Один за другим катера подходят к пирсу, разведчики тут же соскакивают на причал и бегут по направлению к городу. Пробегают мимо горящих припортовых складов и еще каких-то строений. В городе слышна стрельба, видно, как по ближней улице с ревом проносятся автомашины, в разных направлениях улицу перебегают люди.
Порт остался позади. Отделение десантников короткими перебежками пробирается в верхнюю, гористую и густо застроенную часть города. Он значительно больше и богаче, нежели Юки, — дома преимущественно двух- и трехэтажные, в европейском и восточном стиле, с широкими витринами магазинов. Жилые кварталы совсем не пострадали от бомбардировок.
Небольшие вражеские подразделения и разрозненные группы солдат, бесприцельно отстреливаясь, бегут из города по направлению к горам.
Японцы и здесь не оказали серьезного сопротивления. Однако и в Расине разведчикам не удалось захватить «языка». Им вызвались помочь трое местных жителей и вместе с матросами пришли к Леонтьеву. Они взволнованно рассказывали о том, как страшно им было, когда японские солдаты, оставляя город, бросали в окна жилых домов гранаты, стреляли по ним из пулеметов, отчего многие пострадали. Видели также, как советские самолеты бомбили военные объекты самураев, сказали, что четыре наших самолета загорелись в воздухе и упали в горах.
Командир отряда по радио доложил в штаб флота об удачной высадке, о положении в городе, о том, что японские войска отходят в горы. В ответ командование флота приказало установить контакт с разведывательной ротой морской пехоты во главе со старшим лейтенантом Кирилловым и дало ориентиры ее высадки.
Леонтьев поручил Бабичеву выслать трех матросов для связи с Кирилловым. Посланцы не прошли и километра, как встретили морских пехотинцев. Вскоре сам Кириллов сообщил, что его роту из бухты Золотой Рог доставили сюда два больших катера-охотника, причем одним из них командовал капитан-лейтенант Корнюшенко.
Лесняк даже вздрогнул от неожиданности. Он переспросил Кириллова:
— Вы сказали — Корнюшенко. Не русоволосый ли он? Высокого роста, сероглазый?
— Да, высокий, глаза серые. Вы его знаете?
— Друг у меня был в университете, — сказал Михайло. — Евгений Корнюшенко.
— Все точно, — подтвердил Кириллов. — Евгений Сергеевич. Он полгода назад прибыл к нам с Балтики. Характером веселый и успел уже весь наш морской театр хорошо освоить.
— Где же он? Катера-охотники здесь? — спросил Лесняк.
— Возвратились на базу, — ответил Кириллов. — У них работы сейчас — только поспевай…
— Здесь что ни день — сюрприз, — взволнованно сказал Михайло. — Ну, теперь я его разыщу…
Рота Кириллова взяла в плен нескольких японцев, и они сказали, что в сопках, сразу же за городом, около полка японских пехотинцев, которые сооружают укрепления, но, по всей видимости, вот-вот оставят их и отойдут на юг.
Леонтьев тут же послал шифровку в штаб флота. Из штаба приказали передать охрану плацдарма роте морской пехоты, а отряду Леонтьева вернуться на базу.
Леонтьевцы, придя в порт, решили перед дорогой подкрепиться. Как только начали развязывать рюкзаки, прибежал связной от Кириллова и доложил, что их дозор за городом, на Шоссе, встретил передовое охранение советских войск, которые подходят к Расину. Это всех обрадовало, и Лесняк обратился к командиру отряда:
— Виктор Николаевич, может, стоит встретиться с ними? Пусть знают, что мы первыми прибыли сюда…
Леонтьев улыбнулся и отрицательно покачал головой:
— Не трудно догадаться, что вы хотите встретиться с братом, но задерживаться мы не имеем права.
Лесняк давно заметил, что с ними нет Голубенко. Он, как метеор, то исчезал, то появлялся, обвешанный фотоаппаратурой и гранатами, с автоматом на груди. Михайло понимал: фотокор стремится сделать как можно больше снимков для газеты, ищет впечатляющих кадров. А впечатляющего, необычного здесь так много, что у него глаза разбегаются.
