— Это — война!
Михайло погладил ее, как маленькую, и тихо сказал:
— По всему видно, что войны нам не миновать, но когда она начнется — никто не знает, а значит, и нет повода для волнений.
Ирина начала собирать его в дорогу, а он, задумавшись, стоял в сторонке. Ему вспомнилось, что сразу же после денонсирования нашим правительством пакта о нейтралитете в Японии произошла смена кабинета и новый премьер — адмирал Судзуки — заявил: «Япония будет неуклонно продолжать движение вперед до успешного завершения войны». Даже после капитуляции Германии японская военщина кричит о своей вере в окончательную победу Японии.
— Может, конечно, так случиться, — вслух размышлял Михайло, — что самураи опомнятся и прекратят военные действия против союзников, прекратят провокации против нас, полностью капитулируют. Это диктуется здравым смыслом. Ну, а если они не капитулируют, придется, Иринка, и нам повоевать. Думаю, что года за два, не больше, мы с ними справимся, и потом надолго, если не навсегда, настанет мир.
Ирина слегка всплеснула руками:
— Еще два года?
— Ну, это в крайнем случае, — виновато усмехнулся он. — Кто может угадать? Жизнь покажет.
Лесняк не мог знать в то время, что на Ялтинской конференции в феврале 1945 года союзники подписали соглашение, предусматривавшее вступление Советского Союза в войну с Японией через два-три месяца после капитуляции Германии. Не знал Михайло и того, что к концу июля количество войск на Дальнем Востоке было удвоено, что уже созданы три фронта — Забайкальский, 1-й и 2-й Дальневосточные — и что главнокомандующим здесь назначен маршал Василевский, который прибыл в свой штаб в район Читы с готовым планом наступательных операций, что он уже проинспектировал войска. Не мог знать Лесняк и того, что 1-й Дальневосточный фронт под командованием маршала Мерецкова во взаимодействии с Тихоокеанским флотом должен был начать наступление с Приморья, что все уже было готово для этого.
Ирина и Михайло поднялись еще до рассвета, а когда посветлело, вышли из дома. И когда показалось из-за горизонта солнце, они сошли с трамвая на привокзальной площади и направились к мысу Эгершельд, что вытянулся длинным языком между Амурским заливом и бухтой Золотой Рог. Они шли по узкой каменистой дороге, по обеим сторонам которой без какого-либо порядка, вразброс стояли старые деревянные бараки и маленькие закопченные домики.
Остановившись неподалеку от стоянки катера, Михайло положил руку на плечо Ирине и сказал:
— Не хмурьтесь, товарищ лейтенант, и не грустите. Скоро вернусь.
— Наивный мальчик, зачем ты меня уговариваешь? — спросила Ирина и припала щекой к его груди. — Ты и сам не знаешь, когда вернешься. А я… я буду думать о тебе и каждую минуту ждать. Хочу, чтобы ты знал это.
Он обнял ее.
— Мы с тобой так прощаемся, будто и впрямь на войну меня провожаешь. Вон погляди, какой ясный день, и спокойно иди домой. Если задержусь — через редакцию дам знать.
Как только Лесняк вступил на катер, раздалась команда отдать швартовы. Катер выбирался на простор, отдаляясь от берега, на котором стояла Ирина и махала рукой.
…Лесняку не приходилось бывать на Русском острове, однако он легко нашел старые, еще в царские времена построенные казармы с толстенными стенами, сводчатыми потолками и маленькими, как в крепости, окнами. Казармы, видимо, долго пустовали — стены повлажнели, покрылись большими рыжеватыми пятнами, по ним местами даже сочилась вода.
В узком полутемном коридоре, у тумбочки, стоял дебелый матрос с повязкой на рукаве и с висевшей на его груди хромированной дудкой. Дудка на флоте — неизменная принадлежность боцмана и вахтенных. Матрос, все более хмуря брови, присматривался к Лесняку. Михайлу показалось что-то знакомое в волевом лице этого моряка. Вдруг матрос выпрямился и поднес руку к бескозырке:
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Вы к кому?
— Климов?! — удивленно произнес Лесняк. — Вот тебе и раз! Не думал, что встречу вас здесь. Я ищу отряд старшего лейтенанта Леонтьева.
— Так мы как раз тут и квартируем, — сказал Егор и, отойдя в сторону, приоткрыв дверь кубрика, крикнул: — Старшина Сагайдак! На выход! — Вернувшись на свое место, добавил: — Сейчас будет.
