— Странные излучения, очень странные, — говорил процессор с опаской. — Много я парсеков налетал, всякое видел. Оказывался и около планетарных трансформаторов, и возле сверхновой однажды… Но с такими излучениями ни разу не сталкивался. А идут они оттуда! — Даймон был уверен, что если бы Гончий смог, то указал бы пальцем на точку, появившуюся из мрака. Освещенная далекой туманностью, точка росла, превращаясь в космическую станцию.

Судя по угловатой конструкции, построена она была на заре времен — возможно, даже в ту пору, когда звездные государства людей воевали между собой (было и такое). Она могла служить как научной лабораторией, так и базой для рабочих, добывающих полезные ископаемые в астероидных полях. Сейчас уже трудно сказать, чем она являлась, потому что из опознавательных надписей на обветшалом борту осталась только громадная буква «О». В стенах чернели провалы, а разошедшаяся по швам обшивка загибалась наружу. Вокруг плавали спутанные жгуты технического кабеля, в невесомости похожего на водоросли.

При виде разрушенной станции Даймон заволновался, а незримые потоки пробудили в нем новые чувства. Они терзали его и вонзались крючьями в душу; он ощущал невыносимую боль в животе и тупые толчки внутри черепа. Юноша уже несколько раз думал о том, чтобы вернуться и попытаться пересечь пылевую туманность. Быть может, ему удастся выбраться к людям, а не пробираться между двух смертей к третьей.

Но возвращаться было поздно. Станция уже заняла половину обзора и продолжала стремительно увеличиваться.

Гончий нырнул под плавающим обломком какой-то башни и устремился к темному провалу, в котором угадывался посадочный док. Чем ближе они подлетали, тем отчетливее виднелись глубокая коррозия и трещины, прорезающие металл обшивки.

— У тебя есть скафандр? — вдруг спохватился Даймон. — Как я пойду без скафандра?

— Скафандра нет, — ответил космолет. — Но ты не волнуйся. На станции есть воздух.

— Да? Ты уверен? — Даймон поглядел на щели и дыры, сквозь которые виделись внутренние ярусы и переборки.

— Может, и не уверен. Но мои анализаторы уверены на двести процентов.

Человека и космолет накрыла мрачная тень, и они оказались в огромном тоннеле. Гончему пришлось включить фонари. Два белых луча высветили разрушенный пирс. Габаритные огни пирса были разбиты, площадку густо усеивали плетения трещин.

Космолет лихо подрулил к площадке. Не успел Даймон опомниться, как крыша над ним поднялась. Гончий неучтиво дал понять, что ему безразличны сомнения юноши в том, имеется ли здесь воздух.

К удивлению юноши, из ушей и носа кровь не пошла, глаза остались в орбитах, а грудь не раздулась. Даймон сделал вдох и убедился, что воздух за бортом не отличался от того, который синтезируется в кабине космолета. Больше того, воздух на заброшенной станции был свежий.

— Трап и оркестр почему-то задерживаются, — сказал Гончий. Его голос гулко разнесся по пустому доку. — Поэтому спрыгивай сам. Не бойся, тут и гравитация есть.

Даймон перекинул ногу через борт, немного посидел я таком положении, оглядываясь на едва различимые в полутьме контуры дока, потом спрыгнул на пирс. Не удержал равновесие и упал на колени. После продолжительного полета мышцы одеревенели, а ноги превратились в негнущиеся жерди.

Парень поднялся, все еще неуверенный. Голова продолжала гудеть, хотя к остальному он попривык, даже к ножам в животе. Пятитонный космолет висел за левым плечом, носовые прожекторы были направлены на дальнюю стену дока, в которой они высветили темный прямоугольник прохода.

— Тебе туда, Освободитель.

— Ты не улетишь? — вдруг спросил Даймон. — Не бросишь меня здесь?

— Как ты мог подумать такое! — с укором ответил Гончий, моргнув прожекторами.

— Прости. Просто мне страшно.

— Не тебе одному. Мне тоже не по себе. Возвращайся скорее!

