— Раздеваться? — обреченно поинтересовалась она.

— Поговорить, коллега, — повторил мужчина. — А не простимулировать, это все-таки разные слова.

— Фух… — выдохнула Варя, на что папа понимающе вздохнул. Эмма все-таки что-то сломала в дочке…

— Ты мне ничего не хочешь рассказать? — улыбнулся доктор Грейнджер. — Например, откуда в тебе вырос сложившийся врач довольно серьезного класса?

— Понимаешь, папа, — Варя попыталась сформулировать, но у нее ничего не вышло, и тогда она подняла взгляд на отца, твердо глядя тому в глаза. — В школе меня убили. Ну, почти. И пока я была в коме, то прожила другую жизнь — жизнь врача скорой помощи, так у русских парамедики называются.

— И у них такая высокая квалификация? — мужчина удивился, он такого не ожидал.

— Случается, папа, — вздохнула девочка. — Все случается…

— Ну что же, — покачал головой Марк Грейнджер. — При всей фантастичности версия вполне все объясняет. Насчет мамы что думаешь?

— Похоже, ее заколдовали, папа, — Варя грустно посмотрела на папу. — Чтобы я стремилась в магический мир.

— Вот как… Если эти ваши волшебники и такое могут, значит, наше слово ничего не решает? — проницательно взглянул Марк на дочь. — И что теперь?

— Разберемся, — хмыкнула девочка. — Пойдем лучше в отделение?

Вечером, глядя на измотанную, но довольную дочь, да что там довольную — просто счастливую, и сильно задумчивого мужа, миссис Грейнджер заинтересовалась, отчего девочка такая счастливая?

— А чего бы ей не быть счастливой? — ответил вопросом на вопрос Марк Грейнджер. — Она весь день любимой работой занималась, двум детям вернула веру, а одной вообще жизнь спасла.

— Это как? — удивилась Эмма Грейнджер.

— Я расскажу, мама, — вздохнула Варя. — Только поем сначала, хорошо?

Вот насчет «поесть» было грустно. С готовкой миссис Грейнджер не дружила от слова «совсем», а проверять способность детского желудка переваривать гвозди Варе сейчас не хотелось, поэтому, встряхнувшись, девочка отправилась на кухню с целью приготовления чего-нибудь съедобного. Миссис Грейнджер пораженно смотрела на дочь, а вот мистер Грейнджер просто устал удивляться, поэтому через минут сорок семейство Грейнджер уже вкушало плоды трудов самой младшей своей представительницы.

Глядя в результаты холтеровского исследования,[5] Варя понимала, что кончиться[6] от страха девочка вполне могла. Подобная залповая экстрасистолия вполне могла дать фибрилляцию,[7] что в условиях отсутствия кардиореанимации — приговор. Проблема состояла в том, что экстрасистолия возникала только в минуты сильного волнения или страха, например, когда она, эксперимента ради, накрутила себя на страх. То есть надо держать себя в руках, несмотря ни на что.

— Что там, доченька? — поинтересовался доктор Грейнджер, видя, как хмурится дочь, разглядывая экран монитора.

— Последствия воспитания и испытанных сильных эмоций, — высказалась Варя, вздохнув. — Буду учиться держать себя в руках, а то кардиореанимации в замке нет.

— Настолько плохо? — посерьезнел папа.

— Залповая желудочковая в моменты стресса, — объяснила ему любимая дочь. — То есть бить меня, как и сильно пугать, запрещается.

— Поня-я-ятно, — протянул доктор Грейнджер. — Ну что, какие планы на сегодня?

— Так Рождество же? — удивилась девочка. — Посещу пациентов, раздам подарки, ты родителей той, что с Марфаном, напугал?

— Да, доченька, — улыбнулся мужчина, вспомнив бледный вид людей, понявших, что ребенку действительно больно. — А потом?

— А потом домой, готовить праздничный ужин, — озвучила свои планы девочка. — Не все же из ресторанов питаться?

