— Слышала… Пока массовых выступлений нет от них. По подвалам прячутся. Но если бы и эти — как ты говоришь, то поехали бы они в столицу, ну или на худой конец в область. Как можно подорвать советский строй в Зарыбинске?

— И то верно, — кивнул я, а сам вспомнил, как Пистонов заранее готовил именно в Зарыбинске группу для диверсии в Москве, на предстоящей Олимпиаде-80. Но не срослось, я его уничтожил. А теперь нужно вычислить нацистского палача и его племянничка. Это сложнее, потому что мотив их неясен. Цель их неизвестна. Но одно я знал точно — не просто так дядюшка родственника своего из зоны вытащил, не потому что соскучился.

— Кто там? — за невзрачной дверью раздался недовольный голос явно пожилого человека.

— Сто грамм… — буркнул Сафрон. — Открывай, свои…

Щелкнул один замок, затем второй. Брякнула цепочка, и только после этого дверь на лестничной площадке распахнулась. Она оказалась вовсе не такой простой, как выглядела снаружи. Со стороны квартиры дверь была усилена сплошным листом стали. Косяк тоже был укреплен, хотя и замаскирован под обычное дерево. Но опытный глаз вора сразу определил: такую хату просто не взломаешь. Да и ни к чему ему ее ломать, ведь это жилье его родственника.

— Заходи, — шикнул на него хозяин квартиры, тревожно осматривая лестничную клетку, а после поспешил захлопнуть за гостем дверь.

Снова щелкнул несколькими замками, а лишь после этого приобнял Сафрона и похлопал его по могучему плечу.

— Ну что, племяш? Как житуха? Смотрю, синевой покрылся. Партаками оброс… совсем уркой стал. Не на то жизнь размениваешь.

— Не синева это, а статус, — возразил вор и без всякой улыбки ответно похлопал своего дядю по плечу и пожал руку, как бы формально и совсем без души. — Много ты понимаешь….

— Да уж поболее твоего, — хмыкнул хозяин квартиры. — У тебя одна правда — блатная… А мир гораздо шире любой кичи. Уж поверь.

— Спасибо, Святоша, конечно, что помог мне слинять. Но какого хрена ты меня сюда звал? В эту дыру… Тут же меня вмиг мусора срисуют.

— Не кипишуй, Сафрон… Во-первых. Не называй меня Святошей, спалишь. А во-вторых — дела нас ждут реальные, а не гоп-стопы твои. Только сначала нужно разобраться вот с этим человеком, — Святоша вытащил из шкафа фотокарточку и показал ее племяннику.

— Хм… Наглушняк — или шугануть просто? Могу ноги сломать.

— Сделай так, — выговорил Святоша, — чтобы следов от него на Земле не осталось.

— Это можно… Тыща рублёв — и исчезнет, как баланда в голодной камере.

— Ты не охренел ли, Сафронушка? — зыркнул на него собеседник. — Я, значица, тебя вызволил, кров и еду предоставляю. А ты еще деньги с меня будешь тянуть?

— Да ладно, — хмурил кустистые брови урка. — Шутканул я. Конечно, в ответочку завалю его для тебя. Где его искать? Кто таков? Чем живет, чем дышит?

— Там на обратной стороне фотокарточки все написано. Изучи, запомни, а после порви и сожги.

— Да не боись ты… фотка пока со мной побудет. У меня память на морды х*ровая. Особенно на такие. Чем он тебе насолил-то?

— Какая разница? — коротко прошипел хозяин. — Устранишь по-тихому и все.

— Чем больше информухи, тем лучше, — Сафрон почесал бритый затылок. — Тем проще найти подход к терпиле. Так что рассказывай, родственничек, что там за терки у вас.

— Узнал он меня… Признал Грицука во мне.

— И где работал ты во время войны, тоже знает?

— Нет… Просто имя и фамилию мои вспомнил. Старый мой знакомый, чтоб его инсульт пробил. Но если распространяться будет, мне хана, Сафронушка. На тебя надежда… Я уже не тот. Нет крепости в жилах, и глаз не остр. Не смогу без следов его убрать. А ты сможешь.

— Погоди, — урка, покачиваясь в кресле, закинул ногу на ногу, он сидел лицом ко входу в комнату и обозревал все пространство, показывая своим видом, что он теперь в этой хате за главного и полностью контролирует обстановку. — Так ты меня вытащил для этого? Ха! Чтобы я прикончил фраера, который тебя спалить может?

— А тебе этого мало?

