— А-а… — удовлетворенно потянул интеллигент. — Вы вон про что… Весьма умно. И мне будет спокойнее. Сотрудник же ваш с пистолетом будет?

— Его сила не в оружии… я же вам говорю, он сибиряк. Только одна просьба, ничего не берите у него из съестного. Если будет угощать — отказывайтесь.

— А что так? — удивился редактор. — Очень невкусно? Или они там вяленую медвежатину только едят?

— Сам не пробовал, говорят, вкусно, но… Не наш гастрономический сегмент, так сказать. Мы к такому не привычны и привыкнуть вряд ли сразу сможем.

— Ой, как интересно! А я бы попробовала! — чуть ли не захлопала в ладоши Зина. — А этот ваш сотрудник… Он молодой?

— Молодой.

— Симпатичный?

— Сибиряк.

— Ой, как интересно… Да ведь, Захар Елизарович?

Эдик подкатил к ГОВД на своей «шестерке» и вышел из машины. Заметив меня на крыльце, он широко улыбнулся и громко сказал:

— Привет, Начальник! Искал меня?

А потом помахал, мол, давай садись ко мне, в машине поговорим.

Я спустился с крыльца и подошел к оперской копейке, что стояла возле здания ГОВД в ряду хилого милицейского автопарка. Раскрыл дверь и кивнул Эдику:

— Прыгай сюда, прокатимся на моей.

— Ого, у тебя машина служебная! А бампер серебрянкой красил?

— А что, видно?

— Да не особо… Сверкает сильно. Тоже так хочу.

— Ну, могу дать контакт.

— Да не надо пока, не до этого, — нахмурился Эдик, садясь в машину.

Я завел двигатель, и мы тронулись.

— Что так? Почему нос повесил? В Угледарске точки накрыли? На спекуляции тебя поймали? БХСС за жабры взял?

— Хуже, — вздыхал Эдик. — Матушке на даче помогал. Задолбался, Саныч! Как же я задолбался! Я ей говорю, маман, на рынке все куплю, зачем горбатиться? А он а мне: «Нет, сынок, нельзя, чтобы земелька пустовала». Ф-ух! Как же я устал копаться в грядках и давить гусениц на капусте! Глянь, какие пальцы и ладони! Как у сталевара.

Он поморщился и выставил вперёд руку, показывая трудовые мозоли.

— Да ладно тебе, шесть соток всего стандартных обработать — для здоровья полезно.

— Восемнадцать… — обреченно выдохнул фарцовщик. — Целых восемнадцать долбанных соток. В рот галоши!

— Сколько? — присвистнул я. — Ни хрена вы феодалы, земли нахапали. Куда вам столько?

— Да чтоб она провались, эта земля, вместе с ботвой всей! Изначально было две дачи у нас вместе с бабушкой, по шесть соток. Она померла, дачи объединили. Еще сосед занемог, старый совсем, матушке сказал, мол, пользуйся землей по кооперативной книжке. Убил бы, блин, соседа! А она и пользуется…

— Ладно, труженик полей, хорош ныть, давай по делу, — мы остановились возле пельменной, и я кивнул на заведение. — Пойдем, похряпаем, обсудим дельце.

— Да я не голодный, — опустил глаза Эдик и еле заметно сглотнул слюну, почуяв, как из открытой двери напахнуло наваристым бульоном.

— Время-то — обед, пошли, я плачу…

— Да с чего ты взял, что у меня денег нет? Ха! У Эдика Камынина и нет денег! Смотри не брякни где такое, засмеют. Да у меня просто с собой хрустов нет, я на тумбочке в коридоре лопатник оставил.

— Да какая разница, мне для друга не жалко… — отмахнулся я от объяснений и поманил его за собой: — Пошли.

Эдик вылез из машины и поплелся за мной:

— А я друг, что ли?

— А почему нет, конечно… Сомневаешься?

— Ну, я слышал, ты теперь птица высокого полета. Начальник угро целый… А я спекулянт простой.

— Во-первых, я тебя считаю бизнесменом, и слова «спекулянт» нет в моем лексиконе. А во-вторых, ты же не раз меня выручал.

— Ты меня тоже, — улыбнулся Эдик. — Только все равно не говори никому, что я на мели. Из-за этой дачи все дела профукал. Товар не закупил вовремя, бегунки слились, щас новых набирать. Эх…

— Иди ко мне, в милицию.