Пациент и пациентки были искренне рады Варе, или, как ее начали называть, «доктор Грейнджер-младшая». Это было признание. Признание коллег, признание пациентов, оно было очень дорого девочке, снова чувствовавшей себя действительно нужной. Потянувшаяся к ней Мария, у которой уже не болел живот и которую не наказывали за то, что она проспала или не успела, улыбавшаяся Дороти, приходившая в себя после сложной сосудистой операции, которой поверили и которую спасли буквально в последний момент. И мягкая, добрая улыбка Вари, девочки, что спасала этих детей здесь и сейчас. Медсестры, с любовью смотревшие на ту, о которой спрашивали пациенты… «А когда придет Гермиона? А можно мне Гермиона сделает укол?» Несмотря на то, что некоторые уколы были болезненными, дети принимали мягкие, добрые руки девочки, удивляя тем самым и врачей, и медсестер.

— Скажите, мисс Грейнджер, как у вас это получается? — спросила старшая медсестра отделения.

— Дети, миссис Смит, — ответила ей Варя. — Они очень любят ласку и тепло, а еще они чувствуют, когда их любят. Надо просто любить их, не жалеть, а любить, понимаете?

— Кажется, да, — медленно кивнула старшая медицинская сестра, поражаясь большому, просто огромному сердцу дочери заведующего отделением.

— Всем счастливого Рождества! — улыбнулась девочка, попрощавшись с уже точно коллегами.

Дома Варвара погрузилась в готовку, показывая маме, что и как нужно делать. Мама Эмма уже знала, что своими наказаниями добилась опасной для ребенка аритмии, и буквально ластилась к дочери, стараясь загладить свою вину. Хотя Варя объяснила ей про магов и весь тот мир, взрослая женщина с большим трудом прощала себя. Ей было трудно уложить в голове, что в любой момент доченька могла умереть под розгой.[8] Это было очень страшно.

Рождество пролетело очень быстро, и скоро уже надо было возвращаться в школу. Варя, пользуясь добротой папы и собственной хитростью, собирала себе укладку. Она помнила о том, что Гарри будут устраивать приключения, и хотела сделать все, чтобы мальчик выжил. Ведь у пацана с признаками авитаминоза и болезненной худобы, было в жизни так мало хорошего…

— На случай, если снова заколдуют, — произнесла девочка. — Напиши мне, я хоть подготовлюсь.

— Ничего, наша мама вспомнила, что она психиатр, — улыбнулся папа. — Теперь контролирует свою психику и мысли.

— Ну, лучше поздно, чем никогда, — в тон ему ответила Варя, наблюдавшая недавно, как кушетка для наказаний отправилась на городскую свалку, а все орудия, коих оказалось достаточно много — в мусорную корзину. Теперь ей ничего не грозило, то есть задача на Рождественские каникулы была выполнена. В укладке у нее был портативный дефибриллятор в стальном заземляемом ящичке, который еще предстояло проверить, потому что было у Варвары ощущение, что электрические приборы вполне могут работать в мире магии. То есть предстоял эксперимент.

Красный поезд уносил девочку обратно в замок, полный «чудес», без которых она бы вполне обошлась, но, по нелепой случайности, ее как раз никто не спрашивал. В сердце жила тоска по Сергею и надежда… О Наташе Варя, разумеется, тоже помнила, надеясь на то, что та как-то даст о себе знать, если тоже окажется в этой «сказке». А пока предстояла учеба, экзамены и «приключение», которое было фактически тимбилдингом. Варя была рада тому, что и папа, и мама ее историю восприняли нормально, потому что прятать «умище»[9] ей было бы сложно.

***

Гарри искренне обрадовался Варе, рассказав, что ему подарили мантию отца. На что девочка резонно заметила, что это не подарок, а возврат того, что ему принадлежит по праву. Мальчик некоторое время подумал, затем медленно кивнул, соглашаясь. Оказалось, что на факультет вернулись все Уизли, но теперь они вели себя совсем по-другому, как будто их всех скопом запугали до непроизвольного мочеиспускания. Слухи на факультете, бережно собираемые Лавандой, которой Варя была очень благодарна, объяснили причину этого. В заражении магическим паразитом были виноваты близнецы, поэтому все Уизли теперь проверялись представителем аврората раз в неделю. Очень уж опасным для всего Хогвартса оказался обнаруженный паразит. Поэтому хулиганить рыжики просто опасались. Грустнее всего выглядел бывший староста, с которого сняли значок за то, что не уследил за братьями.