— Где Демидыча найти?

— А на кой он вам, дядя? — спросил ушлый паренек, при этом с нескрываемым интересом разглядывая Тулуша.

— Лодка нужна до Михайловска, с мотором, — громко и четко произнес я, чтобы вся улица меня слышала.

Она вроде и пуста, но я знал, что сейчас из-за шторок и оконных «паутинок» на меня таращатся несколько пар глаз из окрестных домов. Здесь нет телевизора и кинотеатра, и самое лучшее развлечение для местных — это смотреть в окно, особенно в такой момент, когда на улице «показывают» разных чужаков и Тулушей.

— Дай рупь, провожу, — нагло щурился рыжий.

— Харя не треснет? Много тебе будет, на вот мелочь, — я отсыпал ему в ладонь медяков, которые завалялись в кармане олимпийки.

Конечно, Демидыча я бы и сам нашел, сказали же — у пристани, первый дом слева, но нужно разыграть перед деревней представление, иначе не поверят.

— Вот ты жмот, дядя, — цокнул парень.

— Поговори еще, — я отвесил ему легкий профилактический подзатыльник. — Веди к Демидычу.

— Пошли… — почесав затылок, парень присмирел и повел нас к реке.

На пологом берегу лежала россыпь самодельных деревянных лодок разной степени потертости. Длинные и узкие, как африканские гавиалы. Борта изнутри и днище у наиболее старых залиты гудроном, как черным панцирем. Некоторые лодки метров по семь-десять длиной. Для местных лодка — это все, и машина, и грузовик, и средство связи с внешним миром. На такие деревяги они грузили до тонны груза. Ходили они на них на покосы, возили сено, доски, сопровождали сплав бревен. Ну и, естественно, рыбачили. Ставили сети и рыжовки.

— Эво его дом, — махнул рукой на хибарку почти на самом берегу пацан.

— Свободен, спасибо.

— Дядь, дай сигаретку!

— Мал еще, пшел! — изобразил я городского пижона (а в понимании местных — наверное, скорее, барина), который простой люд не только не признает, а вообще презирает.

— Ну точно жмот! — прокричал пацан и рванул бежать прочь.

— Зачем так громко говорить, Саныча? — дивился Тулуш. — Вся деревня знать, что мы здесь. И хуже — что мы плыть собрались.

— Так нужно, — я хотел уже было объяснить ему мой план, но из-за ветхой изгороди, больше обозначавшей границы, чем защищавшей участок, выглянула бородатая морщинистая морда в картузе и с цигаркой в зубах.

— Чаво нать, городские? — прошамкала морда полубеззубым ртом.

— Привет, отец, ты будешь Демидыч?

— А кто спрашает?

— Да нам до Михайловска нужно. Срочно! Туристы мы. Заблудились. Леший водил.

— Врешь, — шипел старик. — Не туристы вы… Шпиёны вы!

Он вдруг достал откуда-то двустволку и направил прямо на нас.

— А ну, хенде хох! Китайцы!

— Слышь, Демидыч! — я на всякий случай поднял лапы в гору и Тулушу кивнул, чтобы повторял за мной (он уже зорким глазом примеривался, какой взять камень с земли, чтобы вырубить деда). — Какие на хрен мы тебе китайцы? Ты хоть раз их видел? Русские мы…

— И он русский? — недоверчиво ткнул стволом в Салчака Демидыч.

— Еще какой русский. С чего ты взял, что мы китайцы? Где Китай — и где Мохово? И вообще, даже если и было бы так… Русский с китайцем — братья навек! Забыл? Эх, деревня…

Я аккуратно усмехнулся, делая вид, что я парень простой, что твои две копейки.

— Служил я на китайской границе, — продолжал гудеть тот. — Знаю, какие они хитрожопые. Не братовья они нама! А ну пущай по-русски этот что-нибудь сбалакает.

— Тулуш, скажи по-русски, — повернулся я к напарнику. — Ну!

— Матрешка, балалайка, водка, — выдал тот с улыбкой.

Юмор у Тулуша определенно есть, а вот дед не оценил.

— Я же говорю, иностранец! — вскинул он еще более рьяно ружье, хотя куда уже больше. — А ну носом в землю! Лягайте, я сказал!

— Твою мать, отец… ладно, смотри… Я медленно сейчас достану из кармана докУмент. Не дёргайся.

— Какой-такой документ?

— Тайны хранить умеешь?

Тот свёл мохнатые брови.

— Все в себе держу… Еще с сорок первого.

