— Как пожелаешь, моя принцесса.

Я улыбнулся в ответ, и мы вместе переместились на полигон красноярского особняка, с которого я и воспарил с Викторией за пределы земной орбиты. Не сразу она отпустила мою руку, еще несколько минут княгиня Романова приходила в себя.

— О таких вещах нужно предупреждать, — заявила она, прижимаясь к моей груди лицом. — Я так испугалась!..

— Бояться совершенно нечего, дорогая, — погладив ее по спине, заявил я уверенным тоном. — Ты же знаешь, что я никогда и никому не позволю причинить тебе вред.

Виктория отстранилась и покачала головой.

— Ты ведь не просто так мне это показал, да?

Я кивнул и повел супругу по полигону. Мимо нас по периметру пробежали старшие дети — Алексей, Семен и Михаил Дмитриевичи Романовы. За каждым из них, чеканя ногами вытоптанную дорожку, двигались кандидаты в бойцы рода. В это время Василиса Дмитриевна смотрела за братьями, копаясь в песочнице, лепя куличики под присмотром няньки.

Много чего случилось за прошедшие годы. Но после усмирения мятежа в Поднебесной империи наступило мирное время. Европа окончательно погрязла в хаосе выяснения бесконечных прав на престол, Америка до сих пор периодически тонула в новых восстаниях.

Умерла своей смертью Корнелия, окончив эпоху Хранителей. Теперь артефакты были распределены по верным мне лично людям. И никакой глобальной угрозы для меня не осталось.

Мои биологические братья и сестры, как Милославские, так и оставшиеся в других семьях, все так же жили своими жизнями. Князь Соколов обзавелся семьей и детьми, обеспечив будущее князей Выборгских. У государя появилось четверо сыновей. Боярин Иващенко перегнал всех нас, и теперь в его роду было восемь человек, включая самого Ростислава Владимировича и Варвару Васильевну.

Василиса Святославовна, в честь которой мы назвали свою дочь, теперь возглавляла собственный род. Ее супруг, доктор медицинских наук из царских людей, к настоящему моменту успел зачать с ней пару близнецов и дочь.

Русское царство стало не только передовой новых технологий, но и островком стабильности. К нам стекались все, кто хотел жить спокойно и мирно. Ученые, ведущие специалисты — на Руси находилось место для каждого, кто был готов жить с другими в мире.

Так что я считал, что со своей задачей я в этом плане вполне справился. Наступило время позаботиться о себе и своих близких. А для этого я и показал Виктории космос.

— Не просто так, — подтвердил я, когда группа молодежи промчалась мимо нас. — Помнишь, я говорил тебе о том, что однажды наши разработки позволят путешествовать в космосе, как по Земле?

Виктория хмыкнула.

— И ты хочешь сказать, что пришло такое время? — уточнила она, глядя на бегущих сыновей. — Что придумал, как можно перейти на новую ступень человеческого развития? Начнем осваивать Солнечную систему и построим виллу на Юпитере?

Я улыбнулся.

— Дорогая, — взяв Викторию за руку, обратился я к ней серьезным тоном, демонстрируя всю серьезность своих слов. — Я не шутил ни тогда, ни сейчас. Завтра я создам первое такое тело. А это значит, что мы с тобой теперь не просто получим молодость и здоровье.

Княгиня Красноярская смотрела на меня с недоверием, а я вздохнул и опустился перед ней на колено.

— Виктория Львовна, — спросил я, — я готов провести с тобой всю свою жизнь. И я сделал все, чтобы эта жизнь у нас была настолько долгой, насколько мы сами того пожелаем. Скажи, ты хочешь того же, что и я?

Виктория улыбнулась, очаровательно покраснев.

— Дима, конечно же, я этого хочу! — заявила она, и я надел на ее руку обновленную копию браслета Рональда Томпсона.

