Буря разразилась через пару дней после произошедшего в кабинете ректора. Внезапно в Тюбинген заявились представители государственной безопасности и полиции, вместе с чиновниками соответствующих направлений, но самым неприятным стало явление мага из Берлина. Герра Зигфрида допрашивали второй час, сначала простецы, а потом и маги, вывернув буквально наизнанку.

      — Вы утверждаете, что применили принуждающие чары, — задумчиво произнес маг из Берлина. — К чему вы хотели принудить и как?

      — К даче клятвы истинного целителя, — признался допрашиваемый. — Они должны были оказаться в серьезной опасности, где защиты, на первый взгляд не было.

      — А тут вы, на белом коне, — понимающе кивнул посланец Берлина. — И как они отреагировали?

      — Провели ритуал отказа от магических сил, — потерянно ответил герр Зигфрид. — Такого от них никто не ожидал.

      — От двух подростков, едва за шестнадцать, хотя по документам им двадцать, — проговорил берлинец с характерным акцентом. — От двух, фактически, детей, сирот, убежавших из Британии впереди собственного визга… Ну да, ну да… И что сказали психологи?

      — Мы не консультировались у психологов, — подписал себе приговор декан факультета колдомедицины.

      — Не консультировались, — маг из Берлина пытался поставить себя на место этих подростков, ежедневно спасавших жизни, и понимал, что после такого он бы убежал хоть на край света. Впрочем, судя по таможенной статистике, они так и поступили, убежав туда, где их не то, чтобы достать, но даже найти будет совершенно невозможно. — Что случилось в кабинете ректора?

      — Юные Боки как-то поняли, что их гипнотизируют, — сообщил то, что знал, герр Зигфрид. — И начали сопротивляться, а потом забрали документы, дочь и просто исчезли.

      — Итого, вы все лишили Германию перспективных магов, целителей и врачей, — заключил берлинец, с интересом поглядывая на моментально вспотевшего колдомедика, понявшего, чем это пахнет. И если полицейские простецов просто добились увольнения ректора, то в магической части выводы, сделанные магом, звучали, как государственная измена. У декана факультета колдомедицины, также как и у Главного Целителя местной клиники, начинались очень интересные дни. Правда, не для них интересные.

      Заваривший эту кашу юрист потирал руки, получив премию от своего начальника в магической части Германии, а вот двое молодых людей, послуживших хорошим поводом «встряхнуть это болото», парковались возле небольшой гостиницы. В ресторане им обрадовались как родным, и вкушая привычную с детства еду, Марина не могла, да и не хотела сдерживать слезы, она чувствовала себя дома, пусть ненадолго, но чувствовала. Казалось, сейчас откроется дверь и войдет улыбающаяся мама Эльза или бабушка Марья.

      В этот вечер Марина очень много плакала, скучая по Марьюшке. Задавленные воспоминания всплыли, и девушка просто плакала, стараясь не разбудить Машеньку. Виктор состояние супруги понимал очень хорошо, ему и самому было тоскливо и спокойно одновременно, поэтому он просто лежал рядом с девушкой, обнимая и гладя по голове ту, что была для него самой-самой.

      Наутро фольксваген «гольф» серого цвета с немецкими номерами отправился дальше. Дороги у русских были лучше всяких похвал, ограничение скорости удовлетворительное, заправки и зоны отдыха натыканы часто, поэтому двигались плавно и спокойно. Остановившись на обед, дали ребенку поиграть на находившейся здесь же детской площадке, немного отдохнули и рванулись к следующей гостинице. Заканчивался предпоследний день путешествия. Что их ждало впереди, молодые люди не знали, но очень надеялись на сказку.

Часть 20

      С самого утра Машенька вела себя несколько беспокойно, будто предчувствуя что-то. Она улыбалась, пыталась что-то рассказать, но Марина разобрала только слово «бабушка», сказанное ребенком по-русски, хоть и с поправкой на то, что некоторые звуки доченьке еще не давались. Да и Виктор ехал быстро, ощущая себя так, как будто что-то подталкивало его вперед, а Марина просто улыбалась, как будто возвращалась домой.