— Гордей Сагайдак? — переспросил Михайло. — Он тоже с вами?
— Так точно! — ответил Егор, широко улыбнувшись. — И Клим Савченко также.
Вышел из кубрика Сагайдак, спросил:
— Что здесь? — Увидев Михайла, развел руками, воскликнув: — Кого я вижу?! Ты к нам, Мишко? — И, взглянув на Климова, поправился: — К нам, товарищ старший лейтенант?
— К вам, Гордей, к вам, — ответил Лесняк, подавшись всем телом к Сагайдаку. Они с размаху пожали друг другу руки. — Так вот куда вы удрали — в разведотряд.
— Набирали добровольцев, — радостно сообщил Сагайдак. — Я об этом узнал и шепнул Савченко. А тот и Егора подбил. Ты надолго к нам? На несколько дней? Ну, значит, успеем наговориться. Проводить к командиру?
В маленьком с высоким и узким окном кабинете сидел за столом старший лейтенант Виктор Леонтьев и, как-то комично выпятив толстые губы, при помощи карандаша и линейки расчерчивал лист бумаги. Он поднял на Лесняка глубоко посаженные темно-синие глаза и улыбнулся. Михайло подал ему документы. Рассматривая их, Леонтьев молча кивнул на стул, стоявший возле стола, — пригласил сесть. На его груди тускло поблескивала Звезда Героя. Возвращая документы Лесняку, сказал:
— У нас ничего особенного нет. Обычные матросские будни. В Заполярье тихоокеанцы крепко нам помогали. Теперь настала наша очередь за добро добром платить. Сюда прибыла только часть нашего разведывательного отряда, пришлось пополнить состав тихоокеанцами-добровольцами из разных частей и кораблей. Разумеется, тщательно отбирали, передаем им свой фронтовой опыт. — И загадочно улыбнулся: — Может быть, пригодится… Ежедневно — учения, учения. Нам, североморцам, тоже есть чему поучиться здесь: надо освоить новый, необычный для нас театр возможных действий…
— Я только что узнал, что в вашем отряде — трое моих давних знакомых, — сказал Лесняк. — Старшина Сагайдак, мой односельчанин, друг детства, а двое — Климов и Савченко — когда-то служили в моем взводе.
— Знаю их, — сказал Леонтьев. — Ладные парни. Вам в отряду будет веселее с ними. Я прикажу, чтобы для вас приготовили постель, у нас есть свободный кубрик.
В тот же день, под вечер, Михайло снова встретился с Гордеем, рассказал ему, что сюда, в Приморье, прибыл и Василь и что они разыскивали его, Сагайдака, но уже не застали на катере. Гордей очень сожалел, что не пришлось свидеться с Василем. В свою очередь Сагайдак рассказал Михайлу, что их отряд состоит из ста пятидесяти человек, что североморцев у них наберется около полусотни.
— Их легко отличить, — сказал Сагайдак. — У каждого грудь в орденах и медалях. Повоевали хлопцы на славу. Начнут рассказывать — заслушаешься. В скольких рейдах по вражеским тылам ходили, в каких только передрягах не бывали! Вот о ком без преувеличения можно сказать — орлы! И первый орел — наш командир Виктор Леонтьев. С виду он может показаться мешковатым, хмурым, никогда я не видел, чтобы с нами песню подтянул, хотя слушает охотно. Он — ты заметил? — слегка припадает на одну ногу — был ранен. Душа-человек. И голову имеет ясную и мудрую. За годы своей службы на флоте я повидал всяких командиров, но этого как-то сразу полюбил. Он — Герой, на всех флотах наших слава о нем гремит, и, понимаешь, ни малейшей позы, никакой спеси, со всеми нами — по-дружески. За таким каждый в огонь и в воду пойдет. Я не преувеличиваю, спроси хоть Савченко, хоть Климова: они готовы на него молиться. Североморцы — ясное дело — откровенно гордятся им.
— А как Егор? — поинтересовался Лесняк.
— Славный парень, смекалистый. Все ему на наших учениях легко дается. А силища у него какая! Одним словом: сибиряк.
В тот же день Лесняк познакомился с мичманами Николаем Бабичевым и Александром Никаноровым — взводными: отряд состоял из двух взводов и группы обеспечения, которая составляла примерно полвзвода и подчинялась непосредственно Леонтьеву. В группу входили связные, радисты, санитары, матросы хозяйственной службы.