— Из милиции мы, здесь на спецзадании. Во, глянь! Удостоверение. Будешь нашим добровольным помощником.

— Из милиции, говоришь? А что сразу не сказал? — дед тут же опустил ружье и даже не стал рассматривать корочки.

Одного моего слова, что я сотрудник, ему было вполне достаточно.

— Сейчас сделаем так… — продолжал я. — Ты заводишь свою лодку и везешь нас со старшим лейтенантом Китайцевым в сторону Михайловска. Понял?

К счастью, Тулуш молчал и ждал.

— А чего тут не понять? — дедок склонил голову набок. — А какое у вас тут задание секретное? Ась?

— В лодке расскажу, — прошептал я, многозначительно оглядываясь. — Сам понимаешь, здесь могут быть уши…

— Все, товарищ мильцанер! Бегу! Помоги, Христа ради, «Ветерок» на транце распять.

— Чего?

— Я говорю, мотор на лодку повесить надо.

— Командуй, отец.

Я думал, он побежит, но старик не побежал, а не торопясь вышел из-за забора, и только сейчас мы увидели, что левая нога у него деревянная. Вот почему он не занят на рыбном промысле и целыми днями дома, как сказала угрюмая незнакомка.

Я помог дотащить из сарая на пристань старый лодочный мотор «Ветерок-8» и нацепить его на одну из старых лодок. Пока старик возился с ним и дергал пусковой трос, плюя себе каждый раз на ладони, я наконец, рассказал Тулушу свой план.

— Мы сделаем вид, что ушли в Михайловск, а сами вернемся в деревню.

— Они здеся, — прошептал Тулуш, кивая.

— Знаю, — кивнул я в ответ. — Ты тоже заметил?

Тот посмотрел грустным взором на реку, и мне показалось, что удивительно хорошо видит не только то, что далеко, но и то, что ещё только будет.

— Плохо тут, Саныч. Беда… Ружье в том доме на стене видел, а из ствола дымом пахнет. Только что стреляли. И в избе пахнет. На полу — пятно мокрое, затерли, мыли.

— Думаешь, убили хозяина?

— Кровь мыли, — кивнул Тулуш.

— Я думаю, они где-то в комнате засели, — продолжал я размышлять. — Хозяйка нервная и расстроенная. Пыталась нас выпроводить. Сказала, что ребенка разбудим и мешаем. А вот ребеночек ни разу не пискнул и не шевельнулся. И в доме нет ничего — ни пустышек, ни погремушек всяких. Путь даже самодельных. Как без этого ребёнку? А еще во дворе не сушатся пеленки.

— Туфта это, а не ребенок, — кивнул Тулуш.

— Тоже так считаю. Свернула куклу, а когда я спросил, как зовут ваших детей, сказала, что Гришка. Это значит, один у нее сын. И сын этот гораздо старше. Потому что обутка его стоит у порога. Судя по размеру, лет семь-десять пацаненку. Сандалии дома, значит, и сам он дома. Вот только не вышел. Это значит — что?

— На мушке держат, — подытожил Тулуш, шепча сквозь зубы.

— Правильно. Притаились, гады, взяли пацана в заложники, мужика уже пристрелили, а бабенку запугали и велели любым способом от тех, кто за ними придёт, избавиться. Вот я и сказал, что в Михайловск по реке пойдем. А сами крюк сделаем и вернемся пешком.

— А с этим что делать будем? — кинул на Демидыча напарник острый, цепкий взгляд. — Того его?

Он резко провел по горлу большим пальцем.

— Ты чего, старлей? — выдохнул я. — Мы же милиции.

— Расскажет… Ненадежный, как его хромая нога. Болтливый. Лодка топить надо, а его вязать.

Я не стал спорить с Салчаком.

— Разберемся. Пошли грузиться.

«Ветерок», наконец, затарахтел, выплевывая клубы густого синего дыма с едким запахом горелого масла.

Дед и я уселись в лодку, а Тулуш умело столкнул её в воду. Замочил ноги по колено, а после запрыгнул на борт. Старик гордо напялил бескозырку с надписью: «Балтийский флот».

Малокобыльный «Ветерок» не спеша толкал семиметровое судно. Сил вывести такую лодку на глиссер у движка, естественно, не было. Но здесь такое не обязательно — течение тихое, и мощностей мотора хватало, чтобы потихоньку плестись со скоростью пешехода. Интересно, а вот обратно, против течения, он как пойдет? Да не важно… Обратно на лодке я и не собирался. Но такая неспешность все же раздражала.