Бернар де Дамартен вздохнул с облегчением.

— Благодарю, Дмитрий Алексеевич, и прошу простить за сказанное ранее, я политик, и привык к тому, что в политике нет места честности, только выгоде.

Я кивнул, поднимаясь на ноги. Канцлер последовал моему примеру, но руки для прощания протягивать мне не стал. Он боялся меня, до ужаса, наверное, никогда в своей долгой жизни Бернар де Дамартен не был так напуган, как сейчас.

— У вас есть мой номер и адрес, господин канцлер, — произнес я. — Пришлете ваши записи как можно скорее. В Русском царстве сейчас будет объявлен траур, и любые официальные мероприятия будут отменены. Так что у вас появится время слетать в Париж и обратно…

Бернар де Дамартен покачал головой.

— Мне не нужно возвращаться во Францию ради доказательств, Дмитрий Алексеевич. Такие важные документы я всегда вожу с собой. И вручу их вам немедленно.

Однако, несмотря на заверения канцлера, ждать пришлось несколько минут, пока он ходил в смежные комнаты. Я в это время читал сводку «Оракула» по происходящему в Русском царстве.

И мне не нравилось то, что я видел.

* * *

Тверское княжество, Торопец, особняк боярского рода Мишиных.

— Борис, нам нужно серьезно поговорить, — заявил боярин, когда его второй сын вошел в кабинет. — Прошу, садись.

Молодой человек с длинными волосами, уложенными в хвост, кивнул и опустился в кресло напротив родителя. Боярин же несколько секунд рассматривал Бориса, в который раз отмечая, насколько второй сын не похож на Мишиных. Не та форма лица, не тот разрез глаз.

И все же он считал Бориса своим собственным сыном. И растил его именно так, воспитывал сам, передавая все возможные знания и навыки. К сожалению, не зря — старший брат Бориса, наследник, погиб при исполнении своего долга. И теперь уже Борису Николаевичу предстояло занять место отца, когда тот уйдет на покой.

Однако прежде чем это случится, боярин был обязан рассказать наследнику истину о его происхождении. Государь умер, мать Бориса тоже мертва, и хранить тайну Николай Петрович Мишин был больше не в силах.

— Я никогда не выделял тебя, — заговорил боярин, не сводя взгляда с наследника. — Ты всегда был и будешь членом рода Мишиных.

Борис вскинул бровь.

— Судя по твоим словам, отец, мне вскоре придется в этом усомниться, — заметил молодой человек. — И раз уж ты решил поговорить об этом после объявления о гибели государя, у меня не остается иных вариантов.

Николай Петрович кивнул с горькой усмешкой.

— Ты всегда был смышленым, Борис. Твоя мать и я согласились участвовать в тайне государя и царицы. Нас выбрали за верность престолу, — он снова усмехнулся и покачал головой. — Если бы я знал тогда, что эта верность отберет у меня все, что у меня было, никогда бы не пошел на эту сделку.

Борис слушал молча, не перебивая. Понимал, что отцу нелегко дается разговор, и бередить его душевные раны уточнениями считал излишним.

— Доктора взяли биоматериал царя и царицы и подсадили его твоей матери, моей супруге, — проговорил Николай Петрович. — Государь поставил условие: ты должен быть официально признан нашим сыном, получить достойное воспитание и образование. Взамен нам была обещана полная поддержка любых начинаний.

Борис Николаевич улыбнулся.

— Так вот, как мы отстояли завод на том суде? Государь вступился?

— Да, личное вмешательство Михаила II не позволило нам потерять наш завод, — подтвердил боярин Мишин. — И еще раньше, ты об этом даже не знал, оплачивал лечение твоей матушки, которая сильно сдала после того, как родила тебя. Но Светлана умерла, унеся с собой тайну твоего рождения в могилу. Умер, исполняя свой долг, Александр, и ты стал моим единственным наследником. Государыня скончалась при пожаре в московском монастыре, куда ее упек сам государь. А теперь и его не осталось.

Боярич выслушал отца молча.

— Значит, и поддерживать наш род больше никто не станет, — подвел итог Борис. — А так как я единственный твой сын, если я заявлю о том, что на самом деле родной брат цесаревича, род Мишиных ждет забвение.