— Ну уж нет! У вас зарплаты маленькие, а Эдик Камынин привык жить на широкую ногу. Вот как раньше, аристократы были…

— Тебе пельмени со сметаной или с майонезом, аристократ? — спросил я, доставая тугой кошелек, из которого торчали узнаваемые краешки чириков и четвертаков.

— А можно я еще и в стакане возьму? — облизнулся Эдик, поглядывая на полку, где граненая посуда была наполовину заполнены сметаной.

— Конечно.

— И винишка стакан прихвачу, вон на подносе стоят.

— Да там кислятина, как ты ее пьешь?

— На даче сухой закон был, я щас хоть брагу, хоть сивуху проглочу, — усмехнулся тот.

— Ну бери, конечно.

Эдик захватил два стакана с вином. В Зарыбинске было принято в пельменной выставлять сухое красное в стаканы на разносе. Поговаривали, что это болгарская «Медвежья кровь», но я не проверял.

Эдик уплетал пельмени, я пока размешивал перчик в бульоне.

— Ну, чего у тебя случилось? — пробубнил он с набитым ртом.

— Дело важное, но обещай держать язык за зубами.

— Могила! — кивнул фарцовщик. — Ты же меня знаешь! Меня когда в прошлом году БХСС-ники взяли, я ни одного бегунка не выдал.

— Тут другое, — я поднял взгляд от пельменей и показательно отложил ложку. — Тебя убить могут, если сболтнешь лишнего.

— Убить? Меня? Ох, рваные туфли! Не пугай, Саныч, — чуть не подавился пельменем Эдик.

— Если все сделаешь правильно и как я скажу, то тебе ничего не грозит, — тут же парировал я.

Мол, не просто так пугалки раздаю, а сейчас всё объясню детально.

— Мне уже ссыкливо… Может, я просто покушаю и пойду?

— Нет уж… Тебе деньги нужны? Нужны… Вот пока ты не у дел, будешь осведомителем моим, а за это денежку платят, так-то. Если ты не знал…

— Денежку? — оживился фарцовщик. — А сколько?

— На жизнь хватит, — хмыкнул я.

Конечно, Эдик мой кореш, и делать из него настоящего оплачиваемого осведомителя, которого шифруешь и проводишь по ведомостям, я не собирался. Это я преподнес ему так, чтобы помочь материально. Вижу, что на мели. Подкину из своих запасов деньжат, пусть думает, что государственные. Ну и помощь мне его действительно нужна. Не за красивые глаза приплачивать собираюсь.

— Так, а что делать надо? Меня же не поймут, если узнают, что я ментам стучу…

— Будешь работать скрытно… Никто не узнает. Мне нужна от тебя информация вот на этого человека, — я положил фотокарточку Сафрона Грицука на стол, ее дала мне Вера. — Анкетные данные с обратной стороны написаны.

— Ну и рожа! Это кто? Убери фотку, Саныч, мне уже даже от нее не по себе.

— Не ссы, Эдик… Вот тебе на расходы, кстати — из государственной казны, — я положил перед ним двадцать пять рублей одной купюрой. — А работа твоя вот в чем будет заключаться. Ты в городе многих знаешь, блатоту, шаромыжников. Поспрашивай вот за этого типа, деньгу разменяешь, кого надо — подмаслишь пятерой или чириком, остальные себе возьмешь.

— Ну-у… можно, попробовать, ага, — Эдик несмело потянулся за деньгой, перехватил мой взгляд, полный одобрения, и радостно сунул купюру в карман.

Я знал, что Эдик парень пробивной, никого он подмасливать не будет, сам все разрулит, а деньги себе возьмет. Ну и пусть, на это я и рассчитывал.

— Короче… Это беглый зэк, есть информация, что он в Зарыбинске осел.

— Ха! У нас? Да ну, не верю. А что ему делать тут? Городок у нас красный, по понятиям никто не живет, пахана в Зарыбинске не имеется и отродясь не было. Он, может, попутал чего?

— Попутал — не попутал, это оставь мне, — хмыкнул я. — Разберусь. Вряд ли, конечно, его кодла мелкая знает, но если есть выход на более серьезных людей, поспрашивай. Скупщики, барыги, прочий нечистый на руку элемент мог его заприметить. Сам понимаешь, что обратиться он к ним запросто может. А деньги у него имеются. Он здесь у родственника заховался.

— А родственник кто?

— Информации нет, известно только, что служил во время войны у фрицев.

— Ого! Предатель, — уже с серьёзным видом присвистнул Эдик.

Конечно, в этом вопросе двух мнений быть не может — понятно, что взгляд фарцовщика сразу потяжелел.