— Я думал, из любви к племяннику ты все провернул. Родная кровь.

— Одно другому не мешает, Сафронушка. И, говорю же, дела нас еще ждут. Важные. Это тебе не в форточку лазать.

— Слышь, Святоша… Ты меня к домушникам не приписывай, — пробурчал зэк. — Сафрон на форточки не разменивается.

— Вот и хорошо, — закивал хозяин квартиры. — Нам как раз такие и нужны.

— Нам? — вскинул уже седеющую бровь урка.

— Пора менять жизнь к лучшему, племяш, — многозначительно ухмыльнулся собеседник.

На следующий день. Утро. Планерка в кабинете Кулебякина.

— Что там по вчерашнему убийству парня на пляже? — шеф обвел сотрудников изобличающим взглядом, будто ждал, что кто-то из нас прямо здесь признается в убийстве, и раскрывать его не придётся.

— Работаем, Петр Петрович… — ответил я за всех.

— Плохо работаете! — тряс указательным пальцем майор в мою сторону. — Мне уже из главка звонили! Виданное ли дело, говорят, прямо на глазах у людей человека резать! А вы мне — работаем! Я как ваши эти слова к докладной пришью? А? Дело на контроле у начальника главка. Мне по нему докладывать ежедневно, ядрен пистон! Если результатов не будет, вовсе собственноручно к генералу на ковер поеду. Что, Баночкин, лыбишься⁈ Смешинка в рот попала? Думаешь, мне одному достанется? Сейчас, как же! Меня выдерут, а я приеду — и вас как сидорову козу! По нисходящей, ядрена сивуха…

Он помахал рукой, будто там уже был зажат пучок розог.

— Да я не смеюсь, Петр Петрович, — виновато пожал плечами дежурный. — Просто случай смешной вдруг вспомнил.

— Ну, поделись, расскажи народу… — картинно развел руками шеф. — А то чего мы сидим грустим, а ты один смеешься?

— Да вчера вечером чудак один приходил, заявление писать. Сказал, что опознал в городе гитлеровца. Представляете? Фантазёры, — снова улыбнулся он.

— Какого еще гитлеровца? — покрутил ус Кулебякин.

— Обычного… Который с войны еще прячется. То ли карателя, то ли, полицая, то ли еще кого. Я так и не понял. Говорит, опасный это человек. Под чужим именем скрывается сейчас.

Начальник всплеснул руками.

— Вот только гитлеровцев нам еще до кучи и не хватало. Ходят всякие в милицию, с обострением и «белочкой», и пургу несут. Надеюсь, ты заявление не принял?

— Это самое… Пришлось принять, — вздохнул Баночкин. — Старик дотошный оказался. Смотрел, чтобы я все слово в слово записал. А потом еще просил меры немедленно к розыску принять.

— Ну и дурак!

— Да не ругайтесь, Петр Петрович, взять я его взял, но дальше-то он не смотрел — я не стал регистрировать. Порвал и выкинул.

— Куда выкинул? — спросил я.

— В ведро мусорное…

— Пошли, покажешь, — я встал и потянул за рукав Баночкина, направляясь на выход.

— Кхм… я не понял, Морозов! Планерка идет! — выпучил глаза шеф. — Куда собрался? Я тебе что? Не указ больше?

Я подошел к начальнику, наклонился и прошептал на ухо:

— Петр Петрович, дело срочное… У меня есть информация. Это как раз может быть связано со вчерашним убийством и с повреждением памятника. Нужно срочно найти заявление с адресом старика, пока баба Маша не выкинула мусор. Сами понимаете, чем скорее убийство раскроем, тем быстрее вас в область заберут. А если не раскроем, может, и вообще здесь останетесь. До пенсии.

Кулебякина чуть передернуло от такого расклада, а после он понимающе кивнул, прокашлялся в кулак и махнул на дверь, дескать, иди, занимайся, а вслух произнес:

— Так, товарищи… У Сан Саныча дело срочное, я его отпускаю, а вы открывайте тетрадки, сегодня занятие по служебной подготовке у нас.

— У-у-у, — по кабинету прошелся недовольный вздох, а кто-то слишком громко прошептал: — Опять ерундистику писать… А работать когда?

Но Петр Петрович быстро ввел коллектив в рабочее чувство. Бахнул по столу кулаком и во всеуслышание заявил, что никого в милиции не держит, что каждый может хоть сейчас рапорт на стол — и в колхоз, а на их место за забором очередь уже стоит.