Боярин склонил голову перед сыном.

— Но я считаю, что тебе не нужно тонуть вместе со мной, — заговорил отец, глядя на своего сына с гордостью. — Я свое обещание выполнил до конца. Роду Мишиных больше нечего тебе дать, Борис. Мы отдали все, что имели. А там, у трона, тебя ждет будущее.

Боярич откинулся на спинку кресла и задумался.

— С другой стороны, объявив о себе, я могу спасти наш род, отец, — произнес он. — Ты прав, Мишины дали мне все, что у меня есть. И теперь пришла моя очередь возвращать долг. Завтра утром я сделаю заявление и потребую от цесаревича провести тест ДНК. Если я действительно сын царя, я имею право на часть его наследства.

* * *

Хабаровск.

— Глеб, — обратился к сыну стоящий рядом отец, кладя тому руку на плечо. — Помнишь, о чем мы говорили?

— Да, отец, никогда не забывал, — подтвердил тот.

— Твое время пришло. Завтра мы потребуем у цесаревича провести сравнительный анализ ДНК. Ты готов?

— Стать царем? — усмехнулся Глеб. — Скажи, отец, ты не думал о том, что нарушаешь данное государю слово?

— Он обещал хранить тайну, — напомнил боярин. — А на деле сам же и поведал о ней клану Рюриковичей. Думаешь, почему нас поддерживали великие князья Толстые все это время? Как, по-твоему, ты попал в свиту великого княжича? Знали они, чей ты сын.

— Мятежников перебили, отец, — напомнил Глеб Васильевич.

— Но ты-то не мятежник, ты законный царевич. И имеешь все соответствующие права. Пора заявить об этом. С твоей поддержкой наш род ждет светлое будущее.

Сын покачал головой, однако спорить с главой рода не стал. Боярин никогда не скрывал от семьи, что принимает благосклонность с обеих сторон — и от Михаила II, и от его великих князей Хабаровских.

— Я все сделаю, отец, — произнес Глеб Васильевич под тяжелым взглядом боярина Холмогорова. — Но ждать утра мы не станем. Анализ нужно затребовать прямо сейчас. Чтобы у цесаревича не осталось выбора.

— Вот он, мой сын! — радостно оскалился боярин, хлопнув царевича по плечу от избытка чувств.

Московский особняк князя Красноярского. Князь Романов Дмитрий Алексеевич.

— Мы можем направить уведомление о том, что цесаревич будет ждать претендентов в Москве, — склонив голову набок, сообщила Марина Кирилловна. — Подготовить документ?

Я покачал головой в ответ.

— У нас нет таких полномочий, — ответил я. — Это обязан делать Игорь Михайлович и его государственный аппарат. Если я возьмусь решать за него и эту проблему, то проще уж тогда самому на трон сесть. Нет, Марина Кирилловна, мы не будем делать ничего без приказа от цесаревича.

— Как прикажете, Дмитрий Алексеевич, — отозвалась моя искусственная помощница.

Я взглянул на висящие в воздухе виртуальные окна. Не все наши братья и сестры сейчас находились под прицелом камер и жучков. Чем дальше от столицы, тем ниже степень контроля — ввиду меньшей цифровизации периферии Русского царства. И я не могу поручиться, что прямо сейчас кто-нибудь из семей, приютивших царского ребенка, не готовит публичное выступление с рассказом о происхождении такого члена семьи.

Но я ведь действительно не должен решать эти вопросы. У страны есть свой правитель, армия чиновников и силовиков. Справится Игорь Михайлович и без моего вмешательства. Раз уж он решился умертвить Михаила II, значит, готов занять его место.

Главное, чтобы в этой истории не всплыло мое происхождение, а остальное меня не касается, по большому счету.

А мне же куда полезнее будет изучить записи разговоров на собраниях ключников. Раз уж Бернар де Дамартен считает, что может с их помощью купить себе помилование, в них действительно может найтись нечто полезное.

— Свари мне кофе, — приказал я помощнице, и искусственная девушка с поклоном покинула мой кабинет.