На мгновение мир вокруг нас перестал существовать. Я видел по лицу супруги, как знания открывшихся возможностей оседают в ее разуме. Изначальный артефакт я доработал, и теперь он не только обучал мою супругу магии, но и передавал информацию по всем известным в этой реальности сингулярским технологиям. Включая мое происхождение.

— О боже, Дима! — прошептала Виктория, когда эффект окончился. — Это невероятно!

Все еще стоя перед супругой на одном колене, я улыбнулся.

— Так что ты скажешь, моя принцесса? — спросил снова я. — Твой дракон готов бросить к твоим ногам всю вселенную. И провести с тобой вечность.

Княгиня Красноярская улыбнулась и, притянув меня за руку, впилась крепким поцелуем мне в губы. Эмоции — одна из важнейших причин быть человеком, уж точно самая приятная.

Впереди нас действительно ждет все время вселенной. Я не хотел подниматься по лестнице возвышения в одиночестве, и теперь Виктория первой пройдет со мной. Первой, но не единственной.

Осталось сделать последний, чисто технический шаг — в вечность.

Конец.

— Грибов нынче — прорва, — сказал сержант со странным и оттого непонятным Нестерову возбуждением. — Ты что, не слышишь, Нестеров?

— Слышу, — послушно пробормотал тот в поднятый воротник куртки, а потом повернул голову и повторил погромче: — Слышу.

Посреди круглого, усеянного веснушками лица сержанта-конвоира торчал вздернутый кверху нос. Простая, добродушная морда, заранее не вызывающая опасений. Доверия у Нестерова она также не вызывала, но причиной тому была исключительно форменная одежда и должность спутника. Доверять охранникам, или, как полагалось их называть, вертухаям, было нельзя, и Нестеров осознал эту простую истину очень быстро.

Заключенные ИТУ-1436/91 необидно звали сержанта «Блином», да к тому же только за глаза. Блин считался невредным вертухаем. По классификации Нестерова, он к хищникам не относился. Пожалуй, и к суггесторам его не причислить. Хотя он и таскал уголовникам на зону «грев» — наркоту, спирт и прочее, зато никогда не половинил передачи с воли и не драл последнюю шкуру за то, чтобы отправить бесконтрольное письмо-маляву родным или подельникам. Типичный представитель «демоса» со всем набором достоинств, недостатков и слабостей. Последних, впрочем, у Блина хватало. Деньги он любил страстно — отсюда прочие недостатки и проистекали.

Нестеров поймал себя на том, что мерзкая тюремная лексика уже не коробила его даже в мыслях. Человек способен привыкнуть ко многому, почти ко всему. Вот и он — всю прежнюю жизнь полагавший себя сугубым интеллигентом — сумел привыкнуть к языку и законам тюрьмы достаточно быстро.

Они шли утоптанной грунтовой дорожкой от «капэпэ» Зоны к территории химкомбината. И справа, и слева в траве торчали разноцветные сыроежки, которые Нестеров бы с удовольствием собрал, кабы такая вольность была ему дозволена.

— Вон! Вон какой! Ты чо, не видишь? — азартно крикнул Блин. — Это же краснюк! На полкило, блин, потянет!

Лес, густой и темный, обступал их со всех сторон. Там, в тени столетних крон, Нестеров действительно увидел здоровенную красную шляпку подосиновика, а рядом россыпь таких же, чуть поменьше размерами.

— В оперчасти говорят, на тебя бумага из Москвы пришла, Нестеров, — вдруг сказал Блин. — Этапировать тебя собираются на пересмотр дела.

Сердце у Нестерова забилось чаще. Он ждал этого каждый день и час все четыре месяца, проведенные в колонии. Но почему об этом ему сообщал какой-то сержант-охранник? Почему именно теперь?

— Надеешься, что отмажут тебя адвокаты? — с непонятной интонацией спросил Блин.

— Адвокаты тут ни при чем, — ответил Нестеров. — Меня осудили незаконно. Я не виновен.

— А у нас тут виновных вообще нет, — заржал Блин. — Ты у любого зэка спроси, он тебе то же самое скажет.