      В таком радостном ожидании мелькали города и деревни, вполне привычная взгляду иностранная машина с непривычными номерами ехала по шоссе. Встреченные служители закона на постах только провожали автомобиль взглядом, не стараясь остановить, чтобы спросить, «за каким» им понадобилось в российской глубинке. Так пронеслось время, день перевалил за полдень, и семья остановилась пообедать в маленькой деревушке.

      — Куда мчитесь, касатики? — поинтересовалась сморщенная старушка у Виктора, когда он наливал студеную воду во фляги.

      — Домой, бабушка, домой, — ответил юноша, чувствуя, что так оно и есть. — Туда, где ждут.

      — Это правильно, — покивала женщина головой. — Погуляли и будя, — она будто бы точно знала их историю, глядя на кормление маленькой веселой капризульки с материнской улыбкой, отчего Машенька присмирела, позволив себя накормить. — Доброй дороги вам.

      — Спасибо, бабушка, — ответил Виктор, неожиданно для себя поклонившись в пояс. Когда он распрямился, никакой старушки вокруг не было, деревня казалась вымершей, но именно эта встреча всколыхнула надежду в глубине души, заставив юношу улыбаться.

      — Витя, сколько нам осталось? — в России молодые люди говорили только по-русски, привыкая к звучанию языка и прогоняя акцент.

      — Совсем немного, любимая, — ответил ее любимый муж, — километров сто или около того.

      — Вот и ладненько, — повеселела Марина, обнимая Виктора. Машенька сразу же присоединилась к обниманию папы. — Поехали?

      — Невтерпеж? — понял юноша, широко улыбаясь, и кивнул. — Поехали.

      Дорога будто сама ложилась под колеса, помогая порядком утомившемуся Виктору. Проносились верстовые столбы, хоть и назывались они теперь иначе, деревья, одинокие дома и небольшие деревни. Вдали из-за холма показался густой лес, на самой опушке которого стояла маленькая, в три дома, деревенька, где должен был закончиться их путь.

      Машенька подпрыгивала от нетерпения в своем кресле, вся напряглась и Марина, а Виктор, помня коварство подобных деревень, чуть сбросил скорость. Девушка положила свою руку поверх его, поддерживая, и вот несколько минут спустя автомобиль, проехавший не одну сотню километров, покачиваясь на неровностях дороги, тихо остановился у того дома, куда им было нужно. Семья Бок сидела в машине, будто опасаясь выйти, но Виктор наконец выдохнул, вдохнул и вышел из машины, помогая выйти и Марине, после чего вытащил из кресла Машеньку, взяв ту на руки. Трое путешественников медленно подошли к открытой нараспашку калитке.

      — Если открыто, — произнесла Марина, отчего-то дрожа, — значит, можно входить.

      — Если можно, то заходим, — кивнул Виктор, они почти одновременно сделали шаг вперед. В этот момент мир будто качнулся, пойдя волной, Марина оглянулась, но увидела лишь пустую улицу, на которой не было и следа их автомобиля. Она тихо вскрикнула, на что обернулся муж, но неожиданно не стал пугаться, а подтолкнул девушку к крыльцу дома. — Этого следовало ожидать, не бойся, все в порядке.

      — Ну раз ты так говоришь, — с сомнением протянула Марина, — то значит, так оно и есть.

      — Конечно, родная, давай, женщина рода, стучи, — приглашающе кивнул на дверь Виктор Бок.

      На стук вышла старушка, неуловимо похожая и на бабушку Марью, и на встреченную на дороге женщину. Старушка внимательно осмотрела гостей и вдруг улыбнулась так добро и нежно, что молодые люди сразу же улыбнулись ей в ответ, а Машенька и так улыбалась всему миру, чуть не пища от избытка чувств.

      — Ну, добро пожаловать, гости дорогие, — улыбнулась им старушка. — Пожалте в дом, откушаете, что положено, а там и в путь-дорожку соберемся.

      — Не поздно будет? — спросила Марина, помня о том, что, когда они подъезжали, вечерело.