывать здоровые зубы. Пойдемте быстрее, я накормлю вас, и это не будет стоить вам ни сольди, ни зуба.

Через некоторое время они подошли к таверне «Красная маска». Быстро сбегав на кухню, Анжелика принесла все, что могло бы утолить голод жертвы. При виде лукового супа нос гостя заходил ходуном.

— Святая Мария! — воскликнул он, забыв о больной челюсти. — Как давно я не ел такого божественного супа!

Анжелика вышла, давая ему насытиться вволю. Пока ее гость, Клод ле Пти, ел, она обслуживала клиентов в зале. Вдруг дверь в зал открылась и на пороге появился памфлетист, улыбаясь во весь рот. Вертлявой походкой он направился к Анжелике и, обхватив ее за талию, быстро поцеловал в губы.

— Я давно искал тебя по всему Парижу, Анжелика. Ты из банды Каламбредена, не так ли?

— Да, — Анжелика запнулась, — но для всех я теперь родственница господина Бурже, хозяина таверны. Замолчи, тихо. — Она с опаской оглянулась по сторонам.