Ощущая под ступнями мелкий песок и чешуйки осыпавшейся с потолка краски, Даймон поплелся вперед. Он вошел в луч света и долго двигался за собственной тенью, которая вытянулась от его ног до самой стены. Проход оказался началом коридора, ведущего в глубь станции. Когда-то он закрывался пузатыми дверьми с круглыми иллюминаторами, но сейчас они валялись измятые и покореженные то ли взрывом, то ли какой другой силой.

Коридор оказался темным, но едва Даймон вошел в него, как ощутил под ступнями что-то мягкое, словно пол устилала пушистая ковровая дорожка. Юноша не стал опускаться на колени, чтобы ощупать странное покрытие, а двинулся вперед, в темноту, в направлении далекого пятна света. Шел долго, упрямо втыкая ноги в пол, сжимая зубы от головной боли, усиливающейся с каждым шагом. Если боль будет нарастать такими темпами — там, в конце пути, от него останется мокрое место.

Но этого не случилось.

Едва юноша вышел из коридора, как боль испарилась, словно ее не было. Даймон оказался в просторном помещении, напоминающем технический ангар.

Бывший ангар зеленел и цвел. Стены, покрытые мхами и вьюнками, лишь в некоторых местах выявляли стальную основу. Пол покрывала густая трава, которая и была тем пушистым ковром в темном коридоре. А посреди этих джунглей возвышалось широкое дерево с пышной кроной и увесистыми складками коры. То самое, которое Даймон видел во сне и которое призывало его. Тяжелые корни, распластавшиеся поверх травы, шевелились и поворачивались.

Человеческие глаза дерева смотрели с теплотой.

— Наконец ты пришел, — сказало оно, ловко двигая складками коры, точно губами. — Я так этому рада, Даймон!

— Откуда… откуда вы знаете мое имя?

— Мне известно многое, мой мальчик. Подойди ко мне ближе, не бойся корней. Присядь на траву. Она мягкая, и ей будет очень приятно оказаться кому-то полезной.

Потрясенный Даймон прошел между двух шевелящихся отростков, опустился на шелковистую траву и почувствовал небывалое облегчение. Такое, как если бы все несчастья вдруг ушли, а он вернулся бы в родной дом, к отцу… Парень чувствовал, что оказался в гостях у доброго друга. Пусть даже излучения, которые исходят от него, чрезмерно жестоко встречают гостей.

— Но как? — удивленно спросил Даймон. — Как вы живете здесь? Откуда здесь воздух? Ведь кругом дыры в обшивке!

— На станции сохранился источник гравитации, — ответило дерево. — Он удерживает воздух, который я обновляю все время. Меня зовут Иггдрасиль.

Ей было много лет. Если бы не стальные стены, возведенные людьми, можно сказать, что Иггдрасиль произрастает здесь испокон веков. Как она появилась здесь? Вероятно, человек, который прибыл с одной из населенных планет, принес на одежде семя, обронил его, и семя удивительным образом проросло, пуская корни в стали и полимере, обвивая провода и заимствуя энергию генераторных установок. А может быть, неизвестный человек специально привез росток, который холил и лелеял, который рос после смерти хозяина и превратился в столь могучее и потрясающее создание. В конце концов, люди покинули станцию, а дерево осталось, год за годом продолжая расти и наполняться мудростью времен.

— Ты голоден? Возьми яблоко.

Перед Даймоном опустилась ветвь. Листья раздвинулись, обнажая налитой плод. При виде его желудок сжался, а пересохший рот наполнился слюной. Обнаженный, сидящий в густой траве Даймон протянул руку и сорвал единственное яблоко.

Он с жадностью вгрызся в плод, отхватывая приличные куски. Они хрустели на зубах, а струйки сладкого сока бежали по подбородку. С каждым проглоченным кусочком не только унимался голод, но неожиданно наполнялось силами тело.

Вскоре, когда от яблока остался только черешок (Даймон не заметил, как проглотил даже косточки), парень почувствовал себя сытым, отдохнувшим, готовым прошагать столько миль, сколько потребуется.

Он откинулся на корни, которые изогнулись в форме спинки кресла. Странно, но нагота вовсе не смущала Даймона. Более того, он чувствовал себя вольно и естественно, словно всю жизнь так ходил, и не испытывал стеснения, даже представляя дерево в образе женщины. Наоборот, в ее обществе парень чувствовал себя вольным зверем, который родился и взрослел среди лесных дубрав.