И Михайло снова обратился к Леонтьеву:
— Где-то запропастился мой коллега — капитан Голубенко. Не случилось бы с ним чего. Надо бы пойти на розыски, да не знаю, где искать.
— Подождем еще немного, — недовольно проговорил Леонтьев. — Я ценю журналистов, но у нас дисциплина для всех одна.
В этот момент на улице, ведущей из центра города к порту, появилась большая группа людей. Они шли в порт. Впереди, в черной сорочке навыпуск, с непокрытой головой, шел широкоплечий кореец. В руках он держал древко, а высоко над его головой развевалось алое полотнище знамени. Рядом с корейцем, в такт шагам помахивая руками, шел Андрей Голубенко.
Корейцев — больше десятка человек. Они время от времени выкрикивали: «Мансэ!» Остановились в нескольких шагах от десантников, сидевших на ящиках и мешках, разбросанных по пирсу. Андрей, улыбаясь, подошел к Леонтьеву и сказал:
— Пришли к нам представители трудового Расина. Очень хотели встретиться с вами. Они подобрали тела наших четырех летчиков в лесу и двух — вблизи порта. Я сказал им, чтобы погибших передали командованию наших подразделений, которые прибудут сюда завтра.
— Правильно, — сказал Леонтьев.
— Документы двух наших соколов взял с собой, — сказал Андрей. — Если не возражаете — передам в политуправление. Одного из пилотов — Михаила Янко — я хорошо знал. Он из нашего флотского тридцать седьмого штурмового полка.
Позднее Андрею рассказали в политуправлении: Янко в составе шестерки штурмовиков уничтожил в порту Юки три батареи вражеской зенитной артиллерии и потопил один транспорт. А вчера, атакуя укрепления вокруг Расина, прорвался сквозь плотный заслон зенитчиков, сбросил бомбы на военный транспорт, стоявший здесь, и потопил его. При выходе из атаки его самолет подбили, и он загорелся. Высота позволяла выброситься и спуститься на парашюте, но это означало бы плен. И Михаил Янко, развернув свой пылающий штурмовик, направил его на самое высокое здание, в котором размещалось японское командное управление.
Корейцы еще вчера увидели поблизости от сгоревшего самолета тело летчика. В нагрудном кармане флотского кителя нашли залитый кровью комсомольский билет, а также портсигар, на котором выгравирована надпись: «ВВС ТОФ», а под нею — орел в полете. В комсомольском билете Андрей с трудом прочитал фамилию героя.
Пока Голубенко говорил, корейцы молча и с интересом рассматривали десантников. Державший знамя обратился к Леонтьеву, и переводчик тут же передал его слова по-русски. Кореец сказал, что его звать Ким Хи Ген, что он портовый грузчик. Жители города поручили ему и группе людей, пришедших с ним, передать русским морякам красное знамя в знак глубокой благодарности за освобождение их города от захватчиков. Он сказал, что японцы тридцать пять лет хозяйничали в Корее, что коренных жителей они и людьми не считали. Но когда прилетели вчера советские «огненные люди», они, корейцы, поняли, что их рабству пришел конец. Советские люди — это богатыри!
Ким Хи Ген низко поклонился, и вслед за ним поклонились все пришедшие с ним корейцы. Ким торжественно протянул древко со знаменем Леонтьеву. Виктор взялся одной рукой за древко, другой поднял край знамени, поцеловал его и сказал, обращаясь ко всем корейцам:
— Спасибо вам за ваши добрые чувства и за ваши слова. А это знамя установите на шпиле самого высокого здания в городе. Пусть все знают, что настал конец японскому господству и что к вам пришло полное освобождение.
Переводчик перевел корейцам слова командира отряда, и все пришедшие, улыбаясь, снова поклонились десантникам.
Из-за ближнего пакгауза неожиданно вышла молодая женщина в широкой цветистой юбке и коротенькой темно-синей блузке, с большим глиняным кувшином, который она несла на голове. Подойдя к собравшимся, остановилась, поставила кувшин на землю и смущенно проговорила:
— Вода.
— Вода? — с мягкой улыбкой переспросил Леонтьев. — Это же как раз то, что сейчас нужно, — мы только что пообедали. Ну-ка, хлопцы, причащайтесь, кто хочет.
Моряки оживились, послышались шутки:
